– Встань, – приказала Радмила и, подслеповато щурясь, принялась осматривать каждый сантиметр его кожи на груди, почти уткнувшись в парня носом. – Ага, – прозвучало через пару минут. – Этого ведь давеча не было. Ее заскорузлый палец уткнулся Елисею в грудь прямо напротив сердца. Машинально огладив указанное место, он ничего не почувствовал и, гонимый проснувшимся любопытством, отправился в свою комнату, прихватив амуницию. Бросив все принесенное на стол, Елисей затеплил керосиновую лампу и, подвесив ее на специально вбитый в стену возле зеркала гвоздь, принялся осматривать себя. Буквально через несколько секунд его взгляд уткнулся в странную тень на собственной коже. Еще раз ощупав замеченное место пальцами, парень сообразил, что кожа на груди гладкая, как и раньше, но прямо напротив сердца еле заметными тоненькими линиями был нанесен силуэт летящей птицы. Елисей, всмотревшись, понял, что это рисунок парящего кречета. – Сокол, – тихо улыбнулась наблюдавшая за ним Радмила. – Родовой знак. Давно такого не было, чтобы Перун так сразу знак оставил. Порадовал ты его чем-то. – Знать бы еще, чем, – удивленно проворчал Елисей, продолжая разглядывать себя в зеркале. В стекле отражался парень шестнадцати лет, с волосами темно-русого цвета, прямым носом, высокими скулами и большими, миндалевидными глазами, синими, словно разведенные чернила. Узкие, плотно сжатые губы и твердый, упрямый подбородок довершали картину. «Похоже, у этого тела в предках степняки были, судя по разрезу глаз», – машинально проворчал про себя Елисей, и в памяти тут же всплыл образ юной, удивительно красивой девушки восточной внешности. – Твою мать! – выругался парень, едва не шарахнувшись от зеркала. – Что, кого-то из пращуров вспомнил? – понимающе усмехнулась Радмила. – Ништо, пройдет с годами. А ты чего у батюшки попросить решил? – вдруг спросила она с непонятной интонацией в голосе. – Удачи в делах, – помолчав, признался парень, не видя причины скрывать это. – А чего не удачи воинской, не силы, не поддержки в бою? – удивилась бабка. – А разве бой это не дело? – иронично усмехнулся Елисей. – Чем ни займись, а это все одно дело. – Думаешь, перехитрил его? – разом посуровев, уточнила Радмила. – И не собирался, – пожал парень плечами. – Да и не до хитростей мне было тогда. Мысли бы в кучу собрать. Чем это меня дед Святослав опоил? Не иначе мухоморами какими. – Сам ты мухомор, – фыркнула бабка. – Яд скорпиона и яд эфы на кончике иглы в взваре из сока анчара. Потому я тебе после молока и дала. Яд – штука тяжелая. Так просто не выдохнется. – М-да, и как еще никто от таких шуток ласты не склеил, – буркнул Елисей, чувствуя, как на затылке волосы шевелятся от рецептов местной фармакологии. – Бывало, что и не выживали, – словно расслышав его слова, ответила Радмила. – Те, кто духом слаб, кто самого себя, страхов своих боится. Так что не все так просто. – Кх-м, – закашлялся Елисей, не ожидавший такого ответа. – Ну, всяко бывает. – Ладно, казак. Спать ложись, – устало улыбнулась Радмила. – Отдохнуть тебе нужно. И завтра особо не прыгай. Дай крови очиститься. Дома чем спокойным займись. – Добре, – кинул парень, понимая, что это толковый совет. Радмила ушла, а он, раздевшись и погасив лампу, рухнул в кровать, отключившись почти сразу. Проснулся Елисей от того, что кто-то осторожно поглаживал его по лицу. Еще не открыв глаза, он одним быстрым, тягучим движением перехватил руку у себя на лице и, еще толком не проснувшись, вдруг понял, что рядом с его кроватью сидит Александра. – Случилось чего, Санечка? – спросил он, открывая глаза. Елисей вообще старался относиться к девочкам с лаской, чтобы хоть как-то нивелировать горечь от потери родителей. Парень никогда не повышал на них голоса и не грозился. А главное, никогда не забывал приносить им маленькие подарки из любой поездки или выхода в лес. И не важно, что это было. Ленты в косы или горсть лесных орехов. Главное, внимание. Вот и теперь, еще толком не проснувшись, он сдержал свое недовольство и обратился к девочке так, словно и не спал. – Бабушка будить тебя велела. Сказала, переспишь, потом весь день квелый ходить будешь, – ответила Санька, даже не пытаясь забрать свою руку из его лапы. – Добре. Скажи, уже встаю, – кивнул Елисей. – А мальчишки где? – Да как обычно, – пожала девочка плечами. – Сначала по крепости бегали, как обычно. А сейчас на дворе то ножи кидают, то мешок колотят. – Ну, хоть не озоруют, и то ладно, – усмехнулся парень и, закинув руки за голову, длинно, от души потянулся. Тихо хихикнув, Санька вскочила с края кровати, где сидела, и моментально скрылась за дверью. Одевшись, Елисей вышел во двор и, умывшись колодезной водой, отправился инспектировать своих подопечных. Увидев его, мальчишки тут же обступили парня, хором задавая вопросы. Переждав этот поток, Елисей усмехнулся и, с улыбкой оглядев свое воинство, проворчал: – Оглушили, огольцы. Как дела? Никого еще отлупить не успели? – Не, миром все, – рассмеялся в ответ Мишка. – А остальные где? Куда новичков подевали? – Так со светом с нами были, а потом по домам пошли. Ты ж сам сказал, что сегодня учить не станешь. Вот они и ушли. – Ладно. А вы чего тут бездельничаете? – А чего еще делать-то? – удивились мальчишки. – Собирайтесь, и в лес. За хворостом. И оружие не забудьте. Скоро кислоту привезут, порох делать станем, – добавил Елисей, предвосхищая все вопросы. Мальчишки унеслись в дом и буквально через три минуты, уже одетые в рабочую одежду и опоясанные ремнями с револьверами и кинжалами, вихрем унеслись со двора. – Куда это ты их наладил? – поинтересовалась бабка Радмила, выходя на крыльцо. – В лес, за хворостом. А то они тут со скуки точно разнесут чего, – усмехнулся парень. «Не можешь предотвратить безобразие, возглавь его, – добавил он про себя». – Так вроде хворосту у нас и так хватает, – протянула бабка, с сомнением покосившись под навес, где хранились дрова. – Ну, большую часть я себе в мастерскую отправлю, а что останется, тут в дело пойдет, – выкрутился Елисей, не желая признаваться, что ничего умнее ему в голову не пришло. Похоже, действие дедовой фармакологии еще не выветрилось. – Да и ладно. Хоть галдеть тут не будут, – отмахнулась Радмила. – А ты в дом ступай. Тебе сегодня в спокойствии побыть надо, – скомандовала она парню. – Иду, – чуть улыбнувшись, кивнул парень. Но едва он перешагнул порог, как бабка тут же отправила его на свою половину и, усадив на табурет, принялась осматривать. Заглянув в глаза, Радмила кивнула чему-то своему и, пройдя на кухню, вернулась с очередной кружкой молока. – Пей, – велела она. Парень покорно проглотил молоко, к счастью, на этот раз без всяких добавок, и, возвращая тару, спросил: – Ну и как, жить буду? – Раз сразу не помер, поживешь еще, – ворчливо отозвалась бабка. – Все хорошо с тобой будет. Завтра уже опять побежишь башибузуков своих обучать. Потерпи. – Ну и, слава богу. Пойду тогда к себе. Подумать надо. Новую задумку сделать хочу. – Опять, небось, для смертоубийства чего, – проворчала бабка. – Бабушка, ну не начинай, а, – едва не взмолился парень. – Знаешь же, что без всех этих штук для смертоубийства нам тут не выжить. – Знаю, – вздохнула Радмила. – Не обращай внимания. Это я так. Ворчу по-стариковски. Ступай себе. Думай, – усмехнулась она. Кивнув, Елисей поднялся и, пройдя к себе, уселся за стол. Достав из ящика листы со своими набросками, он попытался сосредоточиться на работе, но вместо этого постоянно мысленно возвращался к произошедшему ночью. Елисей всегда был реалистом и во всякую мистику не верил, но то, что с ним случилось, простому логическому объяснению не поддавалось. Конечно, можно было списать все на действие дедовой фармакологии, но как тогда объяснить появление на собственном теле силуэта летящего кречета? Поймав себя на том, что невольно поглаживает на груди то место, где увидел рисунок, Елисей вздрогнул и, отдернув руку, тихо выругался. Потом, плюнув на все условности, скинул черкеску и, задрав рубаху, подошел к зеркалу. Рисунок никуда не исчез. Теперь, при солнечном свете, его было видно еще лучше. И только теперь Елисей сообразил, что это была не обычная татуировка. Рисунок был словно выжжен на коже. Но при этом никакого покраснения или еще какого-либо последствия воздействия такого типа на тело не было. То есть создавалось впечатление, что рисунок этот был у него очень давно. Но как такое могло быть? Елисей твердо знал, что провел на капище только ночь. Да и реакция ближних это подтверждала. Впрочем, не в его ситуации было отметать любую мистику. Достаточно вспомнить, как он тут оказался и с чего началась вся эта история. Тут во все что угодно поверишь. – Выходит, это все и вправду было, – еле слышно проворчал парень, опуская рубашку. – Твою мать! Но как?! Вопрос повис в воздухе. Елисей, пройдясь по комнате, задумчиво покосился на свои эскизы и, смахнув их в ящик стола, перешел к окну. Дело шло к весне, и солнышко все чаще радовало землю теплом. Вот и сейчас небо прояснилось, и на голых ветвях деревьев заплясали тонкие лучи. Глядя на все это великолепие, парень вдруг понял, что несколько запутался во всех местных перипетиях. На первый взгляд, все шло, как должно идти, а на самом деле, что-то было не так. Но что именно, он и сам не понимал. Не хватало чего-то важного. Глобального. Цели. Поймав себя на этой мысли, Елисей удивленно хмыкнул и, вздохнув, тихо проворчал: – Размечтался. Великую цель ему подавай. С обычной жизнью справься сначала. Вон, у тебя на шее теперь пятеро круглых сирот и еще пятерка вдовьих детей. Вот и займись делом. Людей из них воспитай, а не пытайся мир переделать. А то в местных реалиях тебя за такие потуги махом на Сахалин, кандалами греметь отправят. И тут, после этой отповеди себе самому, парень вдруг понял, что все делает правильно. И что его задача – не мир менять, а вырастить из этих ребят людей, которые станут когда-нибудь костяком местной армии. Элитой, которую станут уважать и бояться. * * * Они неслись по зеленеющему лесу, словно бесшумные тени. В лохматых комбинезонах, с вымазанными зеленой краской лицами, они казались лешими, устроившими свои игрища в лесной чаще. Перемахнув поваленное дерево, самая крупная фигура резко остановилась и, вскинув руку, плавно опустилась на корточки. Подскочившие к нему тени тут же прыснули в стороны и словно растворились в подлеске. Плавно отодвинув ветку куста, Елисей выглянул на тракт и удивленно хмыкнул. Роскошную коляску в сопровождении четырех казаков атаковали шестеро горцев. Как так получилось, было ли это нападение спланированным или случайным, сейчас было не важно. Важным было то, что парень узнал седоков коляски. Действительный статский советник и одна из его дочерей. – Вот уж кого совсем не ожидал тут увидеть, – тихо выдохнул Елисей. Рука выдернула из кобуры револьвер и плавно взвела курок большим пальцем. Его подопечные, то и дело поглядывавшие на своего командира, зеркально повторили его движение, и Елисей, внимательно слушавший лес, удовлетворенно усмехнулся. Ни один посторонний звук не нарушил привычный лесной фон. Улегшись на пузо, парень ползком приблизился к самой обочине дороги и, плавно поднявшись, вскинул револьвер. Выстрелы прозвучали слитным залпом, и все шестеро абреков попадали с коней. К удивлению Елисея, атаковали горцы белым оружием. То ли не хотели поднимать шума, а то ли просто порох берегли. Рубившиеся с ними казаки тут же развернули коней, готовясь встретить неизвестного противника, но тут же замерли, увидев направленные на них стволы. – Тихо, православные. Свои, – усмехнулся Елисей, проскальзывая мимо них к упавшим горцам и выхватывая кинжал. – Тьфу ты пропасть! Прости, Господи, – истово перекрестился пожилой десятник. – Ну, чисто нечисть лесная.