– Запомни, девочка: жалость у нас не живет, – отрубила начальница, – иначе придется расплачиваться собственным здоровьем. И Лейла отгородилась от клиентов невидимой, но очень прочной стеной. Единственным человеком, пробившим брешь в обороне, оказалась Ксюша. Лейла не общалась с девушкой, молча оформляла квитанцию и пересчитывала деньги. Но всякий раз, глядя в спину уходящей Жрачкиной, боролась с желанием окликнуть бедолагу, зазвать ее в подсобку, напоить чаем, угостить вафлями. Ксюша всегда вовремя выкупала свою драгоценность. Но однажды пропустила назначенную дату. Не явилась и в льготную неделю. И тогда Лейла сама заплатила нужную сумму, забрала кольцо, выписала из квитанции адрес Ксении и поехала к ней домой. Почему оценщица решилась на столь странный поступок? Она и сама не знала. Послушалась своего внутреннего голоса, твердившего: «Помоги девчонке». Все оказалось намного хуже, чем предполагала Лейла. Еще с лестницы ей стало слышно, что в квартире заходится плачем ребенок. На звонок никто не открыл, Ксении, похоже, не было дома. Но когда Ибрагимова подергала дверную ручку, створка неожиданно распахнулась – замок оказался хлипким. Ксению она обнаружила на кровати. Та лежала в полузабытьи, на одной ноге у нее был гипс. Рядом стоял мальчик лет шести и, надрывно плача, повторял: – Мама, есть хочу! Лейла сбегала в кухню, смахивающую на собачью будку, не нашла там даже засохших крошек, вернулась в комнату, пощупала лоб Ксюши и перепугалась – температура у нее была явно за сорок. Спешно вызванная «Скорая» увезла Жрачкину в стационар, а Лейла осталась с Вадиком. Через неделю больную перевели из реанимации в обычную палату, и Лейла с Ксюшей поговорили по душам. Ксюшу воспитывал отец, отставной полковник, человек крайне строгих правил, требовавший от дочки полнейшего подчинения. Любое отступление от распорядка дня считалось преступлением и жестоко каралось. Впрочем, ремень с пряжкой применялся по любому поводу. Принесла из школы четверку? Порка. Случайно порвала платье? Порка. Плохо вымыла пол? Порка. – Я выбью из тебя материнскую дурь! – ревел бывший вояка, выдергивая из брюк ремень с бляхой. Куда подевалась ее мать, Ксения понятия не имела. Когда дочери исполнилось восемь лет, добрый папаша коротко сообщил: – Шлюха сдохла. И более бесед на эту тему не было. Из страха перед отцом Ксюша закончила школу с золотой медалью и легко поступила в институт. Там у нее появилось немало поклонников, причем не только студентов. На симпатичную, очень скромную девочку стал засматриваться преподаватель Иван Гаврилович Стебунков. – Иван Гаврилович Стебунков… – эхом повторила я. Лейла кивнула. – Да. Причем он имел, как принято говорить, серьезные намерения. Но Ксюша его не замечала, потому что влюбилась. Первым мужчиной вчерашней школьницы стал иностранец-стажер по имени Габриэль. Можно удивляться наивности Ксюши, но она, воспитанная суровым отцом, и правда не знала, как появляются дети. А Габриэль воспользовался этим – уложил девушку в постель, весело провел с ней время и благополучно отбыл домой, в свою страну, к жене и ребенку. Вскоре после его отъезда отец поинтересовался у дочери, почему та не просит денег на средства интимной гигиены, узнал, что у нее нет месячных, отволок ее к гинекологу, услышал про беременность и выгнал Ксению из дома. Лучше не повторять, что орал озверевший полковник, какими эпитетами он осыпал рыдающую дочь. Перепуганная донельзя Ксюша просидела ночь на вокзале, утром явилась зареванной на занятия и столкнулась с Ириной Альбертовной Евдокимовой, заведующей кафедрой иностранных языков. Та тут же стала задавать вопросы. Ксения рассказала ей о своей непростой ситуации. Евдокимова призадумалась. – Какой у тебя срок? – Три недели, – всхлипнула Ксюша. – Хочешь оставить ребенка или избавиться от него? – деловито спросила профессор. – А разве можно лишиться маленького, если он уже живет в животе? – заморгала Ксения. Трудно, конечно, поверить в такую наивность первокурсницы. Но вспомните, пожалуйста, что во времена юности Ксении Интернета не существовало, пресса выходила под бдительным присмотром цензуры, слово «аборт» считалось не просто стыдным, а ужасным. Развод осуждался парткомом. Подружек, которые просветили бы ее, Ксюша не имела, матери у нее не было, отец тотально контролировал дочь, требуя отчета за каждую проведенную вне дома секунду. Отношения с Габриэлем стали возможны лишь потому, что декан факультета выбрал самую скромную и незаметную барышню для сопровождения гостя-иностранца в Суздаль, а отец побоялся спорить с администрацией вуза, давшей Жрачкиной ответственное комсомольское поручение. Впрочем, полковнику и в голову не могло прийти, что его в страхе воспитанная скромница решится на интим, да еще с иностранным гражданином. Оценив меру наивности Ксении, завкафедрой захотела поучить студентку уму-разуму. – На тебя давно положил глаз Стебунков. У Ивана Гавриловича огромная квартира, достаток, прекрасные карьерные перспективы. Выходи за него замуж и забудь мерзавца, который сделал тебе ребенка. Если сейчас прыгнешь к Стебункову в постель, то можно будет объявить новорожденного недоношенным. Иван поверит, что младенец от него. – Ой, я не смогу! – испугалась Ксюша. – Тогда придется жить на улице, – напомнила Евдокимова. – И денег у тебя нет. Как ты намерена существовать? Особенно когда появится малыш? Ксюша разрыдалась. Евдокимова куда-то умчалась, а вернулась вместе с чрезвычайно взволнованным Стебунковым, который с порога воскликнул: – Ксюшенька, Ирина Альбертовна рассказала мне о твоем бедственном положении! Пьяница-отец пытался тебя изнасиловать, а когда ты не далась, выкинул тебя на улицу. Вот мерзавец! Ксения онемела. Евдокимова, стоявшая за спиной Ивана Гавриловича, поднесла указательный палец к губам. А Стебунков продолжал: – За такое поведение твоего отца следует наказать. – Ваня, Ксюша не хочет никакого шума, – быстро перебила его завкафедрой. – Ведь так, солнышко? Ну и как должна была поступить девушка, приученная во всем подчиняться старшим? Она кивнула. И тут Иван Гаврилович предложил: – Живи у меня, в квартире есть свободная комната. Ты готовить умеешь? Ксюша снова кивнула. – Прекрасно! – потер руки Стебунков. – В благодарность за крышу над головой будешь мне супчик варить. Когда Иван Гаврилович ушел, Евдокимова погладила поникшую Ксюшу по голове и сказала: – Не упусти свой шанс. Сегодня же ночью иди в его спальню. Ты девочка симпатичная, Ваня в тебя влюблен, все устроится. Так, запоминай! Стебунков быстро пьянеет, от двух бокалов легкого вина его уже в сон клонит. Вечером предложи отметить твой переезд, Ваня достанет бутылочку. Твоя задача – влить в него половину. А когда он захрапит, стяни с него брюки, рубашку, накапай крови на диван, где вы сидели, раздевайся и ложись рядом. Утром Стебунков ничего не вспомнит, а ты ему на следы крови покажи и заплачь: вот, лишилась девственности, но не сержусь, потому что очень вас люблю. Даже представить не можешь, сколько парней попадается на эту простую уловку. Уколешь иголкой щиколотку, и все дела. Только не коли в руку, не ровен час, он заметит след. Лучший вариант – нога! – Я не могу… вот так… – промямлила Ксюша. – Люблю другого, хочу сохранить ему верность до конца жизни. И врать нехорошо, обманывать Ивана Гавриловича некрасиво. – Вот дура! – разозлилась Евдокимова, искренне желавшая девушке счастья. – Совсем рехнулась? Не глупи! Судьба посылает тебе уникальную возможность устроиться с комфортом. – Мой любимый мне кольцо подарил, – пролепетала Ксюша и вынула из потайного карманчика золотой перстенек. – Купил в магазине, надел мне на палец и сказал: мы теперь муж и жена. Хоть в загс не ходили, но душами соединились. – Идиотка! – возмутилась Ирина. – Кстати, не хочешь назвать мне имя любовника? – Никогда, – прошептала Ксения, – хоть на лапшу меня нашинкуйте. – Значит, Ромео женат, – поджала губы Евдокимова. – Кто же из наших студентов мерзавец, а? Слушай внимательно! Сегодня ты сделаешь, как я сказала. В противном случае я распространю слух в институте, что ты ложишься под каждого и не знаешь отца будущего ребенка! Ирина очень хотела вразумить глупую девчонку и нашла правильный путь: страх. Ксения перепугалась, что ее тайна откроется, и выполнила все предписания заведующей кафедрой. Глава 23 План Евдокимовой удался. Иван Гаврилович сразу повел Ксюшу в загс, очень обрадовался беременности, осыпал юную супругу подарками. Ксения бросила учебу, осела дома, воспитывала крошечного Вадика и вела хозяйство. Ничто не предвещало грозы. Гром грянул, когда малышу исполнилось четыре года. Ирина Альбертовна поругалась со Стебунковым – тот отказался помочь на вступительных экзаменах протеже Евдокимовой. А потом еще и пошел к ректору с докладом: – Завкафедрой иностранных языков предложила мне взятку за то, чтобы я поставил хорошую отметку некоему Хачикяну. У нас в аудиториях много выходцев из Армении, учатся они плохо, переползают с курса на курс на «удочках». Я думаю, что эти студенты поступили в наш вуз не без корыстной помощи дражайшего профессора Евдокимовой. Ректор упросил Ивана Гавриловича молчать и велел Ирине Альбертовне подать заявление об уходе по собственному желанию. Разумеется, дама в мгновение ока поняла, кто на нее настучал, и решила отомстить. Вечером она явилась к Стебункову домой и заявила: – Пусть я взяточница, но ты рогоносец, воспитывающий чужого ребенка. И выложила ошеломленному мужчине всю правду о его женитьбе. Иван Гаврилович кинулся к супруге. Та не стала отрицать обман, только плакала и повторяла: – Прости, прости, прости… Похоже, Стебунков искренне любил супругу – в тот вечер он ее вон не выгнал. Но потом разменял свою большую квартиру на две халупы в разных концах города, перевез потерявшую от ужаса голос Ксюшу на новое место жительства и сказал ей: – Развод оформлю сам, с тебя требуется заявление об отказе от алиментов в связи с тем, что рожденный в браке ребенок не является моим родным сыном. В память о наших счастливых днях, о тех годах, когда я верил тебе и не мог надышаться на Вадика, я дарю вам эту жилплощадь. Она обставлена, здесь есть ванная, плита, в общем, все необходимое. Живи как сможешь, ко мне никогда не обращайся. – Можно не писать заявление? – взмолилась Ксюша. – Я от стыда умру, если его на суде зачитают. – Ну, ладно, – согласился Стебунков, – пожалею тебя. Но не подавай на алименты, не жди от меня материальной помощи. Если обманешь и я получу бумагу по месту работы, ославлю тебя на весь мир – потребую сделать анализ крови, и он докажет, что Вадим родился невесть от кого. – О нет, только не это! – заплакала Ксюша. – Не волнуйся, ты о нас более не услышишь. Иван Гаврилович пошел к выходу, на пороге обернулся и сказал: – Дура! Призналась бы честно: «Я беременна, жить негде, помоги, Ваня!» Я б тебя на руках носил и пацана воспитал. Любил я тебя. Так любил, что теперь меня от всех баб воротить будет. Что до меня случилось, то быльем поросло, мы новую жизнь начали. Я все простить мог, но не ложь! А ты мне врала несколько лет про преждевременные роды… Я тебя, Ксения, ненавижу. Пусть все подлое, что ты сделала, вернется сторицей к твоему порогу. Ну зачем было говорить, что я родной отец Вадима? – Ирина Альбертовна мне так посоветовала, – прошептала Ксюша, цепляясь руками за стол. – Ну и хорошо она тебе подсказала? – спросил муж. – Нет, – пролепетала Ксения. – Извини, Ваня. – Бог простит, – буркнул супруг-атеист. – Остался у меня один вопрос. Ты носишь на шее цепочку с кольцом, которая, похоже, тебе дороже всего, что я дарил. Мне ты сказала, что оно принадлежало матери, дескать, единственная оставшаяся от нее вещь. Но сейчас я вдруг сообразил: украшение вовсе не от нее. Его тебе биологический отец Вадима преподнес? Солжешь, я тебя прямо тут убью! Задушу! – Да, – еле слышно призналась совершенно раздавленная Ксюша. – Прости, Ваня, я его люблю. Очень старалась быть тебе хорошей женой, уважала тебя, но сердце мое навсегда отдано другому.