Столкновение с водой окончательно лишило меня чувств. * * * Возвращение к жизни было стремительным и дискомфортным. Кто-то с силой зажал мне нос и, когда я взбрыкнула, накрыл лицо странной, будто желейной маской. Я попробовала открыть глаза, но накладка не давала ни миллиметра на подвижность. Несколько секунд я интенсивно сучила ногами, пытаясь прощупать обстановку, а потом все вдруг стало нормально. Маска то ли пропала, то ли перестала ощущаться. Я лежала на больничной койке. Стандартной больничной койке — белой, туго заправленной, без какого-либо намека на комфорт. Руки, вместо того, чтобы покоиться на простынях, чуть парили над матрасом. Ноги так же. От лица во все стороны отходили тонкие прозрачные трубки, напоминающие кошачьи усы. — Дышите нормально, — сказал блёсен, склонившийся надо мной. Блёсен! Подводный житель! — Я что, в Рамбле? — рискнула открыть рот я. — Да. Я установил вам маску. Давление и гравитация сейчас нормализуются. И действительно — мои безвольно зависшие в воде ладони вдруг опустились вниз, будто я на поверхности, а не глубоко-глубоко в море. Я осторожно пощупала лицо. Глаза, нос и рот скрывала мягкая, прохладная наощупь накладка. Сквозь нее все выглядело ярче, чем должно: предметы светились, будто белый цвет под ультрафиолетом, а самые темные оттенки слегка пульсировали. Эта маска — волшебное изобретение тех безрассудных смельчаков, которые однажды решили, что им надоело жить на земле — поэтому они уйдут под воду. Но на глубине людям не хватает воздуха… Да и сопротивление воды мешает передвигаться с привычной скоростью. Да и с распространением звука надо что-то делать. Смельчаки были еще и умными, поэтому изобрели хитрое устройство, маску, помогающую избавиться от вышеперечисленных неудобств. Сегодня мы называем подводных жителей блёснами. Есть тут, в Рамбле, и другие — рыбьеголовые, настоящие туземцы. Обе расы уживаются вполне мирно. Наверное. Я в Рамбле раньше не бывала. — Вы спасли нас? — спросила я врача-блёсна. Он кивнул, не вдаваясь в подробности, и стал педантично вводить мне какое-то лекарство под изгиб локтя. Шприц был настолько тонким, что я не почувствовала ни малейшего дискомфорта. Нам бы в Шолох такие! Створки палаты распахнулись, и в помещение ворвался Мелисандр. С непривычки мне показалось, что на него напала огромная прозрачная медуза, которая подмяла лицо саусберийца и теперь пытается его сожрать. Громкий вопль, исторгнутый Кесом, только подтверждал эту сюрреалистичную иллюзию. Впрочем, это оказался вопль ликования. — Мы живы, Ти! Мы живы! — буйно радовался Мел, тряся меня за плечи. Воспитанный блёсен отошел на пару шагов и теперь смотрел на нас оттуда со смесью любопытства и брезгливости. Что, не нравятся сильные эмоции? Я рассмеялась, так что усики маски задрыгались, как паутинка на ветру: — Живы… Правда, я даже не успела сообразить обратного. Грохнулась в воду и обморок одновременно. — Везучая! — завистливо выдохнул Кес, помогая мне подняться с койки. В ногах была неприятная слабость, — А я еще побарахтался, поборолся за жизнь, что в условиях девятого, десятого и одиннадцатого вала было непросто… Как увидел акульи плавники рядом — все, думаю, кранты. Допрыгался. Кто твою-то смерть засвидетельствует, дурачина? Но плавники оказались фальшивыми. Их наши новые друзья присобачивают к подводным лодкам как парусы, прикинь? Я рассеянно подняла брови, мол, и впрямь удивительно. Мне было как-то нехорошо… Блёсны переодели меня, и теперь длинная, в пол, серебристая рубаха странно холодила кожу. Чешуйчатая ткань была, как живая. Облизывала ноги прохладными язычками незнакомого материала, взбиралась вверх, стараясь потуже обтянуть шею. Несмотря на маску, я не могла нормально дышать. Кес еще что-то восторженно болтал, когда я медленно осела на пол. Удивительная ночнушка помогла приземлиться, насилу таща меня вниз. Блёсен в углу отвернулся и начал копаться в каких-то скляночках. — Мел… — прохрипела я. На этом силы кончились. — Ты что с ней сделал, придурок? — возопил саусбериец, увидев, что творится, и в один прыжок настигнул блёсна. Мир вокруг меня заполнился всполохами разноцветных огней, и я снова выключилась. «Что за день! — как говорит Дахху, — Ну что за день!» * * * Помпезный зал стал следующим куском моей разбитой мозаики под названием «сегодня». Я очнулась и обнаружила себе на троне. Вот это поворот! Но больничная рубаха, сделанная как из рыбьей чешуи, никуда и не делась. Она стискивала меня с любовной страстью и не давала шевельнуться, намертво «приклеив» мои руки к подлокотникам, а позвоночник — к спинке. Я только и могла, что растерянно крутить головой. Трон стоял на возвышении, от которого сбегали вниз несколько десятков ступеней, застеленных мерцающим ковром цвета фуксии. Дальше, насколько хватало видимости сквозь мутную воду, простирался вытянутый прямоугольный зал. Ровные ряды колонн поддерживали выпуклую крышу из пурпурного стекла. Стены снизу доверху обросли диковинным подводным мхом, сочным, ярко-зеленым. Пол отсутствовал. Белесый песочек барханами вздымался меж колонн, тут и там покачивались кусты водорослей и кораллов. Рыбы-удильщики с фонарями на голове скалились длинными клыками-иголками. Каждая такая рыбка висела над правым плечом каждого блёсна, видимо, в роли персонального осветителя. Блёснов в зале было очень много… Они сидели на губчатых стульях, выставленных рядами, как в театре. Тут и там встречались рыбьеголовые с острыми гребнями плавников, сбегающими вниз по затылкам. В середине первого ряда закинула ногу на ногу подводная императрица. В ее королевском происхождении не было никаких сомнений. Великолепные волосы изумрудного цвета щупальцами вились вокруг ее головы, смешиваясь с прозрачными кислородными трубками. Лиловые глаза императрицы горели так ярко, что никакая маска не могла притушить их огня. Многослойное одеяние спускалось жесткими складками. Его ворот торчал зубьями на добрый метр, ясно очерчивая личное пространство королевы. — Приветствую, владычица, — кивнула я, осознав, что все эти люди и нелюди смотрят на меня с нетерпением. Подводная императрица величественно подняла руку. С другого конца зала к ней засеменила фигура в мантии с глубоким капюшоном. Фигуру окружали рыбы, много-много рыб. Серые, строгие, плывущие ровным косяком, будто телохранители. Подмышкой человек в капюше держал большую учебную доску и перо. Шел он долго… Все ждали, согнувшись в поклоне, не выказывая ни малейших признаков нетерпения. Ох уж эта подводная жизнь! Все неспешно, плавно, грациозно. Скучно до омерзения. Зато как переливаются стайки плоских, разноцветных рыбок, облачками парящие под куполом! Сколько прелести в слабо колышущихся зарослях актиний и анемонов! Как пестры и дороги одежды блёснов, как волшебно рассеиваются столбы света над головой, тщетно пытающиеся пробить толщу воды… Когда человек приблизился к императрице, она что-то доверительно шепнула ему на ухо. Он кивнул и повернулся ко мне. Елки-моталки. Он что, еще сейчас и к трону двинет? По всем этим ступеням, так же медленно? Но обошлось. Капюшон лишь поставил свою доску на выдвижную треногу и начал писать. — «Приветствуем тебя в Рамбле, дочь верхнего мира». Место на доске кончилось. Человек неторопливо стер написанное и приступил к следующей фразе. Это напомнило мне дело о тихом лодочнике… — «Владычица Льянва Лои К`га Гэлдри предлагает тебе должность королевской рассказчицы». Я растерялась. Сотни глаз смотрели на меня в ожидании. — Спасибо, владычица… ээээ, — капюшон успел стереть имя королевы, а я его не запомнила. — Спасибо за предложение, и за спасение спасибо, но меня на поверхности ждут дела. Срочные. Благодарю вас всем сердцем и прошу указать мне путь на материк. Я не стала выведывать, с какого такого перепугу блёсны разглядели во мне рассказчицу, зачем вкололи неведомую дрянь в палате, куда дели Месалиндра, прах его, Кеса. Дело пахло жареным, но мысль о долгой дискуссии посредством учебной доски угнетала меня. — «От предложений Лои К`га Гэлдри не принято отказываться», — выведенные капюшоном буквы были прямыми, строгими, с резкими углами. Забавно, как через почерк можно передать негодование. — Иногда приходится идти вразрез с этикетом. Простите, — я попробовала пожать плечами, но смирительная ночнушка не предполагала такого поведения жертвы. Владычица встала. Жесткие складки платья расправились, являя взору единый сюжет: звездное небо, явленное через призму воды. Волнующееся, дрожащее, с ярко-желтыми кляксами звезд, с темными силуэтами затонувших кораблей — оно приводило в восторг. Человек в капюшоне начал ожесточенно стирать с доски написанное, но императрица остановила его легким жестом. Она обратилась напрямую ко мне: — Вы были на лодке с пиратами. Значит, вы преступники. Преступникам — наказание. Но Рамбла милосердна… Вы будете гостями. Вам будет комфортно. Плата — истории о жизни верхнего мира. Мы скучаем. Голос у нее был нежный-нежный, как перезвон эльфийских колокольчиков. Я возмутилась: — То, что мы были на лодке с пиратами, означает как раз-таки, что мы жертвы! — Сумка вашего друга. Фальшивые удостоверения. Магическое оружие. Дамские — краденые? — украшения… Признак нечистой совести. Ты с ним. Одежда твоя — как у оборванки. — Плохо выглядеть — это что, преступление? Как насчет презумпции невинности, владычица? Императрица опустила взгляд, позволив густым черным ресницам потушить огни ее глаз: — Не торгуйся со мной, девочка, знай этикет и помни, что ты жива благодаря моему указу, — медленно, властно сказала она. Ох, какая длинная по меркам Рамблы фраза-то, а! Владычица стукнула об пол серебряным жезлом с сияющим наконечником: — Мой дар тебе — высокое место рассказчицы. Но ты не ценишь… Жаль. Поступим иначе. Несколько рыбьеголовых внесли в тронный зал клетку с Мелисандром Кесом. Саусбериец двумя руками вцепился в прутья перед собой, тряс их с угрожающей силой и клял «этих дохлых селёдок» на чем свет стоит. — Мы ждем историю, — подняла подборок владычица, — А скаты ждут дозволения… Вышеупомянутые обитатели глубин, облепившие клетку изнутри, неожиданно напрыгнули на Мелисандра. Блестящие разряды тока саданули его по плечам. Мел зашипел, как масло на раскаленной сковороде. — Хей-хей, полегче! — сказать, что я была в шоке от этих варваров — ничего не сказать. — Будет вам история. Не знаю только, зачем… — Нам скучно, — ровно повторила императрица.