Сперанский с укоризной посмотрел на меня. – Не стоит ржать над тем, чего не знаешь. В некоторых странах – кстати, вполне цивилизованных, – есть особый ритуал. Его используют очень редко, в самых крайних случаях. Собираются самые уважаемые люди государства (естественно, все происходит тайно) и просят о смерти лица, навредившего стране. Как правило, тот человек вскоре умирает, причем не от рук наемного киллера, а сам по себе. Или вот колдуны Африки… Хочешь расскажу? – Спасибо, не надо, – остановила я Вадима. – А кто тебя отправил к Стебункову? – Хоть режь на кусочки, не скажу, – с видом человека, готового погибнуть на костре за свои убеждения, заявил Сперанский. – Да я его и не знаю, мы встречались ночью. – На кладбище? – предположила я. – Да, – подтвердил Вадим. – Заказчик прятал лицо. – Угу, – кивнула я, – аж мурашки по коже бегут. Амулет-то хоть ты унес? – Слава богу, успел прихватить, – выдохнул Вадим. – Теперь до утра не лягу, буду дезактивировать лук со стрелами. Ох, непростая это задачка! Въезжая во двор дома Вадима, я приняла смущенный вид и тихо сказала: – Прости за бестактные вопросы, но я впервые столкнулась с талисманом-убийцей. – Сплюнь три раза через левое плечо, – посоветовал Сперанский. – Это элементарная, но хорошо работающая уловка. Именно за левым плечом у человека тусуется черт, а ему не нравится, когда в глаза харкают. – Мало кто получит удовольствие от плевков, – усмехнулась я. – А почему лук со стрелами тебя самого не поразил? По логике, главные враги Стебункова как раз ты и заказчик. – Ты не поняла? – вскипел он. – Талисман берет наши отрицательные посылы, увеличивает их и направляет в Стебункова. Он антихранитель. – Не о том речь, – отмахнулась я. – Ты считаешь, что из-за энергосберегающей лампочки в туалете было не то освещение, поэтому твой лук начал выделывать фортели? – Надо тщательно соблюдать правила фэн-шуй… – завел было Вадик, но я замахала руками. – Нет, нет, я о другом. Талисман вышел из-под контроля и сильно навредил Нине с Надей. А ты вполне здоров. Почему? Вадим снисходительно улыбнулся и потрогал медальон на груди. – Айра! Вот ответ. Прости, далее беседовать времени нет. В час голодной собаки фетиш-киллер надо положить на точку равновесия энергий. Опоздаю – случится беда. Завтра приезжай на работу к трем. Забыв попрощаться, Вадим вылез из драндулета и рысцой поспешил к своему подъезду. Глава 22 Около десяти утра я нажала на дверной звонок и уставилась на дверь, обитую по старинке – дерматином. – Кто там? – донеслось из квартиры. – Лейла Ахатовна, пожалуйста, откройте, – попросила я. И спустя секунду увидела Ибрагимову, облаченную все в тот же халат, расшитый золотыми нитями. Дама смерила меня взглядом. – Если принесли назад ключи, то зря старались. Вчера я ясно дала вам понять, что у меня нет ни малейшего желания иметь дело с мерзавцем. Я сложила ладони домиком, прижала их к груди и взмолилась: – Пожалуйста, не прогоняйте! Ключи остались у Вадима, мне очень нужен ваш совет. – Больше вам не к кому обратиться? – удивилась Лейла Ахатовна. – У меня нет родных и близких друзей, – призналась я. – А вы единственная, кто хорошо знает Сперанского. – Кого? – нахмурилась хозяйка. – Жрачкина, – быстро поправилась я. – Верно, – без признаков улыбки согласилась дама, – я изучила гаденыша до костей. Он убил свою мать, мою бедную подругу Ксюшу. – Мне очень важно знать правду о Вадиме, – прошептала я. Ибрагимова сделала шаг назад. – Проходите. Квартира пожилой женщины напоминала антикварную лавку, только в ней не пахло ни пылью, ни тленом. Повсюду, куда падал взор, стояли вазы, статуэтки, фото в рамках, блюда, чайники… Лейла Ахатовна опустилась в глубокое кресло и показала на широкий диван. – Располагайтесь! Чтобы понравиться хозяйке, я сделала некое подобие книксена. – Спасибо. – Зачем вам мой рассказ об этом негодяе? – осведомилась она. Я потупилась. – Хорошую работу найти сложно, а Вадим отлично платит. В моем возрасте не приходится выбирать, я долгое время нигде не могла устроиться. Вроде по всем параметрам подхожу, а как увидят в моей анкете год рождения, сразу говорят: «Вакансий нет». – Суровый век, суровые законы, – обронила Лейла Ахатовна. Я приободрилась. – Я чудом познакомилась со Сперанскими. – Жрачкиными, – поправила собеседница. – Вадим официально взял фамилию супруги, – пояснила я. – Я поинтересовалась у него, почему он так поступил, и Вадим сказал, что ранее в паспорте он значился Мирославским, но по законам фэн-шуй сочетания букв «рос» и «лав» приносят неудачу. – Мерзавец… – покачала головой Лейла Ахатовна. – Врет – как дышит. – Теперь я думаю, что Вадим хотел избавиться от неблагородной фамилии. Наверняка «Сперанский», по его мнению, звучит аристократично, а «Жрачкин» ни в какие ворота не лезет. До нашей с вами встречи я считала его ученым… – Негодяй, – повторила собеседница. – И кристально честным человеком, – дудела я в одну дуду. – Но ночью меня охватил страх. Жена Вадима и ее сестра почти одновременно попали в больницу. Первая лежит в коме, вторая тоже в крайне тяжелом состоянии. Я испугалась. Если, по вашему мнению, Сперанский-Жрачкин убил свою мать, вероятно, он попытался лишить жизни и этих женщин. А мне угрожает опасность? Если да, то я немедленно уволюсь, а вот если нет, останусь при психологе. Мне бы не хотелось ошибиться и потерять необременительную работу с достойным окладом из-за сплетен. Потом ведь я никуда не устроюсь… Пожалуйста, помогите мне принять верное решение, подскажите. Вадим способен на преступление? Лейла Ахатовна положила ногу на ногу, задумалась, потом сказала: – Никогда не распространяю слухи, не сижу во дворе на лавочке, не болтаю с местными кумушками, поэтому правда о Жрачкине скрыта здесь, за порогом моей скромной обители, соседям неизвестна. Но вот вы можете поговорить со старыми гарпиями, поделиться с ними своим мнением о Вадиме Ивановиче… – Я хорошо знаю о своей словоохотливости, – кивнула я, – ничего у меня на языке не удерживается, прямо беда. И люблю потрепаться с пожилыми людьми. Меня хлебом не корми, дай обсудить с пенсионерками животрепещущие новости. А почему вы не дружите с соседками? – Это люди не моего круга, – поморщилась Лейла Ахатовна. – И потом, я живу тут почти с рождения. Если б завела тесные отношения с местными бабами, могла бы иметь неприятности на службе. Когда занимаешь ответственный пост, следует быть осторожной. Я всю жизнь отдала ломбарду, работала оценщицей. Только заведи с кем-то дружбу, сразу начнется! Знакомые вечно хотят без очереди ссуду получить, да чтоб размер ее превысил разумные рамки. Некоторые мои коллеги шли на поводу у алчных родственников и подруг, а заканчивалось это всегда одинаково плохо: арест и суд. Я работала честно, но приходилось держаться от людей на расстоянии. Во дворе меня считают снобкой и гордячкой. К тому же строгие моральные принципы не позволяют мне молоть языком. Вы попросили совета? Я его дам. А уж как женщина, которой я из искренней жалости расскажу всю правду о том, к кому она по неведению на работу нанялась, распорядится этими сведениями, не мое дело. – Сейчас, когда я шла к вам, заметила, что, несмотря на ранний час, у подъезда сидит милейшая старушка с вязанием, – прощебетала я, – меня так и тянет устроиться рядом с ней, подышать свежим воздухом. – Это Антонина Сергеевна, – сказала моя собеседница, – наш бессменный постовой, в любое время года у подъезда. Совесть дома. С ней вам будет приятно поговорить. – Непременно пообщаюсь с бабулей, – пообещала я. По лицу хозяйки квартиры пробежала довольная улыбка, и она начала обстоятельный рассказ. Ксюшу Лейла встретила в ломбарде – девушка постоянно сдавала недорогое обручальное кольцо. Через положенное время выкупала его и вскоре вновь появлялась со своей единственной драгоценностью. Таких как на работу приходящих в ломбард женщин было несколько, и уважения они не вызывали. Но Ксюша производила впечатление наивного, честного и беспредельно несчастного ребенка. Ибрагимова была ненамного ее старше, но, просидев за окном скупки не один год, стала отличным физиономистом. Она насмотрелась разного и легко определяла в очереди наркоманов, алкоголиков, воров или просто опустившихся людей, поэтому жалости к клиентам не испытывала. Хотя в начале карьеры порой плакала в туалете, вспоминая, как старушки трясущимися руками выкладывают на потертый от времени прилавок почерневшие серебряные ложки. Но заведующая вызвала к себе Лейлу и приказала: – Хорош слезы лить! Сюда в основном ходит плохой народ. Не пили бы, работали честно, вот и жили бы хорошо. Встречаются, конечно, люди, которые временно попали в трудное положение, но они выкупят свою ювелирку и больше к нам не придут. А постоянные клиенты – отребье, не стоит их жалеть. – Пенсионерки совсем старенькие, – заикнулась Лейла. Заведующая вытащила из стола пачку сигарет. – Бабушки-старушки? Тут два варианта. Жизнь провели для себя, не хотели рожать, возиться с детьми, поднимать их, ночей не спать, на себе экономить, в Сочи не ездить, вот и решили не обременяться семьей, о старости не думали, а теперь, как говорится, собирают плоды. Или имеют сыновей-дочерей, но так им надоели своими истериками и хамством, что детки от матерей умчались, смазав пятки салом. – Некоторые не могли родить по здоровью, – прошептала Лейла, – или у них все поумирали.