— Он старикашка, а я всего на пять лет моложе. — Ну, ты гораздо симпатичней. Тощий, правда, но обаятельный, — поделилась наблюдениями Чара, старательно давя улыбку. Это оказалось по-особенному, удивительно приятно: говорить ему то, что думала именно она, а не должна была думать в этот момент выбранная маска. Чарген вообще редко удавалось говорить то, что думает, откровенничать она могла только с матерью, но обычно и желания такого не возникало. Вот только господин Сыщик отличался от всех остальных: он был гораздо интересней и сложнее. И с ним было гораздо интересней. И… сложнее, да. — Спасибо, утешила, — фыркнул следователь. — Но ты меня порадовала. — Чем? — Я чуть было не уверовал в чудо, когда поглядел на общение Ралевича с молодой женой. Ты отличная актриса. — Жизнь заставила, — пожала плечами Чара. — А вообще, мне интересно, неужели вот такие вроде бы умные, но страшненькие скучные типы с единственным достоинством — большими деньгами… Неужели они правда верят, что молодая красавица может влюбиться именно в них? Ладно, бывают мужчины, которые эффектны и в возрасте, тот же Гожкович, если ему немного похудеть, будет ничего. Он обходительный, галантный, с великолепными манерами, с ним приятно разговаривать. Бывают харизматичные, которые вызывают восхищение независимо от возраста и внешнего вида. Или, например, опытные хорошие любовники. Но вот у такого, как Павле… У него же есть только деньги. Но он ведь поверил в мою влюбленность! — Самонадеянность свойственна всем людям без исключения. Многие считают себя лучше и умнее других. Ты вот сейчас тоже. Почему ты решила, что он поверил в твою влюбленность? — спросил Шешель. — А почему нет? — Чара беспечно пожала печами. — Зачем ему еще жениться? Хотя тут Чарген уже лукавила: она прекрасно понимала, к чему следователь клонит. И даже была с ним внутренне согласна. Просто для ее плана не имело значения, принимает Ралевич любовь Цветаны за чистую монету или нет, ей требовался доступ к телу. То есть к сейфу. — Трахать смазливую молоденькую жену, которая не требует лишнего, гораздо приятнее, проще и удобнее, чем морочиться с любовницами или платить профессионалкам, например, — предположил следователь. — Ну да, может быть. Зато мне теперь достанутся его деньги, верно? — Верно. Если в завещании не указано другого. — Улыбка у сыщика вышла крайне глумливой и мерзкой, только этого было недостаточно, чтобы Чару проняло. Она и без замечаний следователя не рассчитывала на эти деньги. А вот Цветана… — Чтоб ему посереть, — проворчала она. — Индюк старый! Она бросила рассеянный взгляд на собственные ноги, от которых всю дорогу старалась отвлечься болтовней. Очень хотелось осмотреть их и оценить повреждения, которые точно были: в стопах после лестницы пульсировала тупая, ноющая боль, кожу слегка саднило — кажется, успела поцарапаться, и не один раз. Но машину сыщик выбрал скромную, было в ней очень тесно, да еще и темно. Не только из-за смыкающихся над головой зданий и туч — на город явно опускался вечер. И не залечишь же! Там наверняка кровь, и, если под грязью обнаружатся чистые гладкие пяточки, следователь может заинтересоваться, он наблюдательный. — Да ладно, не кисни, — усмехнулся вдруг Шешель. — Будешь себя хорошо вести, может, владыка тебя пожалеет. — А при чем тут он? — озадачилась Чарген и внутренне подобралась. Упоминание владыки было не к добру, но напрямую относилось к тому, во что она вляпалась. Господин Сыщик явно не из тех, кто станет бравировать высокими знакомствами ради красного словца, и если он помянул правителя, то совершенно сознательно и по делу. Следователь пару секунд помолчал, кажется, решая, стоит откровенничать или нет, но потом все же пояснил: — По результатам расследования Ралевич, скорее всего, будет обвинен в измене. Посмертно. Все имущество отойдет стране. Его часть в «Северной короне» владыка, вероятно, отдаст в управление наиболее достойному доверия из оставшихся партнеров, а из остального движимого и недвижимого имущества какую-то часть вполне может пожертвовать юной вдове, которая старательно оказывала содействие следствию. Ты же окажешь? — Каким это, интересно, образом? — Я не уверен, что получится снять артефакт здесь и сейчас, — честно ответил следователь. — Я в них не понимаю ни грамма, ты тоже, а в человеческих ресурсах я здесь здорово ограничен. Можно, конечно, вывихнуть тебе палец и попробовать снять эту игрушку, но я не уверен, что это поможет и что она от этого не испортится, а образец хотелось бы доставить в хорошем состоянии. Поэтому твое добровольное сотрудничество будет полезно. — Не надо мне палец… вывихивать, — поежилась Чара. — Я согласна помогать. Все равно мне как-то надо вернуться домой, а у меня теперь даже документов нет. — Разумно, — похвалил Шешель. — Нам долго еще ехать? И куда мы вообще направляемся? На угнанной машине до Беряны? — Заманчиво, но — нет. Боюсь, она столько не протянет, — с совершенно серьезным лицом ответил следователь, многозначительно похлопав по рулю. — Попросим кое у кого помощи. Как минимум переночуем и поедим. Сейчас еще немного отъедем, потом пройдемся пешком. Чарген страдальчески скривилась, но жаловаться не стала. Какое-то время они петляли по серым одинаковым улицам молча, под тарахтение мотора. Причем казалось, что петляют они совершенно бессистемно, а когда в очередной раз проехали приметный перекресток, предположение превратилось в уверенность. — Стеван, ты что, заблудился? — Это было бы забавно, — усмехнулся он. — Почему ты так решила? — Мы уже проезжали это место. — Наблюдательная. Нет, все под контролем. Нужно убить время и сделать вид, что машину бросили, когда кончился заряд. Немного осталось. — От кого мы так старательно удираем? — Ото всех, — ответил он. Помолчал. — А у тебя железные нервы, девочка из пансиона. Мне начинает казаться, что сотрудников для комитета ищут не так и не там. Чарген раздосадованно прикусила губу, благо уже стемнело, и Шешель не мог этого видеть. Вот тут она, конечно, прокололась. Просто… закатывать истерику только ради поддержания легенды, когда каждая минута на счету, было хотя и профессионально, но слишком рискованно. А сейчас уже поздно. И что делать? Врать про тяжелое детство до пансиона? Увы, нет, в биографии настоящей Цветаны такого не было, а господин Сыщик вполне мог изучить ее на досуге. — Ну уж какие есть, — пожала она плечами. От дальнейших объяснений Чару спас заглохший автомобиль. Шешель что-то неразборчиво проворчал себе под нос и на инерции докатился до обочины, благо улица была пустынной, где и затормозил. — Все, приехали, дальше ногами. — Долго? — обреченно спросила Чарген, открывая дверь. — Полчаса. Час. Как пойдет. Дверь поддалась с большим трудом и со скрипом, как будто за время пути успела приклеиться или приржаветь, пришлось навалиться всем весом. Шешель тем временем выбрался с другой стороны, огляделся. По пустынной улочке за это время проехала пара машин, прохожих на узком тротуаре не было совсем. Свет давал единственный на весь переулок фонарь на высоте четвертого этажа, только освещал он, скорее, сам себя, чем дорогу. Мошенница ступила на темный асфальт, морщась от неприятных ощущений в потревоженных ногах. Предстоящая пешая прогулка босиком удручала. Зато сейчас хотя бы не нужно бежать. Мама вон по огороду босиком ходит, говорит, полезно, да и у Чары детство было по большей части босоногим. А асфальт, если подумать, даже лучше лесной тропинки: все-таки он относительно ровный, пусть мелкие камушки под ногами и мусор не добавляли удовольствия. Главное, чтобы битых стекол не было, но тут стоило уповать только на везение. — Откуда ты так хорошо знаешь город? Часто здесь бываешь? — Нет, внимательно изучил карту и запомнил, где находится все нужное. Тут все просто и прямолинейно, это не Беряна, — улыбнулся Шешель. — Пойдем. — Я не убивала Ралевича, ты его не убивал, — заговорила Чара через несколько шагов. — Но кто-то же это сделал! Те, кто пришли за артефактом? — Зависит от того, кто это был, — рассеянно отозвался он, на ходу надевая пиджак. — Я не знаю, кому именно твой муж хотел продать разработку и кто был в курсе будущей сделки. Местная разведка не пошла бы на убийство, им это не надо. Кланы могли, но тогда я бы не спугнул преступника, а лежал там с дыркой в голове. Впрочем, они и за нож для бумаг не взялись бы, профессионалы… — Кланы? — уточнила Чара. — Что это? — Как можно было лететь в чужой город и ничего о нем не узнать? — попенял следователь, выразительно цокнув языком. — О том, куда лечу, я узнала в дирижабле, — проворчала Чарген. — Расскажи, все равно идти долго. — Ладно. Значит, слушай, расклад такой… ГЛАВА 3 Первое впечатление обманчиво, но его чаще всего хватает Не зря Норк не понравился Чаре с первого взгляда. Со второго он не нравился еще больше, а с третьего, более пристального, вызывал навязчивое желание вернуться домой вот прямо сейчас. Официальная власть в городе значила не так уж много. То есть что-то и для кого-то она, конечно, решала, но в основном для простых граждан, работяг, которые жили и работали в этих бесчисленных огромных зданиях. Реальная же власть находилась в руках кланов — больших группировок, каждая — со своим главой, которые управляли денежными потоками. И преступный мир, и вполне законопослушные предприятия — все находилось в одних и тех же руках. Норк был поделен на сферы влияния, насколько Стеван знал, пятью крупными кланами. Была еще парочка мелких, но почему их не смяли и не сожрали более сильные соседи и почему вообще их именно столько, он мог только предполагать, потому что в этот вопрос никогда не углублялся, необходимости не было. — Вот те трое, которые стреляли, точно из какого-то клана, — добавил Шешель. — Правда, из какого — понятия не имею, их не так-то просто различить, это знать надо. — Какой ужас, — поежилась Чара. — Как они тут живут? — Да как обычно, — спокойно отмахнулся следователь. — То есть оно, конечно, криво все и очень далеко от идеала, но не настолько плохо, как ты думаешь. По сути, это те же удельные местечковые князья из периода раздробленности Ольбада. Вся полнота власти в руках единственного человека, мало связанного законами, так что жизнь его подданных полностью зависит от личных качеств правителя. От них всегда многое зависит, но здесь — особенно. — Князья преступников казнили. — Это если преступники не работали на них, — усмехнулся Шешель. — Ну смотри, такая проблема, как наркотики. В Беряне их нет? Да если бы! Мы с ними боремся, и очень старательно и по всем фронтам, но полностью эту заразу не изведешь никогда. Здесь же весь поток наркотиков очень жестко контролируется главами кланов. И если в одном месте это выливается в полное беззаконие, то в другом — все, может, несправедливей, чем у нас. Например, у одного из глав есть жесткий принцип: никаких наркотиков детям. И если у нас, несмотря ни на какие законы, никто от этого не застрахован, то здесь можно быть уверенным: принцип будет выполняться. Потому что закон официальный всегда гораздо мягче вот такого неофициального, да и поди поймай, кто этим занимается! А здесь один раз поймали распространителя за руку, перерезали полсотни причастных, включая тех, кто знал, но не заявил, и в следующий раз желающих уже не найдется. Жестоко? Жестоко. Работает? Работает. — Слушай, ты точно следователь, а? — покосилась на него Чара. — Ты должен быть справедливым и благородным! Законы защищать! — Пфф! — пренебрежительно фыркнул он. — В мои должностные обязанности входит расследование преступлений, в крайнем случае — их предотвращение и защита мирных граждан. А благородство — это к старой аристократии, вот им по статусу положено. — Что, и действительно такие существуют? Ну прям настоящие благородные аристократы? — Случается, — усмехнулся Шешель. — Покажешь, когда вернемся? — невольно вырвалось у Чарген. — Я думала, они только в сказках и встречаются…