Часть 11 из 46 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Имя странное… ты иностранец? — поинтересовалась Надежда, наливая ему большую тарелку щей из квашеной капусты.
— Чех…
— Ты часом не шпион? — озабоченно спросил Тихон, косясь на бутылку с самогоном, стоящую на окне.
— Нет… я приехал в гости.
— И кто же так отдубасил человека?! — всплеснула руками Надежда.
— Я до места не доехал, меня обокрали… — поморщился Карл и рассказал хозяевам дома, что с ним произошло.
— Вот сволочи! — выругался Тихон. — Чуть не убили иностранного гостя! Что теперь о нас в другой стране думать будут!
— А ничего не будут, — подбоченилась Надежда. — Плохие люди они везде есть. Бандиты они и в Африке бандиты. Скажи спасибо, милок, что жив остался.
— Спасибо вам, — сказал Карл, — только мне вас и отблагодарить нечем, все деньги пропали, но мой паспорт был в кармане брюк…
— Если был там, значит, и есть, — успокоила его Надя, — нам чужого не надо.
— Да ерунда какая! Нам ничего не нужно и денег твоих тоже не нужно, — махнул рукой хозяин. — Вот выпьешь со мной за компанию, и ладно!
— Хватит на бутылку коситься, — гаркнула Надежда. — Давай ее сюда, а то изведешься совсем, а ты что сидишь, словно в рот воды набрала?! — досталось и ее дочери.
Лида покраснела.
— Ладно краснеть-то, это же ясно, что Карл к женщине ехал! Так что ты свою губу-то закатай, а то еще не хватало мне единственную дочь за границу отдавать, — высказалась Надежда, грозя пальцем гостю, словно он уже положил глаз на ее красавицу дочь.
— Почему вы решили, что я ехал к женщине? — поинтересовался Карл улыбаясь.
— А ты что, думаешь, мы совсем темные? Туалетными духами кто надушен был, чтобы лучше пахнуть? Ясное дело — на свиданку ехал. Наливай ему, Тихон. За знакомство! Отказать — обидеть хозяев! Вот кого-кого, а иностранных гостей мы еще у себя не принимали! А что?! Нам не стыдно. Не хуже других живем. Все свое, с огорода! — показала на стол рукой Надежда, где стояли кастрюля с горячей картошкой с маслом, соленые огурцы в банке, квашеная капуста, икра из кабачков, помидоров и баклажан и открытая по такому случаю банка тушеного мяса. Карл вздохнул и поднял свою налитую рюмку, он явно не хотел огорчать хозяев дома.
9
Яна ходила за Алевтиной, словно ее телохранитель, боясь выпустить хоть на минуту из поля зрения. Она начала нервничать… эти письма с угрозами, убийства, недоступный муж, недоступный Сергей и пропавший Карл Штольберг.
— Ну и где же твой князь? — спросила ее Алевтина, накладывая на лицо грим перед спектаклем.
Новогодние представления скоро должны были завершиться, артисты играли уже по инерции — без энтузиазма и желания. Двое коллег были похоронены, что тоже не повышало никому настроения. Останки «Снегурочки» хоронили в закрытом гробу. Убийца найден не был. Больше писем-угроз Алевтина не получала после того последнего, подкинутого в гостинице. За кулисами бродил милиционер, в зрительном зале тоже всегда с отсутствующим видом сидел сотрудник в штатском, уже совсем одуревший от детских спектаклей. Все склонялись к мысли, что в театре завелся маньяк.
— Я сама не знаю, где Карл, — ответила Яна, — он сказал, что вылетит сразу, как только сможет…
— Значит, не смог.
— Да… кому мы нужны? — согласилась Яна. — У князей свои дела.
— А он красивый? — спросила актриса.
— Почему тебя это интересует? — Яна почувствовала укол ревности.
— Яна говорила, что Карл красив, как древнегреческий бог, — проговорила Люся, входя в гримерную Алевтины.
— Да так… — расчесала щеткой пышные волосы Аля, — просто никогда не имела дела с князьями, графами и прочей аристократией.
— Тебе понравится Карл, вот увидишь, — проговорила Яна, — если он приедет…
— Мы тебя еще замуж за него выдадим, — засмеялась Люся. — Будешь работать актрисой в каком-нибудь престижном европейском театре.
— Я языки не знаю, — сразу же ответила Аля.
— Выучишь! Какие твои годы, — продолжала радоваться мама Яны, видя, как недовольно вытягивается лицо ее дочери.
— Нужна ему актриса из провинциального города России, — ответила Алевтина, пришпиливая к волосам кокошник, расшитый золотыми нитями и стразами.
— Плохо ты себя ценишь! — громким голосом заявила Люся. — Да он в ногах валяться будет! Неужели ты, профессиональная актриса, не сможешь вскружить голову какому-то князю?
— Он не какой-то там! — вступилась Яна за Карла.
— Ладно, хватит базарить, пока мы никого еще не видели! — примирительно сказала Люся. — Пока мы даже Костю потеряли из труппы, примерно, на месяц.
Алевтина вопросительно посмотрела на мать Яны. Костя Баринов был характерным героем труппы их театра.
— Почему потеряли? Почему на месяц? — спросила она.
— Они дружили с Василием, не вынес Костя его смерти и сорвался, ударился в запой, — пояснила Люся.
— А кто же будет играть сегодня принца? — спросила Алевтина.
— Придет кто-то из драматического театра.
— Точно?
— Точно, они сценарий знают и время выхода знают. Виктор Владиславович обо всем договорился. Сегодня будет работа у суфлера тети Клавы, — сказала Люся. — Да… разваливается театр, труппа совсем маленькая, молодежи нет. Одного убили, другой — в запое, и все! Работать некому!
Алевтина посмотрела на часы, висевшие в гримерке.
— Пора. Декорации проверили?
— Проверили, не волнуйся. Милиционер все осматривает каждые полчаса, и когда спектакль идет, тоже, — успокоила ее Люся.
— Я буду, как всегда, в ложе, — сказала Яна и прошла по коридору на свое место.
Ее не устраивала сложившаяся ситуация. Она понимала, то, что она сейчас делала, помощью Алевтине назвать было нельзя. Она не могла даже спокойно подумать о том, кто мог угрожать актрисе, и уж совсем не было возможности провести расследование. Она была привязана к Алевтине как телохранитель. Яна боялась отлучиться от нее даже на короткое время — сразу же появлялся страх в больших, зеленых глазах Алевтины; она понимала, что вдвоем с ней Аля чувствует себя спокойнее. Хотя, если разобраться, Яна не могла оказать существенную физическую помощь при нападении.
Карл, наконец-то вырвавшийся из хлебосольной семьи, которая взяла над ним шефство, подъехал к зданию ТЮЗа. За неимением верхней одежды, которую у него украли, Надя дала ему старый тулуп мужа. Этот тулуп, до того как оказаться на плечах князя, висел в свинарнике и предназначался для того, чтобы в мороз в нем чистили хлев и территорию вокруг дома. Поэтому выглядел этот тулуп соответственно. Да и противный, специфический запах от него разносился на несколько десятков метров. Под тулупом у Карла красовалась своя водолазка вся в мелкую дырочку и зацепках. Еще на Карле были его джинсы и старые валенки с галошами Тихона. Валенки были ему малы, и Карл нещадно подгибал пальцы на ногах, мучаясь от тесноты, поэтому передвигался он странной походкой. Хотя походка его была шаткой еще и из-за двухсот граммов самогонки, опрокинутых перед выездом в город на посошок. Тихон даже прослезился напоследок со словами:
— Успел я к тебе привязаться, чужеземец! Ну да ладно! Может быть, еще свидимся!
Они не отпускали его от себя в общей сложности четверо суток, одни из которых Карл провел в беспамятстве, а трое — в состоянии алкогольного опьянения.
— Куда тебе спешить? — спрашивали они у незваного гостя.
— Мне надо помочь одному человеку, — отвечал Карл, слава богу, не забывший после всех перипетий основную задачу, которая привела его в Россию, в этот небольшой провинциальный город.
— Да кому ты сейчас можешь помочь? Ты на себя посмотри, тебе самому помощь нужна! Да тебе и идти в город не в чем! Одного мы тебя не отпустим, а то опять по башке получишь! Больно ты культурный, а у нас в деревне народ простой, могут и не понять… Денег у нас на такси для тебя нет. Вот в пятницу Иваныч из нашей деревни поедет в город, если у него машина заведется, он тебя и довезет, докуда тебе нужно. Иваныч ездит в город каждую пятницу по своим делам и по наказам от всей нашей небольшой деревни. Вот и мы накажем ему купить нам карамелек два килограмма, спичек и зефира в шоколаде на праздник, — говорил Карлу Тихон, попросту боявшийся потерять собутыльника и хороший повод перед Надеждой к выпивке.
Машина у Иваныча — хмурого, неразговорчивого деда лет шестидесяти — завелась, и он-то и подбросил Карла к театру. Шатающейся походкой Карл поднялся по ступенькам к черному ходу и вошел вовнутрь здания. Помещение, куда попал князь, было очень темным, тесным из-за каких-то вещей, составленных друг на друга коробок и сваленных в кучу декораций. Карл шел в глубь коридора, спотыкаясь и стукаясь обо все выступающие углы. Какая-то женщина выскочила из-за поворота, словно черт из табакерки, и схватила Карла за рукав рваного, грязного тулупа, защебетав:
— Ну наконец-то! Принцесса уже минуту тянет монолог! Почему вы задержались?!
— Я… мне надо… — пробормотал Карл, почувствовав сразу головную боль от пронзительного голоса женщины.
— Я знаю, куда вам надо! Боже, что за запах?! Что за странная трактовка костюма у вас в драматическом театре?! Хотя хорошо, что вы уже в гриме, времени катастрофически нет! Только плохо, что вы выпили, у нас в театре это не принято, — строго произнесла женщина, подталкивая Карла в его широкую спину.
— Да я выпил совсем чуть-чуть на прощание.
— На какое прощание? Вам заменить Костю Баринова всего в двух оставшихся новогодних спектаклях. Вы, артисты, из ничего событие сделаете! Думаете, что здесь всех убивают?! На спектакль идете, словно в бой? Внешность-то у вас подходящая, но какая-то неухоженная. Нельзя столько пить, это бич всех артистических натур! — продолжала ругаться женщина, подводя Карла к бархатным тяжелым портьерам.
— Зинаида Львовна, кто этот гражданин? — спросил у женщины подошедший милиционер.
— Да мне надо сюда, меня ждут в этом театре, мы договорились, — начал бить себя в грудь Карл.
— Да, с ним договаривались заменить нашего артиста, — ответила Зинаида Львовна.
— Заменить кого? — не понял Карл.
— Идите! Времени больше нет! — воскликнула женщина и выпихнула Карла на сцену.
Он, оказавшийся на сцене под лучами прожекторов и софитов, мгновенно ослеп.
Яна, сидящая в ложе и не сводящая глаз с прекрасной Алевтины, понимала, что актриса тянет время. После реплики Алевтины: «Где же мой суженый, мне судьбою данный? Где ты, мой принц?» — на сцене появлялся красавец с румянцем на щеках, в атласном кафтане с золотым шитьем и в шапке, отороченной соболем. Сначала это был Василий Полосов, потом Константин Баринов. Сейчас эти слова Алевтина произнесла уже третий раз, криво улыбаясь и посматривая за сцену.
book-ads2