Чтобы побыстрее добраться до главного, Эф достал из кармана деньги, отделил десятку и протянул мужчине с коробкой. Сетракян отдал ему и салфетку с приборами: – Забирай. Серебро ненастоящее. Мужчина с благодарностью взял все и попятился с коробкой под мышкой: – Благослови вас Бог. – Что ж, довольно скоро увидим. – И с этими словами Сетракян вошел в ломбард. Эф проводил взглядом свои деньги, уходящие по улице, потом последовал за стариком. – Свет на стене справа. Сетракян вновь запер решетку. Нора щелкнула всеми тремя выключателями сразу, осветив стеклянные выставочные шкафы, полки с товаром и прихожую, где они стояли. Магазин был маленький, словно вбитый в городской квартал ударом деревянного молотка. Первым делом в голову Эфа пришло слово «утиль». Горы и горы утиля. Старые стереосистемы, видеомагнитофоны и прочая устаревшая электроника. Стена музыкальных инструментов, включая банджо и пульты для электронных гитар из восьмидесятых годов. Культовые статуэтки и коллекционные тарелки. Несколько проигрывателей и маленькие микшерные пульты. Запертый стеклянный прилавок с дешевыми брошами и разной бижутерией. Одежда, главным образом зимние пальто с меховыми воротниками. При виде всего этого барахла сердце у него упало. Он тратит драгоценное время на безумца? – Послушайте, – обратился Эф к старику, – один наш коллега… мы думаем, он заражен. Сетракян прошел мимо него, постукивая по полу большой тростью. Рукой в перчатке он поднял прилавок, закрепленный с одной стороны на петлях, пригласил Эфа и Нору пройти: – Мы поднимемся наверх. Лестница привела их к двери на втором этаже. Прислонив трость к стене, старик, прежде чем войти, прикоснулся к мезузе. Они очутились в старой квартире с низкими потолками и истертыми коврами. Мебель не сдвигали с места лет тридцать. – Вы голодны? – спросил Сетракян. – Поищите тут, что-нибудь да найдете. Он поднял крышку со стоявшего на столе замысловатого контейнера из-под пирожных и достал изнутри пачку бисквитов «Девил догз». Старик достал один, снял с него целлофановую упаковку: – Нельзя истощать запасы энергии. Их нужно пополнять. Она вам понадобится. Старик с бисквитом в руке ушел в спальню, чтобы переодеться. Эф оглядел маленькую кухню, потом посмотрел на Нору. Помещение пахло чистотой, несмотря на беспорядок. Нора взяла со стола, у которого стоял только один стул, рамку с черно-белой фотографией молодой женщины. Черные как смоль волосы, простое темное платье. Женщина позировала на громадной скале, выпиравшей из пустынного пляжа, симпатичное лицо озаряла победная улыбка. Эф вернулся в коридор, через который они прошли, посмотрел на старые зеркала, развешенные по стенам, десятки зеркал, самого разного размера. Потемневшие от времени, они едва отражали свет. Старые книги стопками лежали у стен, сужая коридор до узкой тропы. Старик вернулся, поменяв один костюм на другой, твидовый, тоже с жилеткой, при галстуке, в коричневых кожаных туфлях. Только перчатки на изуродованных руках остались прежние. – Я вижу, вы коллекционируете зеркала, – заметил Эф. – Определенные зеркала. Я обнаружил, что в старинных зеркалах истина видна лучше всего. – Вы готовы рассказать нам, что происходит? Старик склонил голову набок: – Доктор, это будет не рассказ. Откровение. Мимо Эфа он направился к двери, через которую они вошли в квартиру. – Пожалуйста… пойдемте. Эф спустился за ним по лестнице, Нора – следом. Они миновали торговый зал на первом этаже и далее спустились уже по винтовой лестнице. Старик переступал со ступени на ступень осторожно, держась одной рукой за железные перила. Его голос наполнял узкий проход: – Я считаю себя хранилищем древних знаний, полученных от умерших людей и почерпнутых из давно забытых книг. Знаний, собранных за долгую жизнь… – Остановив нас у морга, вы кое-что сказали, – прервала его Нора. – Дали понять, что вам кое-что известно о трупах, доставленных с самолета. О том, что они не разлагаются, как положено. – Совершенно верно. – И на чем основывается это ваше предположение? – На моем опыте. На лице Норы отразилось недоумение. – На опыте, связанном с другими авиационными инцидентами? – Тот факт, что трупы находились в самолете, чистая случайность. Я сталкивался с этим феноменом раньше. В Будапеште. В Басре. В Праге и в десяти километрах от Парижа. Я видел такое в маленькой рыбацкой деревушке на берегу Желтой реки. Я видел это на высоте двух тысяч метров в Монголии. И – о да! – я сталкивался с этим в Америке. Находил следы. Обычно от этого отмахивались как от случайности или объясняли бешенством, шизофренией, безумием, а в последнее время заговорили о серийных убийствах… – Подождите-подождите. Вы видели трупы, которые не разлагались? – Это первая стадия, да. – Первая стадия, – повторил Эф. Витая лестница привела к запертой двери. Сетракян достал ключи, отделил нужные, отпер два висячих замка, большой и маленький. Дверь распахнулась внутрь, автоматически зажегся яркий свет, они вошли в большой подвал. Прежде всего взгляд Эфа упал на древнее оружие, выставленное у стены: полный комплект рыцарских доспехов, железные пластины, защищающие торс и шею японского самурая, плетеные кожаные нагрудники и многое, многое другое. Хватало здесь мечей, кинжалов, ножей с клинками из сверкающей стали. Более современные вещицы лежали на длинном деревянном столе, с аккумуляторами, вставленными в зарядные устройства. Эф узнал приборы ночного видения и модифицированные гвоздезабивные пистолеты. И зеркала, по большей части карманные, поставленные так, что он мог видеть себя, изумленно уставившегося на эту выставку… чего? – Магазин… – старик указал на потолок, – обеспечивает меня средствами на жизнь, но я занялся этим делом не из любви к транзисторам или фамильным драгоценностям. Он закрыл дверь, и вокруг нее по всему периметру загорелся черный свет: в светящихся трубках Эф узнал ультрафиолетовые лампы. Световой барьер создавался с тем, чтобы не пропускать в подвал микробы? Или что-то еще? – Нет, – говорил старик, – я купил ломбард, потому что он обеспечивал мне доступ к подпольному рынку, имеющему отношение к эзотерике. Старинные вещи, книги. Приобреталось все тайком, но по большей части законным путем. Для моей личной коллекции. Для моих исследований. Эф вновь огляделся. Представленное в подвале скорее походило не на музейную коллекцию, а на маленький арсенал. – Для ваших исследований? – переспросил он. – Именно. Многие годы я был профессором восточноевропейской литературы и фольклора в Венском университете. Эф посмотрел на старика. Действительно, он одевался, как венский профессор. – Вы ушли на пенсию, чтобы стать владельцем ломбарда в Гарлеме? – Я не ушел на пенсию. Меня заставили уйти. С позором. Некие силы объединились против меня. И однако, я оглядываюсь назад и понимаю, что, канув тогда в небытие, спас свою жизнь. – Он повернулся к ним лицом, заложил руки за спину, по-профессорски. – Это бедствие, ранние стадии которого мы сейчас видим, существовало столетия. Тысячелетия. Я подозреваю, хотя и не могу этого доказать, что его история восходит к началу веков. Эф кивнул, но не потому, что понимал старика. Просто радовался, что наконец-то они сдвинулись с мертвой точки. – Так мы говорим о вирусе? – Да. В каком-то смысле. О штамме болезни, которая разлагает как тело, так и душу. Старик стоял так, что мечи на стене справа и слева от него казались Эфу и Норе стальными крыльями. – Вы говорите, вирус? Да. Но я предпочитаю другое слово, тоже начинающееся с буквы «в». – И что это за слово? – спросил Эф. – Вампир. Слово, произнесенное с жаром, на мгновение, казалось, повисло в воздухе. – Вы думаете, – продолжал Сетракян, бывший профессор, – о мрачном типе в черном атласном плаще. Или об отчаянном властолюбце со скрытыми клыками. Или о какой-то экзистенциальной душе, обремененной проклятием вечной жизни. Или… в общем, о Беле Лугоши в компании Эббота и Костелло[51]. Нора снова оглядела подвал: – Я не вижу ни распятий, ни святой воды. И чеснока вроде бы нет. – Чеснок определенно повышает иммунитет и зачастую очень полезен. Поэтому его присутствие в мифологии биологически оправданно. Но распятия и святая вода? – Сетракян пожал плечами. – Продукты своего времени. Продукты воспаленного воображения викторианского писателя и религиозного климата той эпохи. Сомнение на лицах Эфа и Норы не удивило старика. – Они существовали всегда, – продолжал он. – Гнездились, кормились. Тайно и в темноте, такая уж у них природа. Их семеро, они известны как Патриархи. Владыки. Их больше чем по одному на континент. Как правило, они не одиночки, живут кланами. До последнего времени… последнего с учетом их бесконечного жизненного цикла… они селились на огромной территории, объединяющей то, что сегодня нам известно как Европа, Азия, территория России, арабский мир и Африканский континент. То есть в Старом Свете. Потом среди них произошел раскол. Причина конфликта мне неизвестна. Знаю только, что случилось это за много столетий до открытия Нового Света. Потом создание американских колоний открыло дверь в новый, богатый, стремительно развивающийся мир. Трое Патриархов остались в Старом Свете, трое отправились в Новый. И первые и вторые уважали сферу влияния каждой стороны, поэтому сохранялось установленное перемирие. Проблемой стал седьмой Патриарх. Он – отшельник, одиночка, повернувшийся спиной к обоим кланам. И пусть пока я не могу ничего доказать, внезапность случившегося наводит меня на мысль, что это его рук дело. – Это? – спросила Нора. – Вторжение в Новый Свет. Срыв перемирия. Нарушение баланса их существования. Развязывание войны. – Войны вампиров, – уточнил Эф. Сетракян сухо улыбнулся: – Вы все упрощаете, потому что не можете поверить. Уменьшаете, принижаете… Потому что приучены сомневаться и разоблачать. Сводить все к известным фактам, чтобы находить легкие решения. Потому что вы – доктор эпидемиологии, человек науки, и потому что это Америка, где все известно и понятно, Бог – милосердный диктатор, а будущее всегда светлое. – Сетракян как мог, мешали скрюченные пальцы, хлопнул в ладоши. – Такой здесь настрой, и это прекрасно. Я говорю не в насмешку. Это прекрасно – верить только в то, во что хочется верить, и пренебрегать всем остальным. Я уважаю ваш скептицизм, доктор Гудвезер. И говорю это вам в надежде, что вы с уважением отнесетесь к моему опыту в этом вопросе и допустите мои доводы в ваш высокоорганизованный, нацеленный на решение научных проблем разум.