2. Поймать Сэма Ловкохвата в тот момент, когда он забирается через окно к Часотворцам. 3. Выудить у Сэма обещание рассказать Гусю правду. 4. Поймать карету и добраться до побережья. 5. Одолжить рыбацкую лодку и отправиться на поиски отца. Но неожиданная заминка между пунктами 1 и 2 заставляла её нервничать. Дальше по улице горел фонарь. За углом тихонько заржала лошадь. У Корделии вспотели ладони. Она уже почти решила, что подождёт ещё двенадцать секунд и уйдёт, как вдруг в распахнутом окне появилась нога. Затем показался и остальной Сэм Ловкохват. Корделия могла лишь восхищаться, глядя, как Сэм с поразительной грацией подался из окна вниз, слез по трубе и спрыгнул с уступа. Но когда сирота легко приземлился на улицу, Корделия уже поджидала его, сложив руки на груди. – Так-так-так, – произнёс голос. Голос, который не принадлежал ни Корделии, ни Сэму. Дети подняли головы. Над ними маячило лицо Воролова Закон-сурова, в неверном свете фонаря то темнея, то вспыхивая ярко-красным. Сэм сорвался с места. Воролов попытался схватить Корделию, но та увернулась. Она услышала, как он ругается, повалившись на железную ограду. Корделия резко развернулась и увидела, как Сэм несётся по главной улице и сворачивает в один из проулков. Она кинулась за ним быстро, как птичка. На секунду силуэт Сэма замер в конце проулка. – Эй! – крикнула Корделия. – Я хочу поговорить! Он снова побежал. Корделия бросилась за ним. За её спиной топал по тротуару Воролов, вытянув перед собой длинные руки, как сумасшедшая марионетка, намереваясь схватить её. – А НУ ИДИ СЮДА! – проревел он. Сэм шмыгнул по Оксфорд-стрит и нырнул в тени площади Сохо. Он вильнул за угол, Корделия галопом понеслась за ним. А вот Воролову так же быстро свернуть не удалось. Он поскользнулся на куче лошадиного навоза и полетел в канаву. Корделия услышала, как он, хлюпнув, шлёпнулся о землю и проорал: – ПРОКЛЯТЬЕ! Но она не остановилась. Сэму Ловкохвату почти удалось скрыться в лабиринте мрачных улиц. И тут Корделия увидела серебряную вспышку – Часы Мира! Это подстегнуло её. Она прибавила скорости. Корделия догоняла. Они ворвались на площадь Пикадилли. По улице неспешно катились очень поздне-ночные или очень ранне-утренние повозки. По площади наматывала круги, горланя дурацкие песни, пара франтов, раскрасневшихся от бренди. Они замолкли, увидев, как мимо них сломя голову проносятся пара ребятишек – мальчик, сверкнув обносками, и девочка, взметнув юбками. – Постой! – пропыхтела Корделия. Она почти могла до него дотронуться. Она вытянула руку… Но Сэм бросился через дорогу прямо перед каретой. Лошади встали на дыбы, вращая глазами, и Корделия резко остановилась. – Эй! Куда прёшь? – рявкнул кучер, взмахивая хлыстом. – Простите! – выдохнула Корделия, исполнив некоторого рода танец, чтобы обогнуть накренившуюся карету. Сквозь спицы колеса она увидела, как Сэм уносится прочь. Она увернулась от бьющих копытами лошадей, а Сэм метнулся в широкий переулок. – Пожалуйста, вернись! – позвала Корделия. – Я хочу с тобой поговорить! Он развернулся и мгновение таращился на неё широко распахнутыми глазами. – Не ходи за мной! – заорал он. – Иди домой! Он скользнул в какой-то сомнительный переулок, а Корделия на секунду замерла. В нём было нечто одичалое – тень, крадущаяся под чёрным плечом здания. Корделия почувствовала, как по телу пробегает дрожь страха. Она могла просто отпустить его, пусть себе убегает в темноту лондонской ночи. Это был её шанс: развернуться и бежать на свет, к отцу. Корделия стояла на тёмной улице, стиснув зубы. Ускользая, Сэм крал нечто большее, чем Часы Мира. Он крал её дружбу с Гусем. Возможно, он даже крал последнюю надежду на мир. Она сделала глубокий вдох и один шаг. А потом снова пустилась следом за Сэмом – по извилистому переулку, прижимаясь к кирпичной стене всякий раз, когда мальчишка оглядывался. Он начал карабкаться прямо по отвесному фасаду здания, как взбирающийся на мачту матрос. Вот только в отличие от увешанного верёвками корабля на здании снастей не было. Сэм одними кончиками пальцев цеплялся за зазубрины на осыпающейся кирпичной стене. Он лез легко, будто, оступись он, земля вовсе не притянет его обратно вниз. Корделия затаила дыхание, глядя, как Сэм минует витражное окно и взбирается по тонкой башне, высокой до одури Корделия затаила дыхание, глядя, как Сэм минует витражное окно и взбирается по тонкой башне, высокой до одури. Когда он влез внутрь через узкое окошко, она облегчённо выдохнула. И лишь тогда узнала это здание: Творцов елизаветинских времён на витраже ни с кем нельзя было спутать. Сэм был внутри Гилдхолла. Глава 24 Корделия не надеялась и пытаться лезть следом за Сэмом по зданию, как паук. У неё ушло несколько минут, чтобы пробраться по виляющему зигзагами переулку и оказаться перед Гилдхоллом. «Только Творцы и монархи могут открыть эти двери», – говорила ей тётушка. Корделия протянула руку и повернула дверную ручку. Она была тёплой на ощупь. Дверь открылась. Корделия была готова к мраку, и он её не напугал. Она наощупь пробралась по вестибюлю, сквозь пыльную магию и колючие шторы, в просторный великий чертог. В воздухе висел привкус пепла, а ноздри обжигало запахом дыма. Сэм, наверное, разжёг огонь в одном из древних каминов. Когда глаза Корделии привыкли к темноте, она увидела гигантскую лестницу из красного дерева, вздыбившуюся, как спина огромного дракона, ведя к верхним этажам. Девочка поднялась по ней. Наверху лестницы оказалась длинная галерея. Корделия застыла, сердце в груди заколотилось. В галерее стояли, поджидая её, десятки людей, залитых лунным светом. Они глядели на неё, безмолвные и абсолютно неподвижные. Корделия ахнула. Один из безмолвных людей был безголовым. Потом она поняла. Это были никакие не поджидавшие её люди: это были манекены в человеческий рост, одетые в обрывки старых накидок. Жути добавляло то, что даже те манекены, у которых голова имелась, были безликими. Пол усеивали бледные гипсовые слепки рук, а на полках теснились колодки для башмаков. Повсюду валялись, словно рассыпанные спички, поломанные трости. Откуда-то доносилась мелодичная песенка. Кто-то напевал себе под нос. Мотив казался Корделии смутно знакомым, мягким, печальным и слегка тревожным, словно колыбельная о смерти. В конце галереи оказалась лестница – наверх в башню! Луч лунного света серебряным ковром лежал на ступенях. Должно быть, это Сэм там мурлычет песенку. Корделия стала красться вперёд. Странно, но негромкая песня утихла, пока она поднималась. Она протянула руку к двери на вершине лестницы и распахнула её. Дверь скрипнула, и Сэм повернулся к ней со словами: – Я принёс Часы Мира, господин… Он увидел Корделию и переменился в лице. – Ты! Корделия шагнула в комнату. Навстречу ей шагнули шесть Корделий, а по углам маячили шесть Сэмов с растерянными лицами: на каждой стене шестиугольной башни висело по зеркалу. В центре комнаты стоял распахнутый старый деревянный сундук, а между двух зеркал как раз уместился узкий шкаф. Корделия предположила, что во времена расцвета Гилдхолла здесь была примерочная. Теперь единственная имевшаяся здесь одежда была свалена в угол – кто-то устроил из неё гнездо размером для ребёнка.