Сейчас на Морской площади, помимо фонтана, располагается еще одна шолоховская достопримечательность — чайная телега почтенной госпожи Пионии. Когда я приблизилась к ней, круглая и улыбчивая старушка привычно затараторила без пауз и смены интонации: — Ой, ты пришла, дорогуша, а я уж решила, забыла о старушке Пионии, как твои дела, милая, наливай себе чаю, хорошая! — когда лавочница говорила, у нее смешно подпрыгивали тугие завитушки волос, оттененные чернилами, а круглые очки так и норовили съехать с носа-пуговки. Я послушно взяла предложенный берестяной стаканчик. На деревянной телеге, сохраняющей горизонтальное положение благодаря вечно спящему ослу, растет целая башня из таких стаканов. Они уютно вкладываются один в другой, и госпожа Пиония вынимает их по штуке клиенту, отдавая с концами — хочешь, неси домой, хочешь, выкидывай. Для Шолоха это просто невиданная либеральность по отношению к посуде! Когда чайная телега впервые появилась в столице — а это было позапрошлым летом — горожане выстраивались в очередь не только и не столько за умопомрачительно вкусными чаями, сколько за удивительными стаканчиками. Теперь-то все пообвыкли, хотя на кухнях друзей тут и там выглядывает с посудных полок берестяной бочок. Самое удивительное, что никакие другие лавочники так и не стали копировать бешеный успех госпожи Пионии, хотя, казалось бы!.. Все-таки в Шолохе, с точки зрения пороков, гордыня чернит больше сердец, чем жадность. Меньше заработать — не беда. Прослыть плагиатором — вот это уже проблема. Впрочем, довольно быстро торговцы догадались делать стаканчики из картона… Теперь все желающие гуляют по Шолоху с напитками наперевес — особенно в весенне-летний сезон. Телега, между тем, у Пионии такая замечательная, что мне никогда не удается просто пройти мимо: серебристое дерево, мирно похрапывающий во сне ослик, огромные охапки живых цветов (с количественным перевесом пионов, конечно же), высокие башни из стаканчиков. Колорита добавляют тихо булькающие на огнях котлы с чаем и свисающие со всех сторон до земли охранные амулеты причудливых форм и цветов. Амулеты старушки, несмотря на свою живописность, долгое время были камнем преткновения в отношениях Пионии с Лесным ведомством. И, пожалуй, возмущение Смотрящих можно понять: колдовать на территории Шолоха иностранцам строго-настрого запрещено без специального разрешения, а так ли безобидны эти висюльки, как утверждает хозяйка, можно узнать только после тщательной магической проверки. Но, конечно же, с места в карьер портить отношения с подающей надежды лавочницей, щедро заплатившей государству за торговую точку, никому не хотелось. И тот факт, что Пиония, мать архиепископа саусберийского, уже в день своего приезда была представлена Королю, тоже не играл на руку законникам. Дипломатия, ничего не поделаешь. Потом, кстати, Пиония сама сжалобилась над зеленеющими каждый раз, как проходят мимо, чиновниками, и получила-таки свое разрешение на магию. И теперь колдует от души. Отдельный вопрос, зачем столь важной даме вообще понадобилось открывать передвижную лавку в таком далеком королевстве, как Шолох. Спросив ее об этом напрямую на заре нашего знакомства, я, однако, получила вполне разумный ответ. — Деточка, если ты всю жизнь живешь, как строгая мамочка талантливого богослова, то однажды все-таки захочешь сбежать на край света к еретикам под крылышко и делать там, что вздумается. Даже если роль сумасшедшего приключения в твоем случае играет возможность наливать людям чай за деньги. К тому же, я надеюсь каким-нибудь чудом приобщиться тут к вашей замечательной привычке жить долго-долго и не стареть. Глядя на мои седины, ты могла бы сказать, что я опоздала, и была бы неправа — Пиония де Винтервилль еще ого-го! В общем, чудесная дама по всем параметрам. — Как дела-то твои, голубушка? Совсем исхудала! — всплеснула Пиония руками, пока я наслаждалась теплом от берестяного стаканчика в руках. Я осторожно присела на огромное колесо ее телеги. — Все хорошо. И даже очень. Представляете, я теперь Ловчей работаю, — неожиданно мне захотелось поделиться с ней этой новостью, хотя еще минут пятнадцать назад я проклинала и свое назначение, и все Иноземное Ведомство заодно. — Вот это здорово! Вот это я понимаю! Давно тебе пора было выйти на работу, если по правде. Грустила ты дома, Тинави, — старушка хитро погрозила мне пальцем: — Теперь не будешь грустить, а? Ты же такая умная девочка, а все эти месяцы свой ум сама против себя направляла — тут укоришь, тут уколешь. Нельзя так с собой. Себя любить надо. Теперь-то твои мозги против преступников направлены будут, верно? Я удивилась столь яркому психологическому анализу от знакомой лишь поверхностно женщины, и в итоге, отхлебнув обжигающего липового сбора, лишь поддакнула: — Верно. Пиония обошла телегу, по дороге потрепав по морде заснувшегося ослика — он мигом встрепенулся, так что все-все колокольчики и чайнички дружно звякнули, — и села рядом со мной. — Я знаю одного чудесного мальчика из Ловчих. Может, и ты его знаешь. — Кого? — Не помню имя, — покачала головой старушка. — Но он может посоперничать с моей лавкой по количеству амулетов и оберегов. Идет по улице — аж звенит от магии. Никогда такого не видела. Я поразилась совпадению: — Вы про Полынь? — А, точно, Полынь. А то я все мысленно перебираю: Крыжовник, Крапива, что там было? Хороший мальчик. Очень сильный. Я у вас таких сильных тут больше не встречала. — В каком смысле сильный? — я представила куратора с его тонкими руками и острыми чертами лица. Мда, не спортсмен. А будь он сильным магом — работал бы в Башне, а не в департаменте Ловчих. — Сильный, значит сильный. Разотрет в песок — и не заметит. Но и хорошее для таких сделать — раз плюнуть. Бывают люди, у которых искры горят ярче, чем у других. Вот только светит эта искра или обжигает? И нравится ли королю, что среди нас есть такая искра? Я заглянула старушке в глаза. Что это? Еще какая-то манипуляция? Полынь ее подговорил на подобные речи, чтобы я, не знаю, почувствовала к нему былое расположение или внезапно зауважала? И при чем здесь вообще король? — Пиония? Ты не могла бы рассказать мне об этом подробнее? Во взгляде Пионии не было намека на злой умысел. Она смотрела на меня с добротой и пониманием, чуть-чуть хитро. В ответ на просьбу лавочница потрепала мои волосы и подбородком указала вдаль: — Ну-ну, подробнее, ишь что придумала! Смотри, твои друзья идут, красавица. И тотчас с того конца Морской площади донеслось громовое: — Кого я вижу, Тинави, юхуууу! Испуганные голуби, грязно выругавшись на своем голубином, повзлетали с парапетов. К нам же лихо пригарцевали Кадия и Дахху. Еще сегодня утром подруга не хотела его видеть, а теперь вот — вместе обедают, причем без меня. Мде. Страстная натура эта Кадия. Мы с друзьями стали обмениваться новостями, но без подробностей: все-таки Пиония, любопытная, как и все старушки, находилась рядом и нет-нет да слушала нас. Впрочем, я не удержалась от того, что бы тихим голосом не рассказать о том, что снова повстречала Того Самого Лиссая из библиотеки, и что он — полновправный житель Дворца и сын Сайнора. У ребят округлились глаза и, кажется, тотчас возникли многочисленные вопросы, но именно в этот момент Пиония вдруг ахнула, всплеснула руками и обратилась к Кадии, перебив наш разговор: — А ведь для вас, юная леди, у меня есть сюрприз! — Однако! Какой же? — Письмо. — Она достала из корзины, прятавшейся за телегой, тугой свиток и протянула его при каждом движении скрежещащей из-за доспехов Кадии. — Мой помощник, Маркус, подрабатывает рассыльным у господина Анте Давьера. Сегодня тот передал ему огромную пачку посланий, чтобы развести вечером по Шолоху, и в том числе одно для вас. Маркус пока отправился раздавать первую партию, а эту часть оставил у меня. Мы договорились, что, если я увижу кого-то из адресатов, то сама отдам письмо, зачем ему зря ноги сбивать. — Спасибо, Пиония! Это миленько. Что за хмырь этот Анте Давьер — я не в курсе, но сейчас разберемся. Пока Кадия развязывала перетягивающую свиток бечевку и ломала сургучную печать, Дахху встрепенулся: — Я знаю, кто такой господин Давьер. Предприниматель, который в том году приехал в Шолох и прибрал к рукам одну из столичных газет, «Вострушку». Всех тогда просто убило то, что иноземец будет хозяйничать в сфере новостей, но Смотрящие почему-то не стали возражать. А сейчас он…. Не помню, чем именно занимается, но каким-то образом делает деньги. Много денег. И очень быстро. — Вот оно, значит, как! — Усмехнулась Кадия, читавшая письмо и одновременно пытавшаяся почесаться под железными латами. — Пожалуй, ты все верно помнишь, потому что этот Анте приглашает меня на бал, который состоится завтра в его особняке, расположенном по адресу набережная Доро, дом 1… Если я не ошибаюсь, это одуреть как пафосно. — А в честь чего он дает бал? — Я удивилась. Не то чтобы в Шолохе кто-то, кроме Дворца, устраивал крупные празднества. А судя по тому, что Кадия не знала хозяина, в корзине у Пионии лежало еще штук двести таких приглашений, и это было только половиной от общего количества, господин Давьер разошелся не на шутку. — Ой, тут все очень напыщенно… — фыркнула Кад, отчаянно выворачивая запястье в попытках добраться до собственной упакованной в панцирь спины. Как же она у меня многозадачная: читает, разговаривает, чешется. Умничка, да и только! — В честь «официального открытия первого летнего сезона, который мне повезет провести в блистательном Шолохе». — Если бы «Вострушка» не принадлежала самому Анте, я представляю, как бы журналисты по нему прошлись. — Покачал головой Дахху. — Устраивать крупный прием без причины равносильно тому, чтобы бессмысленно хвастаться, выставляя напоказ свое возмутительное богатство. Чрезмерная тяга к шику и помпезности — это варварское поведение, в Шолохе в такому относятся, как к первому признаку слабоумия. — Ну, я лично не имею ничего против такого «слабоумия», — пожала плечами Кадия. — Так, ребят, ну что я вам должна сказать — у меня тут в приглашении стоит «плюс один». Кто со мной? Мы с Дахху переглянулись. Друг покачал головой, а потом подмигнул мне, подняв брови так высоко, что они уползли под шапку: — Несмотря на вышесказанное мной, я уверен, что все эти приглашенные шишки не преминут возможностью повеселиться на балу… И раз уж наш Анте так самоуверен, то, думаю, ему хватило наглости позвать и членов королевской семьи. Ты ведь хочешь еще разок увидеть этого Библиотечного-И-Не-Только-Лиссая, а, Тинави? Я покраснела. Госпожа Пиония, протирая кувшины с напитками, навострила ушки. — Не думаю, что он будет на балу, — сказала я. А потом с вызовом добавила: — Но, да, хочу и увижу! В этом есть что-то плохое? — Отнюдь, — друг наклонился к моему уху и неожиданно шепнул: — Когда будешь называться ее высочеством, не забудь объявить меня главным писателем в королевстве! — Ну ты жук! — я легонько пнула друга в бок и церемонно отвесила полупоклон Кадии. — Прекрасная леди, с удовольствием буду сопровождать на грядущем званом вечере. С принцами или нет, а праздники я обожаю. — Отличненько, — хлопнула в ладоши та. — Раз мы все решили, я пошла к швее. Судя по всему, народа на этом празднике жизни будет тьма, и я собираюсь выглядеть что надо. Так что до связи! И Кадия упорхнула вдаль. Мы с Дахху переглянулись. В последнее время наша дорогая подруга все время была слегка на взводе. Нет, у нее, как всегда, ежечасно сохранялось прекрасное настроение и бодрость духа, она не грубила и не пакостила по мелочам, но было заметно, что ее что-то медленно поедает изнутри. Думаю, мы оба догадывались, в чем дело. Во-первых, вся эта ситуация с Военным ведомством, в которое Кадия шла с такими надеждами и где в итоге играет роль «куколки на страже». Во-вторых, недавно открывшийся в семейном разговоре неожиданный факт — родители не собираются выдавать ее замуж по расчету. Казалось бы, это хорошая новость, не так ли? А вот фигли. Раньше Кадия дико боялась мужчин. Точнее, возможных романтических отношений с ними. Когда ей кто-то нравился в детстве, она, как это бывает с пока еще очень маленькими девочками, шла напролом — игриво улыбалась, накручивая на палец локон, признавалась в любви и тут же предлагала нарожать избраннику детей. Маленькие мальчики не ожидали такого напора и обыкновенно пытались перейти на более понятный им язык — например, дергали Кадию за косичку. Примерно тот же процесс по жанру, что и обнюхивание у собак. Но тут у Кадии включались защитные рефлексы, и она начинала избиение противника — он же напал, ну. Таким образом, еще в детстве Кадию поразила до самого сердца череда любовных неудач, и она стала закономерно чураться мужчин. Чем в большую красавицу она превращалась с годами, тем сложнее оказывались на выходе ее романтические танцы с бубном. Либо она сама пугалась мужчину (даже если он ей нравился) и окружала себя стеной, пока ухажер не решал плюнуть на гиблое дело. Либо, в те дни, когда внутри Кадии пробуждалась смелость, пугались уже сами мужчины — от ее невиданной энергии, прыти и напора. Потом, в годы наставничества, когда мы начали тусоваться втроем (Кадию-то я знаю с пяти лет), проявился «фактор Дахху», про который я уже упоминала. Это, знаете, очень удобная уловка: влюбиться в того единственного чувака, которого ты не боишься, потому что это твой близкий друг, почти брат. Практично и не страшно. К этой «несчастной любви» можно возвращаться снова и снова, убеждая себя, что только она настоящая, а все остальные попытки — просто «чтобы забыть». Короче, все это было весьма запутанно и печально, но, при том, как бы «не считалось» с точки зрения будущего. Кадия — одна из дочек главы рода Мчащихся, а род Мчащихся — это самые крутые гены во всем Шолохе после королевских. Естественно, все мы ожидали, что однажды нашу блондинистую бестию выдадут замуж за какую-нибудь большую шишку, и так романтические проблемы сами по себе иссякнут, оставшись только забавными историями ушедшей юности. Помню тот ужин, когда стало ясно, что простого выхода не будет… Это было в том году. До выпуска от Магиста Орлина оставалось каких-то пару месяцев. Господин Балатон, тот самый, что занимает должность Гласа Короля, пригласил свою дочурку и ее однокурсников, то бишь нас с Дахху, в поместье на выходные. Все было чудесно: мы много катались на лошадях, много загорали и еще больше мечтали о том, какими крутыми станем, как только окунемся в по-настоящему взрослую жизнь. У Кадию был как раз «период Дахху», и мы с ней периодически уединялись, чтобы похихикать на эту тему и подумать, получится ли у них с Дахху все-таки закрутить какой-нибудь роман до того, как ее выдадут замуж. Так закрутить, чтобы Дахху понял, что происходит, желательно. Вечером весь Дом Мчащихся плюс десяток разнокалиберных гостей собрались за общим ужином. Много говорили о политике — еще бы, в такой семье!.. Естественно, в какой-то момент всеобщее внимание переключилось и на нас троих. Ох, деточки, вы же у старого Орлина учитесь. Ох, смех да и только, он же такой шальной сам раньше был. Ох, молодцы какие, а куда пойдете после выпуска? И тут прозвучало роковое: — Кадия, душа моя, — улыбнулась величественная мама нашей подруги, — Я буду рада, если в следующий раз ты пригласишь к нам в гости и своего кавалера… Думаю, всем будет приятно увидеть твоего избранника. После выпуска можно будет и свадьбу сыграть. Я тогда застыла, как глубоководный кальмар, с невсосанными до конца в рот спагетти. Какой такой кавалер? Их у Кадии отродясь не было, это факт. Дахху слегка поперхнулся, ибо почувствовал смутную опасность, и лишь сама виновница этого локального смятения осталась невозмутимой: «Конечно, мамочка!». Зато сколько потом было рыданий в спальне, ух. Даже вовремя спрятанная под юбку бутылка вишневой настойки не помогала. — Гддеееееее…яяяяя…..возьмуууу….мужикааааааа…. — билась в конвульсиях Кадия, пока я носилась по комнате туда-сюда в попытках найти то мокрое полотенце, то стопку для наливки, то еще что-нибудь. — Они хотят, чтоб я сама нашла себе мууууужааааа…. — продолжала утробно выть куда-то в подушку наша бравая вояка. — А я даже парня не могууууу….. — Все норм, не волнуйся. — Панически успокаивала ее я. — Есть плюсы в этой ситуации. Зато мы теперь точно знаем, что тебе не придется стать стариковой женой. И никто не выдаст тебя замуж в соседнюю страну, например. А найти себе мужа — подумаешь! Этим почти все самостоятельно занимаются. Чем ты хуже? Хотя, впрочем, понятно было, что Кадия не хуже, а лучше. И мужа ей надо найти такого, чтоб с иголочки. Чтоб весь Дом Мчащихся взвыл от восторга, король Сайнор пожелал немедленно обвенчать влюбленных, а городские газеты только о предстоящей свадьбе и писали — исключительно в восторженных красках. Короче, это политическая задача, и непростая. Точно не для молодой девчонки.