Пожалуй, «бойня» – это еще слабо сказано. Я, разумеется, знаю, как реагируют на меня люди. Я привыкла к пристальным взглядам в магазинах или в ожидании зеленого сигнала светофора в машине. Впрочем, люди не виноваты – я для них человеческий эквивалент аварии из нескольких машин: не смотреть невозможно. Я научилась профессионально разбираться в реакциях и свела их к нескольким наиболее распространенным: 1. Отвращение. 2. Бесстыдное разглядывание. 3. Страх. 4. Жалость. 5. Неистовое дружелюбие. 6. Агрессивное игнорирование (будто я невидимка). 7. Снисходительность (как будто у меня повреждение мозга). Никогда не угадаешь, кто и как отреагирует, хотя дети чаще всего испытывают отвращение и громко спрашивают у матерей, почему мое лицо похоже на бекон. Взрослые, как правило, достаточно социально адаптированы, чтобы сдержать панические взгляды. Покупатели в магазинах частенько смотрят со смесью безразличия и жалости – например, мамаши, которые пытаются увести своих верещащих от страха малюток подальше от меня, ходячего страшилища. Подростки реагируют по-разному, так что я совершенно не представляю, с чем столкнусь сегодня: с ядовитыми жалами или с жалостью. От неизвестности у меня сжимается желудок. Я бреду к кабинету директора по пустым – везет мне! – коридорам. Ава против Реинтеграции, счет 1:0. В безопасности тихой, устланной коврами приемной я ставлю музыку на паузу, вешаю наушники на шею и натягиваю бандану на дырку на месте левого уха. Я не знаю, куда идти, поэтому просто стою посреди кабинета, ощущая себя не в своей тарелке. Когда секретарша, сидящая за столом, поднимает глаза, ее широкая улыбка на долю секунды исчезает. Еле слышно охнув, секретарша опускает взгляд на стол. Взяв себя в руки, она снова смотрит на меня. На ее губах теперь играет дежурная улыбка, а голос уверенный. – Чем я могу тебе помочь, милая? – Я Ава Ли. Кажется, меня ждет директор. – Ах да, Ава. Разумеется, – она практически поет, и децибел на десять громче обычного. Типичная реакция неистового дружелюбия. «Шрамы? Какие шрамы? У меня настолько хорошее настроение, что я просто не вижу твоего изуродованного лица. Тра-ля-ля!» – Тебе сюда! – восклицает секретарша так громко, будто представляет меня зрителям на ток-шоу, а не приглашает в маленький кабинет, где за столом сидят двое мужчин. Один – в поло, другой – в слишком тесной рубашке и галстуке, его лицо красное и опухшее, словно прыщик, который вот-вот лопнет. – Это Ава Ли! Новая ученица! – едва не срываясь на крик, провозглашает секретарша. Исполнив свой долг, она с практически осязаемым облегчением закрывает дверь. – Садись, Ава. – Мужчина в поло указывает на стул. – Я директор Деннер, но большинство учеников зовут меня мистер Ди или Большой Ди. А это мистер Линч. – Можешь называть меня заместитель директора Линч, – говорит краснолицый мужчина. Директор Деннер собирается пожать мне руку, но невольно вздрагивает при виде моей правой кисти – пальцы, торчащие из бежевой компрессионной одежды, похожи на сморщенные бордовые сосиски. – Больно не будет? – спрашивает директор. – От рукопожатия, вы имеете в виду? Нет. Со слабой улыбкой он пожимает мою руку, держа ее, словно дохлую рыбу. Я делаю вид, что не замечаю, как он вытирает ладонь о брюки. Волосы у директора идеально уложены, белоснежная улыбка явно работа дорогого стоматолога. За его спиной стоит шкафчик с дюжиной наград. Заметив, что я разглядываю кубок, увенчанный золотым футболистом, он признается: – Когда я учился здесь, то был нападающим. Теперь я директор. Забавно, правда? Я киваю – в жизни и не такое бывает. – Что ж, Ава, мы рады, что ты выбрала нашу школу. Он шарит глазами по моему лицу, не зная, на чем остановиться. Удачи, приятель. Наконец его взгляд замирает чуть левее моей головы, так что он не смотрит прямо на меня, но вроде как и не отводит взгляд. Это могло бы сработать, но такой тактикой пользуются практически все, кому приходится со мной разговаривать. И я их не виню – я и сама на себя смотреть не могу. – Мы понимаем, что ты не обычная ученица. Если тебе понадобится помощь или возникнет желание поговорить с кем-нибудь, можешь обратиться к нам. К тому же в школе постоянно дежурит медсестра. Твои лекарства будут храниться у нее. Кожа на руках начинает чесаться. – Я не смогу принимать лекарства самостоятельно? Покрытое оспинами лицо заместителя директора приближается к моему, и, брызжа слюной – пара капель даже попали мне на щеку, – он заявляет: – Наверное, это трудно понять, но лучшее, что мы можем, это относиться к тебе, как к любому другому ученику. Никакого особенного отношения. Никаких исключений из правил. В отличие от мистера Ди заместитель директора Линч смотрит прямо на меня и не отводит глаз, даже когда я перевожу взгляд на директора. «Бесстыдное разглядывание». Необычно для взрослого. Я бы даже сказала, что он проявляет признаки «суровой заботы», характерной для Коры или медсестер из ожогового отделения – им приходится проводить со мной время из-за родства или рабочих обязанностей. И у них выработаны стратегии обращения с Авой. – Мистер Линч хочет сказать, что у нас есть определенные правила, которым мы обязаны следовать по закону. Ученики не должны иметь при себе лекарства, понимаешь? Я киваю, хотя хочется кричать. Мне необходимо принимать кучу таблеток буквально по расписанию. Трудно будет слиться с фоном, если мне раз в два часа придется ходить за лекарством к медсестре. – Второй семестр уже в разгаре. Учителям о тебе рассказали, о твоей ситуации. Я хочу сказать, что мы постарались подготовить всех к твоему приходу. – На миг он умолкает. – Ладно, давай лучше поговорим о тебе. Говорят, ты поешь? Я качаю головой. – Твоя тетя Кора… – …ошиблась. Я не пою. Можно было догадаться, что Кора уже побывала здесь, обсыпав все своей позитивной волшебной пылью. Директор переводит взгляд на своего зама в поисках поддержки. Тот молчит. – Что ж, не будем об этом. У тебя есть вопросы? Да миллион. Вдруг у меня не получится? Вдруг не хватит сил? Как я могу учиться здесь, когда вы смотрите сквозь меня и вытираете руку, словно я заразна? Но я лишь мотаю головой. Нет, никаких вопросов. По крайней мере таких, на которые вы можете ответить. Мистер Линч указывает на мои наушники. – Это должно лежать в твоей сумке до окончания уроков. Я жду, что мистер Ди вмешается, сделает для меня исключение. Но нет. – Я пользуюсь ими в коридоре, не в классе. Мистер Линч качает головой. – Таковы правила. Они наблюдают, как я снимаю наушники с шеи, и с их исчезновением я чувствую себя еще более уязвимой. Комок паники подкатывает к горлу, пока я засовываю их в сумку. Как мне теперь прятаться от мира? Провожая меня к выходу из кабинета, мистер Ди по привычке хочет похлопать меня по плечу, но удерживает руку, и она нелепо повисает в воздухе. – Ава, учеников тоже предупредили… то есть, им рассказали о тебе. Однако твоя тетя предложила, чтобы ты сама прошла по классам и представилась. Встретилась со всеми лицом к лицу, так сказать. Представилась? Встретилась со всеми своим оплавленным лицом? Рассказала об исковерканной жизни? О чем именно я должна им рассказать? – Нет уж. Ни за что. Я не жду понимания от людей. Я не хочу отвечать на вопросы, заводить друзей или служить для кого-либо примером. Мне просто нужно пережить эти две недели. – Что ж, как хочешь, – под аккомпанемент звонка соглашается мистер Ди. Коридоры заполняются телами и голосами. – Моя дверь всегда открыта. Я предпочитаю считать себя другом, а не руководителем. Он лучезарно улыбается во все свои тридцать два отбеленных зуба, и мне вспоминается картонная фигура викинга у входа. – Ава, тебе здесь непременно понравится. Обещаю.