Полынь умолк на секунду, потом тяжело вздохнул: — Бывает, что в глубине души ты подозреваешь некоторые вещи, но сознательно отказываешься себе в них признаваться. Так спокойнее. Это из той серии. Ты думаешь, все-таки Селия?.. — Да я уверена! Неожиданный для Ходящих враг, которому на подмогу приходит коллега. Один погибает, вторая кажется мертвой, но на деле лишь покалечена. Это точь-в-точь история Селии и второго Ловчего, как его там звали. Мужчину убили. Селия лежит и умирает. Ты, весь такой расстроенный, идешь прочь, пусть не сняв маску. А значит, Ловчей видны твоя походка, фигура, может быть руки… Она думает, что умирает. И образ Ходящего, из-за которого это происходит, навсегда запечатлевается в ее мозгу. Она точно запомнила тебя. Зуб даю. Особенно, когда все-таки выжила, но без магии. И, потом вернувшись в Ведомство, увидев тебя, она почувствовала, что ты — не тот, за кого себя выдаешь. Да еще, наглец такой, идешь к Генеральству, которое вообще-то было ее мечтой! Но доказательств у Селии ноль. А сегодня… Не знаю, что именно случалось, но наверняка благодаря ней все службы очухались куда быстрее, чем могли бы, и кинулись нас искать. Андрис откуда-то узнала, что теневики знают наше местоположение. Вероятно, она услышала об этом Ведомстве. По ту сторону долго не раздавалось ни звука. — Хей, Полынь, ты жив? — испугалась я. — Жив, конечно. — Это хорошо. Слушай, а Йоукли знала, что ты Ходящий? Он заворчал: — Да что ты к Андрис прикопалась… Не знала. Но чуяла, наверное. У нее хороший нюх. — Неужели ты с ней об этом не говорил? Я прямо почувствовала, как Полынь за стеной недовольно закатил глаза. — Меня другое больше волнует… — сменил тему он. — Кто же теперь поймает маньяка? Я пожала плечами. Спохватившись, что куратору этого не видно, буркнула: — Не знаю. Меня скорее волнует, зачем Анте Давьеру все это надо было… Уж кто-кто, а он явно не мог пожаловаться на плохую жизнь. — Между неплохой жизнью и счастливой лежит огромная пропасть, — философски отметил Полынь. — В нашем контексте твое замечание чудовищно, — не согласилась я. — Очень надеюсь, что мы с тобой сможем выторговать какие-нибудь тюремные поблажки в обмен на информацию о маньяке… Сомневаюсь, что те двое гвардейцев узнали его в лицо. — Он убил их друга. Уж портрет-то смогут надиктовать. — Ну-ну… Мы снова умолки. Минуту спустя Полынь полюбопытствовал: — И все-таки, откуда взялась твоя магия? — У меня появился учитель. — Он из шэрхен? — Не знаю. — Тогда наверняка из шэрхен. Кроме них, в Лайонессе никто не знаком с запредельной магией, а то, как ты действовала в храме — явно из этой серии. И, ммм, ты случайно не умеешь колдовать со связанными руками? — Не-а. — Ну, может, у тебя в карманах найдется что-то, что позволит раскрыть кандалы? У меня-то точно по нулям. Ободрали, как липку. — Сейчас проверю. После этого началась бешеная пляска под названием «сумей подставить карман под скованную руку, и ею пошарить в нем». Задача усложнялась тем, в летяге, если вы помните, была тысяча и один кармашек. Довольно быстро выяснилось, что тюремщики честно опустошили все внешние отделения. А вот до внутренних не добрались — надоело, небось. Так что в итоге я умудрилась достигнуть в своем непростом упражнении успеха: вынула из порванного кармана видавшей виды летяги волшебный цилиндрик Карла. — Есть! — возопила я на весь, наверное, тюремный этаж, и сразу же прикрыла ладонью рот: нехорошо, если стражники захотят узнать, в чем же причина бурной радости заключенной. — Что есть? — послышался возбужденный голос Полыни. — Фонарик. У меня есть фонарик, принадлежащий… моему учителю. — Хм. Тоже неплохо. Там есть проволока? Вокруг свечи, например? Можешь попробовать вскрыть наручники. — Нет, Полынь. Тут другое. Эта штука кое-что умеет… Сейчас проверю, сработает ли… Я покрутила волшебный цилиндрик туда-сюда и, нащупав мягкую кнопку, осторожно нажала на нее. Мутноватый желтый свет вырвался из фонаря, освещая по диагонали пол темницы. Поднапрягшись, я извернулась таким образом, что желтое пятно переползло на стену, вырастая в диаметре. Пару секунд спустя внутри круга проявилось смутное изображение двери. Оно слегка рябило, будто озерная вода на ветру, но с каждой секундой становилось все реальнее и реальнее. Стали видны плотно подогнанные друг к другу доски, составляющие дверь, и узкие щели между ними. Буроватый мох карабкался по двери снизу-вверх, разжижаясь на уровне груди. У двери была ручка, закручивающаяся мягкой бронзовой лентой, и замок в виде львиной головы. Нет, слишком далеко. Я еще немного поменяла наклон фонарика, передвигая волшебную дверь поближе к себе, и аккуратно положила цилиндрик на пол, чтобы освободить руки. Дверь сползла вниз, но все же оставалась полностью на стене. — Что ты там делаешь? — послышался любопытный голос Полыни. Я рассказала ему про фонарь Карла. — Так все-таки дверь опасна или нет? — уточнил куратор, выслушив историю. — Без понятия. Но, в любом случае, я сейчас узнаю это на собственной шкуре. Куратор промолчал, хотя, честно говоря, я ожидала, что он станет меня отговаривать. Не знаю даже, почему. Возможно, мне самой идея лезть в таинственную потустороннюю дверь казалась куда более опасной, чем тот грустный факт, что меня швырнули в королевскую тюрьму. Честное слово, я ведь не была изменницей или в чем там меня обвиняли. И Полынь — отличный же парень. В конце концов, его Ходящим насильно сделали… Почему именно куратору теперь надо за это расплачиваться? Где справедливость, я вас спрашиваю? Хотя, небо голубое, что я несу. Какая уж тут справедливость, о чем речь… Мир дает нам в ответ ровно то, что мы в него транслируем — своими действиями, словами и даже мыслями. Почаще убеждай себя в том, что ты злобное ничтожество — и, да, так карты и лягут. Начни играть в героя, хрестоматийного паладина — и шаг за шагом мир поверит в твою роль, распахнет тебе объятья в ответ. Полынь, несмотря на клановую гордость, верил в то, что Ходящие заслуживают наказания за свой мятеж, и теперь покорно сидел в каземате. А я? Во что верю я? Если честно, как минимум я верю в то, что я — положительный персонаж. Несмотря на все мои слабости, глупости, очевидные промахи и стыдные трусости, я — приятный человек с горящим сердцем и большим потенциалом. Правда, человек, пока не определившийся с тем, что же ему такого делать в жизни, чтобы потом гордиться, а не стыдиться. Мне частенько бывает жаль, что только королевская фамилия носит гордое название Ищущих. Уверена, существуй справедливость, весь Шолох бы так звался. Мы все ищем, ищем, ищем без устали. Кто-то целенаправленно копает в нужном направлении, как Кадия, кто-то, как я, позволяет течению жизни мотать себя туда-сюда, но изредка открывает глаз и корректирует маршрут. И сейчас моя дорожная карта, как ни крути, вела к таинственной двери. Сомневаюсь, что есть другой способ покинуть тюрьму. Мой главный союзник в Ведомстве сидел за стенкой. У Дахху никакого политического веса, и вообще он незнамо когда оклемается после ранения, Кадия, хоть и дочка Балатона, тоже никак не поможет. Родители уже тысячу лет как не приставлены ко двору, а Карл… Карл как-то не спешил залезть ко мне в голову с предложениями помощи. И что это за тетка вообще появилась вместо него в конце?! Сидеть и ждать у моря погоды, надеясь на чудо, было глупо. Лучше уж шагнуть в неизвестность, уповая на свои знания-умения и благорасположение богов. — В общем, я пошла. Сделаю все возможное, чтобы вытащить тебя отсюда, — бодренько крикнула я в темноту. — Береги себя, — донеслось сдержанное напутствие в ответ. Я разозлилась из-за такой сухой формулировки, встала, протянула руку к двери, выдохнула и резким движением повернула странную металлическую ленту. По ту сторону двери был белый туман, просто много-много белого густого тумана. Я забеспокоилась на пороге, переминаясь с ноги на ногу. — Тинави, ты справишься. Я с тобой, — подбодрил меня из-за стены Полынь. Я сделала шаг в белизну, до последнего надеясь сказать куратору что-то важное, что-то уместное случаю, но в итоге так и не выбрав реплику и потому уйдя, не попрощавшись. Когда я поняла, что это куда хуже, чем даже банальное «пока», было уже поздно: стоило мне пройти сквозь дверь, как она исчезла. Остались только я и белый туман. Поэтому первым, что я произнесла, оказавшись в этой неведомой вате, оказалось долгое и громкое «Прааааааааааааааааааааааах!». ГЛАВА 42. Хоровод теней «Бог из машины!» — шолоховское выражение, неодобрительная оценка неловкой развязки театральной пьесы, в которой все проблемы разрешаются при помощи внешнего, не действовавшего в сюжете фактора. Фраза пошла из Срединного государства, где была популярна в I–X веках, когда, после уходя Хранителей, драматурги так скучали по богам, что вставляли их в сюжет тут и там, по делу и без дела, вызывая бурю негодования у ценителей. Энциклопедия «Доронах» под авторством Дахху из Дома Смеющихся,