Она замерла. – Проваливай! – он помахал стволом в сторону двери. – И чтоб до утра я тебя больше не видел. Она вскочила, отпихнув табуретку, вышла, хлопнув дверью. Ей хотелось вопить от обиды и ярости, хотелось рыдать, катаясь по полу, рвать и кусать. Но с Соловьем это было бесполезно. Он только ухмыльнётся, пожав плечами, отпихнёт её ногой и пройдёт дальше, забыв через пару секунд. Когда он так поступил со своей прошлой шалавой, она веселилась и радостно смеялась, глядя на отчаяние девчонки, цеплявшейся за сапог Соловья и умолявшей не бросать её в Карагёзе. Она смеялась и радовалась, потому что он бросал малолетнюю портовую потаскуху ради неё, Сойки. И вот теперь она сама в роли той самой брошенной девки и разве что только за сапоги не цепляется. Она брела по тёмному трюму, почти ничего не видя полуослепшими от слёз глазами. Толкнула дверь наугад. В каюте тут же зажглась свеча на столике. Она моргала, пытаясь разглядеть, что здесь и кто, и узнала быстрее по голосу, чем по виду. – Чего тебе? – сухо спросил Финист, спуская ноги с койки. Он был в одной рубашке и штанах и явно уже собирался спать. Надо было хлопнуть дверью и идти искать свою каюту. Но она не смогла. Она сама не поняла, как оказалась напротив Скаль-Грайского с опущенной в стол головой и, запустив пальцы в волосы, горестно простонала: – Он меня бросил! – Соловей? – уточнил Финист, зажигая взмахом ещё пару свечей. Она кивнула не глядя, всхлипнула. Откуда-то на столе появились бутылка и пара стаканов. Хлопнула пробка. Финист разлил вино, протянул ей стакан. Она выпила, стуча зубами о край, икнула. Он налил ещё. – Думала, он тебя любил? Сойка подняла глаза. Скаль-Грайский смотрел насмешливо, с прищуром. Она разозлилась. – Ничего я не думала. Я знала, что он кобель, просто… – Просто решила, что его сучка – ты, – Финист хмыкнул, скрестил на груди руки. – А оказалась другая. Она помолчала, угрюмо глядя в стакан. – Так это правда? – она вскинула глаза. – Марья ему хвост накрутила? – Насколько мне известно, – кивнул Финист. Сойка хлебнула вино. – Сволочь! – процедила она зло. – Кто именно? – Оба. И он, и эта царская течная… – Так, давай не выражаться, – попросил Финист. – Она моя кума, так что следи за языком. – И ты туда же! – горько пробормотала Сойка, отпивая ещё. – Конечно, куда мне до неё. Царица, блин, в шелках вся да в алмазах. Не то что я – нищая вонючая аловчанка. Правда, Марья вырезала там всех наших? – Не всех, – качнул головой Финист. – Но кое-кого да, повесили. А ты чего ожидала? Тебе-то ещё повезло. Иван бы тебя не помиловал. – Да пошли они все! – она мотнула головой, помолчала, заметила вдруг: – А ты чего не пьёшь? Скаль-Грайский пожал плечами. – Не хочется. – Налил же. – За компанию. Но в походах я не пью. – Да ладно, чего ты! Уж точно не сегодня в бой и не завтра. Он промолчал. Сойка допила стакан, всмотрелась в задумчивое лицо. – Почему ты меня защищал? – неожиданно спросила она. – Там, во мшарах. И на Гребне тоже. – Чего? – непонимающе нахмурился он. – Ну, когда эти… семиградцы… хотели изнасиловать меня… – А! – он слабо улыбнулся, помолчал. – Мы воины. А не разбойники. Она вспыхнула. – Говори за себя. Ты, может, и воин, а вот твои люди такие же, как наши. Дай им волю – драли бы меня неделю всем полком. Финист коротко взглянул исподлобья, промолчал. – Ладно, – пробормотала она, остывая. – Извини. В любом случае спасибо. – Учти, от петли я бы тебя не стал спасать, – заметил он. Сойка фыркнула. – Ну да. Пусть лучше меня повесят, чем трахнут. Странные у вас, у благородных, представления. Она словно невзначай расшнуровала пару петель на рубашке, распахнула ворот пошире, как от духоты. – Ты заслужила виселицу, – спокойно сказал Финист. – По приговору. Остальное – нет. – Правда? – Сойка прищурилась, прикусила губу. – А если бы я сама хотела? – Чего? Она рывком пересела к нему на койку, обхватила за шею и наклонилась к уху. – Не пьёшь в походах, ладно, – зашептала она, щекоча горячим дыханием и запуская руку ему между ног. – А что насчёт остального? Как-то же ты расслабляешься? – Сплю, – он сделал не слишком убедительную попытку отодвинуться; она почувствовала это. – Да ну, чего ты, Скаль-Грайский! – шептала она, нашаривая пряжку на ремне. – Не строй из себя, ты же тоже хочешь. – Не имеет значения, чего я хочу… Она не дала ему договорить, поцеловала, обхватив обеими руками за голову. Оторвалась, задохнувшись, секунд через десять, спросила, заглядывая прямо в глаза: – Хочешь прогнать меня? Как он? Финист взмахнул рукой, погасив свечи. Она стянула рубашку через голову и толкнула его на подушки. Глава 11 Флот её величества На следующее утро Финист поднялся на палубу, смущённо щурясь, и не сразу понял, что происходит. В глазах рябило от солнца и ветра, у юта толпились люди, раздавались весёлые и возмущённые вскрики. – Следующие! – услышал он громкий голос Соловья за спинами команды. – Подходите, мать вашу, не задерживайте. Финист приблизился, растолкав людей, и с удивлением увидел Соловья с ножом у мачты и Сойку с обрезками тряпок. Разбойники подходили к ним по двое, азартно бросали кости и проигравшему Соловей бил в морду, резал ножом руку или тыкал в грудь – неопасно, но так, чтобы кровь хорошенько смочила тряпки, которыми Сойка небрежно бинтовала раны. – Вы чего тут творите? – ошарашенно спросил он. – А, Скаль-Грайский! – весело ухмыльнулся Соловей, повернувшись к нему. – Давай сюда. Тебе тоже должно достаться. – Чего достаться? – Финист посторонился, пропуская очередного разбойника с забинтованной головой. – Ну как чего? Ты же не мог сдаться без боя, правильно? – Соловей подмигнул Сойке и снова повернулся к Финисту.