Разумеется, мои провисшие веки стоят на первом месте в списке воображаемых операций, которые никогда не будут сделаны, – страховые компании не хотят платить за дорогущую косметическую хирургию. К тому же после пересадки большого пальца с ноги на руку мы решили устроить перерыв. Дать передышку моему телу и банковскому счету Гленна. Откровенно говоря, я наслаждалась отдыхом от беспрерывной череды операций, пересадок кожи и хождения закутанной в бинты, точно мумия. Каждый раз я надеялась, что, сняв тонкую ткань, вновь увижу себя прежнюю. Надежда выматывает. Доктор Лейн стоит в центре круга, одетая подобающим психологу образом: в юбку-карандаш и блузку с коротким рукавом. Я о такой и мечтать не смею – в ней станут видны шрамы на руках. Доктор Лейн начинает приветственную речь, когда двери вдруг распахиваются и в зал въезжает девушка на кресле-каталке. – Извините за опоздание! – громкий голос разносится эхом. Ее темные волосы забраны в высокий хвост, открывая ожоги на шее, – багровое пятно почти доходит до подбородка. Правый рукав у нее в ярко-розовую полоску, и я не сразу понимаю, что это компрессионное белье. Правая нога тоже полосатая, а левая закована в такой же ярко-розовый, но без рисунка, гипс. Девушка походит на плод любви зебры и психоделического клоуна. Она въезжает в круг из стульев и обводит нас взглядом. – Хм, что-то это не похоже на сборы перед забегом по пересеченной местности. Скрывая смешок за кашлем, я замечаю, что кроме меня никто не смеется. Девушка улыбается мне, а доктор Лейн терпеливо улыбается ей. – Мы как раз собираемся познакомиться друг с другом. Пайпер, может, начнем с тебя? Девушка выпрямляется в кресле. – Я Пайпер. Попала в автокатастрофу шесть недель назад, в канун Нового года. Бо́льшая часть правой стороны моего тела покрыта ожогами второй степени. Все кости в моей ноге раздроблены. – Она хлопает по розовому гипсу. – У меня немного поврежден позвоночник, но это излечимо, так что в кресле я, тьфу-тьфу, ненадолго. А вот шрамы останутся со мной навсегда. Что еще? – Она задумчиво гладит подбородок. – Ах да, я люблю долгие прогулки на кресле по пляжу. По гороскопу я Телец. Вторым представляется парень, но закончить у него не получается – он начинает плакать, и сквозь всхлипы мне удается разобрать что-то о костре и взрыве канистры с бензином. Я угадала. Девушка без ожогов почти десять минут рассказывает о своих невидимых нам повреждениях от пожара, произошедшего из-за утечки газа, когда она была маленькой. Почему она до сих пор об этом переживает? Слушая их признания, я мысленно переношусь в ожоговое отделение, пациенты которого мерились степенями ожогов и процентами повреждений кожи, словно наградами. У меня обожжено шестьдесят процентов кожи, и почти везде третья степень – просто жуть. Огонь уничтожил все на своем пути: волосяные луковицы, потовые железы, жировые клетки и нервы. Руки обгорели практически до костей – это четвертая степень. Есть ожоги и второй степени, но они выглядят несерьезно по сравнению с остальной выжженной территорией. Да, они красные, припухлые и бросаются в глаза, однако затронут только верхний слой кожи. Самое странное, что поначалу именно они чертовски сильно болят, в то время как ожоги гораздо хуже практически не ощущаются – нечем чувствовать, нервные окончания сожжены. Настоящей боли не чувствуешь, пока медсестры не начнут удалять обожженную кожу перед пересадкой. Когда раны настолько глубоки, боль причиняет их излечение. Я понимаю, что все смотрят на меня. – Повторите, пожалуйста, что я должна сказать. – Что-нибудь о себе. Решай сама, сколько и о чем, – говорит доктор Лейн. Шею закололо, будто иголками. Все смотрят на меня и ждут подробностей возникновения моей лоскутной кожи. – Меня зовут Ава. Я недавно переехала сюда из Юты. Учусь в школе «Перекресток». Они ждут, но я молчу, и все взгляды устремляются на доктора Лейн. Первой тишину нарушает Розовая Зебра. – Э-э… ты не собираешься рассказать нам о своих шрамах? – Пайпер, я же просила тебя, – вмешивается доктор Лейн. – Доктор Лейн, по-моему, она знает, что обожжена. – Розовая Зебра поворачивается ко мне и в насмешливом испуге прижимает руку к губам. – О боже, неужели я только что раскрыла твой секрет? – Пайпер! Хватит! – обрывает ее доктор Лейн. – Следующие несколько месяцев вы все можете рассказывать о себе ровно столько, сколько захотите. Не существует правильных ответов и правильного количества информации. Бросив пристальный взгляд на невинно улыбающуюся девушку в инвалидном кресле, доктор Лейн принимается рассказывать о том, что каждую неделю мы будем обсуждать новые возможности, придающие нам силы. – Сегодня мы вкратце обсудим силу слов. Они имеют силу, потому что мы придаем им значение. Ненависть. Любовь. Надежда. Гнев. Давайте начнем со слов, которые описывают вас. Какое слово подходит вам больше всего? Воцаряется неловкая тишина. Доктор Лейн обводит нас взглядом, однако молчит даже Болтушка без шрамов. Доктор Лейн приятно удивлена, когда я поднимаю руку. – Сегодня одна девушка назвала меня Фредди Крюгером. – Ого, неслабо отожгла, – хихикает Пайпер. Прищурившись, доктор Лейн смотрит на Пайпер, но обращается ко мне: – Имена – тоже слова, но сегодня мы все же обсудим слова, которые используем для описания себя. Она поворачивается к белой доске и пишет слово «жертва». – Какие ощущения вызывает у вас это слово? – Боль, – отвечает девушка без шрамов. – Безнадежность, – добавляет парень. Доктор Лейн пишет слово «выживший». – А это? – Надежда, – говорит парень. – На этой неделе обращайте внимание на то, как говорите о себе. Используйте слова, которые придают вам сил, а не отнимают их. Она пишет еще несколько слов, над которыми нужно подумать – «безобразный, искалеченный, обожженный, красивый, слабый, сильный, исцеление», – и раздает нам толстые блокноты в бело-серой обложке. – Пишите в них все, о чем не хотите говорить вслух. Самое главное, что вы контролируете ситуацию. Вам не под силу изменить то, что произошло, но вы можете контролировать свои мысли. Ваша жизнь изменилась. Моя цель – помочь вам найти свою новую норму. Предварительно рассказав об этикете групп поддержки, доктор Лейн разрешает нам подойти к столу с закусками. Она объясняет, что группа – это наше безопасное место и что важно рассказывать о своих травмах. Чушь, в общем. У стола с закусками Пайпер подъезжает ко мне ближе. – Это первая твоя группа? Я качаю головой. – Не-а, я просто ошиблась дверью. Думала, здесь кастинг моделей. Пайпер смеется. – Ох. Не дай бог Лейн услышит твои шутки. – Ее лицо принимает нарочито постное выражение. – Ведь терапия выживших при пожаре – дело серьезное. – Понятно. Значит, ты уже не новичок? – интересуюсь я. – Ага, я преданная поклонница групп поддержки. Родители себя не помнят от радости, считают, что у меня наметился прогресс. Пайпер пытается взять чашку, но не дотягивается. Я передаю ей чашку, и когда наши пальцы соприкасаются, Пайпер даже не вздрагивает. – Спасибо. Значит, тоже учишься в «Перекрестке»? И вдруг я понимаю, что именно эту девушку имел в виду Гленн. Именно она, по мнению Коры, может стать моей лучшей подругой. – Типа того. Сегодня был первый день. – О боже, могу себе представить, как тебя приняли – с таким-то лицом. Трудно пришлось? Вспоминаю взгляды, перешептывания, парня, швырнувшего в меня карандаш, – лицо у него было такое, словно он призрака увидел… – Несладко. – Точно, мы не слишком добры к аутсайдерам, – сунув в рот печенье, признается Пайпер. – Ты же видела талисман школы? Того ксенофобного Викинга, у которого проблемы с управлением гневом? – Его трудно не заметить. Но я там долго не пробуду. Это нечто вроде пробной вылазки в реальную жизнь. Через две недели все смогут забыть о моем существовании. Склонив голову набок, Пайпер насмешливо улыбается. – Самое душещипательное признание из всех, что я слышала. – Она достает свой телефон – ярко-розовый, в тон полоскам на ее одежде. – Ну, раз уж я знаю о твоем существовании, скажи свой профиль. – У меня его нет. – Кем надо быть, чтобы не вести страничку в социальной сети? – Не хочу быть Капитаном Очевидностью, но… – Я указываю на свое лицо. – Наверное, нужно быть человеком, которому фильтры не помогут.