– Еще по тысяче? – предположила я, не зная, сочувствовать или смеяться. – Это как минимум! – Натка застонала и вновь зашуршала бумагой. – Слушай дальше. Сплит-систему мы меняем, потому что она старая – ее еще предыдущий выпуск на свое начало учебы покупал, и с точки зрения гигиены теперь, видите ли, проще купить новую, чем избавиться от накопившейся там заразы. Плюс отдельно увлажнитель воздуха и озонатор, чтобы лишний раз не пользоваться сплитом, потому что некоторые детки склонны к простудам. – Ого! – я прикинула уровень затрат. – Еще по пятерке? – Ах, если бы! Мы же еще должны поставить видеокамеры и систему типа «Умный дом», кстати солнцезащитные шторы нужно как-то в нее включить, чтобы учительница могла управлять ими с пульта, – тут Натка пробурчала что-то про лентяйку, у которой руки бы не отвалились, и договорила на выдохе: – Ну и лампы надо все заменить, чтобы были современные, с энергосберегающими технологиями. Итого – округляя, по пятнашке с каждого. – А надо было не выпендриваться и в районную школу идти, – не удержалась от запоздалого совета я. – В обычную, с деньгосберегающими технологиями. – Не хочу я в обычную, – надулась сестрица. – Мой сын достоин самого лучшего! – Тогда не ной и раскошеливайся, – припечатала я. И Натка вздохнула, но смолчала. Элитная школа – это была ее собственная идея фикс. Я настоятельно советовала сестрице не заноситься и выбрать для нашего первоклассника нормальную школу поближе к дому. Сам же Сенька и вовсе предпочел бы ни в какую школу не отдаваться, он даже лоббировал идею обучаться на дому у любимых стариков в деревне – благо, те оба бывшие учителя. Но надо же знать Натку! Моя дорогая сестрица – вертихвостка и транжира, не накопившая ни капиталов, ни опыта управления ими. И вдруг у нее заводятся денежки, которые жгут мотовке руки. Спустить их на какую-нибудь ерунду не позволяет совесть, а вот потратить на такое благое дело, как обучение ребенка, ничто не мешает… Конечно, если бы можно было, минуя начальную и среднюю школу в родном отечестве, пристроить Сеньку сразу в заграничный Гарвард, Натка так и сделала бы. Боюсь, через десять лет на Гарвард у нее уже не хватит, что-то слишком высоко задирает финансовую планку элитная московская школа… С другой стороны, что хорошего я могу сказать о собственной школе, положа руку на сердце? Я, которая всегда была отличницей, любимицей учителей и окончила ее с золотой медалью? В начальных классах, помню, я мучительно – куда там Гамлету! – терзалась вопросом: зачем я здесь? В первом «В» средней школы номер десять? И почему я здесь так долго? Мне казалось, умения уверенно читать, писать и считать совершенно достаточно для того, чтобы вести роскошную жизнь свободного взрослого человека. Бабушка, помнится, над этим моим убеждением тихо похихикивала, уверяя меня, что школа даст мне еще много разных полезных знаний. Дала ли? Ну, не знаю… Если честно, мои школьные знания имеют фрагментарный характер. Чуть-чуть математики, немного химии и физики, биология урывками… Инфузория туфелька. Зелененькая такая. Законы наследственности – иллюстрацией в памяти голубоглазая муха. Бойль и Мариотт – убей, не помню, что они открыли, на слух ассоциируются исключительно с бойлером и мировой сетью отелей. Менделеев, увидевший свою таблицу во сне, – везунчик, предмет вечной зависти. Квадратный корень – помню значок, синус и косинус – не отличу один от другого. Парабола – это кривая, по которой летит на диван брошенная с порога в комнату сумка. Биссектриса – это крыса, которая бегает по углам и делит их пополам. Пифагоровы штаны во все стороны равны… Вот, я уже прочно сбилась на школьный фольклор. С гуманитарными науками у меня дела обстоят гораздо лучше, но это не потому, что нам их хорошо преподавали, просто я всегда очень много читала. А мои учителя? Среди них были и очень приятные люди, и вовсе наоборот. Наша старенькая учительница математики даже к пятиклашкам обращалась на «вы», а вот преподаватель географии орал на нерадивых учеников в полный голос и регулярно разбивал о свой стол деревянные указки. Химичка имела привычку приходить на уроки в бигуди – их стыдливо прикрывала вязаная мохеровая шапка. Учительница истории – милейшая женщина, мой фаворит среди школьных педагогов – к рассказу о войне Алой и Белой розы непонятным образом могла приплести подробности своей собственной личной жизни, так что нам, коварным школярам, ничего не стоило превратить ее урок в балаган. Возможно, мне не слишком повезло со школой. Сашка говорит, что в ее школе учителя «ниче так, норм». Но если даже мы – я, Натка, наши одноклассники и однокашники – вынесли хоть что-то полезное из школы, которая была далеко не идеальной, выросли, выучились и стали приличными людьми – то каким же трамплином в жизнь может стать элитное учебное заведение? Сеньке, счастливцу, выпал шанс, которого у нас не было. Сентябрь Первого сентября Натка плакала. Расчувствовалась! А как она могла не расчувствоваться? Все было так торжественно и красиво! Клены у широко распахнутых по случаю праздника школьных ворот прощально шуршали и время от времени роняли резные листья, как скупые слезинки. Темные ели у крыльца зеленели сурово, но жизнеутверждающе. Мол, будет трудно, но вы, дети, молодые побеги, обязательно прорастете сквозь бетон. В школьном дворе волновалось синее, в белой пене кружев и бантов, живое море: базовым цветом форменной одежды шоко-школьников была «берлинская лазурь». Натка, не первый год работающая на верстке в газете, с дизайнерской таблицей «Пантон» была знакома и названию цвета школьной формы не удивилась. Поначалу. Потом-то у нее возникли смутные сомнения: а случайно ли эта их лазурь – именно берлинская? – Анна Беккер! София Вагнер! Герман Дельвиг! – проводила перекличку своих новобранцев учительница Яна Арнольдовна Герц. Как на подбор, одни немецкие фамилии… – Ольга Кляйн! Арсений Кузнецов! – Прям будто в гестапо нас с Сенькой затащили, – пробормотала себе под нос Натка, ощущая себя несколько неуютно. Как будто они с Сенькой не такие, как все тут. Как будто они хуже других. А почему это они хуже? Потому что на Натке бриллиантов нет, как на других мамашах? Так это же не говорит о том, что у нее этих бриллиантов вовсе не имеется. Да у нее, может, дома целая куча этих бриллиантов! Полный комод. И все фамильные, от прапрабабушки, личной фрейлины государыни императрицы. Просто Натка воспитана хорошо и не тычет своими бриллиантами в нос окружающим. Кто вообще надевает платья в пол и драгоценности будним утром?! Ну кто – Алена Дельвиг надевает. И мама девочки Вагнер тоже. Обвешались сверкающими каменьями так, что даже лапы елок, по опыту знающих, каково это – в праздничном убранстве щеголять, насмешливо вздрагивают. Нормальные люди одеты нарядно, но со вкусом, соответственно ситуации: в элегантные костюмы. Как Натка, например, на ней песочного цвета брючная двойка с белой блузкой. Не с миланского показа мод, конечно, но из «Зары», что вполне прилично… А фрау Дельвиг и Вагнер шуршат шелками и бархатом, звенят браслетами… Вееров из павлиньих перьев им не хватает – прятались бы за ними, шушукаясь, чтобы не нервировать нормальных людей. Очень Натке не нравилось то, что, шушукаясь, фрау поглядывают на нее. И что им не так, спрашивается? Она красивая молодая дама и держится с достоинством, благородно – вон, до сих пор не схватила шушукающихся фрау за бархатные бретельки, не встряхнула пытливо: в чем дело? Какие ко мне претензии?