— И стремиться посадить такую вот мошенницу — это нормально? — Нормально, — покладисто кивнул Май. — Уже хорошо, — вздохнул Шешель. И замолчал. — Слушай, я вообще ничего не понимаю! Что стряслось-то? Мошенницы какие-то… А, погоди! Ты же свою Кокетку поймал, я и забыл! Это про нее? — Стевич проболтался? — понимающе усмехнулся следователь. Фиолетовый маг из Зоринки дружил с князем и даже был косвенно причастен к его женитьбе, так что осведомленность Мая не удивляла. — Ну… сложно сказать. В некотором смысле, наверное, поймал. Во всяком случае, она на эту роль тянет больше других. Правда, очень ловкая оказалась, я могу доказать только подлог документов, и то в том деле, где она никакой выгоды получить не успела. — Кхм. Ты этим расстроен? Что нельзя ее посадить? — Да не совсем, — скривился следователь. И опять замолчал. С десяток секунд повисела тишина, которую гость не спешил нарушать, и не выдержал уже Май. Правда, задавать наводящие вопросы не стал, а заговорил, как ему казалось, о постороннем: — Слушай, я давно хотел спросить… А почему ты с таким маниакальным упорством за этой Кокеткой бегаешь? Как-то это на тебя не похоже. Ладно бы маньяк был какой-то кровавый, а то простая аферистка. — Это… Ну, в некотором роде это навязчивая идея, да. Вообще там старая и слезливая история, — неприязненно поморщился Шешель. — Она обманула тебя? — все же предположил Недич. — Не совсем. Ай, да чтоб мне посереть! Я ж, собственно, за этим и пришел… В общем, слушай. Особое отношение к мошенницам у меня из-за отца. Он… Нет, тут так в двух словах не выйдет. В общем, мы с ним никогда особенно не ладили, но по нераспространенной причине: он всегда был тряпкой, а меня это жутко злило. — Ты не слишком категоричен? — опешил Май. — Я совершенно объективен, — возразил Стеван. — Пока была жива мать, именно она в семье являлась головой и силой воли. Когда она умерла, отец превратился совсем уж в размазню. Нет, он не лежал целый день в постели, бесцельно глядя в потолок, иначе я бы точно сдал его мозгоправам. Он работал, общался с друзьями, но при малейшей сложности в жизненных вопросах опускал руки, садился и ныл, как все плохо. Чтоб ты понимал, что я объективен… Когда мать умерла, мне было тринадцать, и похоронами занимался именно я, отец оказался не в состоянии. Он вообще, особенно в первое время после ее смерти, был жутко пассивным, жил словно бы по накатанным рельсам, и на какую-то полезную деятельность за пределами привычной колеи его можно было подвигнуть только очень весомыми пинками. Ты, кстати, до встречи со своей благоверной, — он кивнул на дверь, — кое в чем очень его напоминал и, между нами, тоже меня злил. Но у тебя хоть повод для этого имелся серьезный, а у него — просто характер. — И он в итоге стал жертвой мошенницы? — предположил Недич, потому что гость опять замолчал. — Но мне казалось, преступники подобного рода никогда не идут на убийство… — Ну как? Почти стал, — вздохнул Шешель. — Я тогда служил, потому что с детства хотел стать следователем, а без армии о такой работе не стоит и думать. То есть долго отсутствовал. Он мне позвонил и как-то так говорил… Не объясню. Но, помню, он меня своим нытьем сильно разозлил тогда, ответил я ему резко. А потом поостыл и понял, что он себя вел уж как-то слишком странно, не так, как обычно. И ощущения от разговора нехорошие остались. Я попросил опять позвонить, командиру все объяснил. Тот был мужик хороший, понимающий, разрешил в порядке исключения — все-таки отец. Только я не дозвонился, трубку никто не брал. Попросил друга заглянуть, проверить, у него ключи от квартиры были. Ну и… Не успел он, короче. Отец вскрыл себе вены. Я не поверил поначалу, что он на такое решился, думал — убили. — А на самом деле? — На самом деле он попался такой вот аферистке. Ну лакомый же кусок — одинокий мужчина, доверчивый, как трехлетка. Она его обработала быстро, но, видимо, не слишком хорошо подготовилась, иначе знала бы, что вся собственность записана на меня, вот именно потому, что он такой доверчивый. Так что всерьез кинуть она его не смогла, но проблема в другом: он в нее влюбился. А когда все выяснилось и она его бросила… В общем, единственный раз он решился на поступок и лучше бы не начинал, честное слово. — То есть ты с тех нор так невзлюбил мошенниц? — предположил Май. История действительно оказалась грустной, только князь прекрасно понимал, что выражать сочувствие будет более чем неуместно, не за тем к нему Шешель пришел в таком странном настроении. А вот зачем — большой вопрос! — Ну… Как-то так. Вообще, наверное, если совсем уж закапываться в глубинные мотивы, то злился я поначалу на себя и себя считал виноватым. Может, я его тем телефонным разговором и дожал. Но винить себя в такой ситуации очень непродуктивно, поэтому я благополучно переключился на преступников. А потом какая-то газета на волне очередного случая раздула эту шумиху с Кокеткой, и идея, что называется, упала на благодатную почву. Я их, если посчитать, с полсотни за эти двадцать лет переловил, аферисток этих, у меня на них уже специфический нюх выработался. — Учитывая, что ты и Майю подозревал поначалу, это скорее паранойя, — хмыкнул Недич. — Может быть, — не стал отрицать следователь. — Но даже если и так, ошибаюсь я гораздо реже, чем угадываю, так что польза от нее в любом случае есть. — Но пришел ты явно не ради этой истории, так? — Нет. Это ты спросил, да и… оно все предыстория, облегчающая понимание ситуации. Проблема в нынешней моей… добыче. Вернее, нет, с ней-то как раз все ясно, а проблема во мне. Она очень талантливый маг-самоучка. Те чары, которыми она пользовалась для маскировки, наших спецов привели в искренний восторг, но только разобраться в них по результату, как ты понимаешь, невозможно, нужно знать механизм. А она, конечно, не дура, чтобы такой информацией делиться. Если знаешь механизм, гораздо проще научиться противостоять и, возможно, вычислить, где именно она этим пользовалась. И этой магией, а также самой мошенницей заинтересовался владыка. Предложил полное прощение всех грехов в обмен на учебу и работу на благо Ольбада. — Владыка… практичен, — вздохнул Недич. — Но вы вроде раньше прекрасно понимали друг друга в подобных вопросах, разве нет? Честно говоря, в этой ситуации даже я не вижу ничего ужасного. Она не убийца и не маньячка, просто аферистка, и если есть возможность заставить ее отработать собственные грехи перед обществом более эффективно, в роли мага — то почему нет? Хотя с учетом того, что ты мне только что рассказал… Проблема в твоей навязчивой идее, да? — Отчасти, — признал Стеван. — Хотя, наверное, будь дело только в ней, было бы легче. — А в чем тогда? — окончательно запутался Недич. — Так. Извини. — Шешель поморщился, зажмурился, потер обеими ладонями лицо. — Я тут к тебе за советом явился, а ты в итоге из меня все клещами вытягиваешь. Тьфу. Сложно сформулировать все это вслух, а когда пытаюсь, такая чушь выходит… Знаешь, наверное, главная проблема в том, что я в этой ситуации чувствую себя идиотом. — Потому что поймал, но посадить не можешь? — Нет, не поэтому. Я ее поймал буквально за руку, но — в Регидоне, совершенно случайно, — попытался он зайти с другой стороны. — Меня туда занесло по другому делу, а ее завезла очередная жертва. Потом эту ее жертву убили, что, впрочем, лично к ней не имеет отношения… Короче, так совпало, что удирать нам оттуда пришлось вместе. И самое нелепое во всей этой истории, что я с самого начала подозревал — она аферистка, и почти сразу нашел тому подтверждение… Слушай, твое предложение выпить еще в силе? Плесни чего покрепче, а! Май молча поднялся из-за стола, подошел к бару, которым в этом доме пользовались редко, налил в бокал брадицы, задумчиво поглядывая на гостя. Все же Шешель, который не может найти слов и внятно о чем-то рассказать, — явление сродни извержению вулкана посреди Беряны. То есть нечто невозможное, но однозначно пугающее. Подумав, он плеснул пару глотков и себе — больше из вежливости, чтобы гость не пил в одиночестве. Впрочем, тому явно было не до таких мелочей: бокалы тихо звякнули друг о друга, и свой Стеван опрокинул залпом. — Короче, проблема в том, что, несмотря на все сказанное ранее и отчетливо понимая, с кем имею дело, я… влип. Очень крепко. — Куда влип? — не понял Май, а потом предположил, сообразив наконец, что могло довести до такого состояния этого обычно чрезвычайно рассудочного типа: — Погоди, ты что, влюбился в нее?! — Ну… Да, наверное. Наверное, именно так это и называется. — Кхм. И что именно не так, если ее вроде бы лично владыка согласен помиловать на благо всего Ольбада? Тебя беспокоит, что ты повторяешь глупость отца? Так ты вроде не собираешься сводить счеты с жизнью, разве нет? — К счастью, я не настолько тронулся умом. Да и отец тут, несмотря на иронию судьбы, все же ни при чем… — Хм. Женщина категорически против твоей компании? Ее можно понять, тебя трудно выносить, особенно в больших количествах, — проговорил Недич. — Когда мы разговаривали последний раз, она кричала, что ненавидит меня, и явно мечтала свернуть мне шею, — иронично улыбнулся Шешель. — Это явный успех, — насмешливо фыркнул Май. — Но мне почему-то кажется, что тебе не нужен совет в вопросе завоевания женского сердца. Тогда что? — Я не понимаю, на кой оно мне вообще нужно. — Что — оно? — Сердце, — лаконично отозвался следователь, задумчиво заглянул в пустой бокал. Недич тоже посмотрел на свой, допил все, что там было налито, и пошел за бутылкой, потому что от вывернутой логики гостя уже начала пухнуть голова и требовалось немного расслабиться. И вообще, обсуждение таких вопросов на трезвую голову шло со скрипом, тут он Шешеля отлично понимал. — Поясни, — налив себе и гостю, попросил Май. — Что значит — на кой? — Да очень просто. Я не понимаю, что со всем этим делать. До сих пор все было просто и понятно. А сейчас… Чтоб мне посереть! Она пробыла в моей квартире часа три, а я теперь не могу туда возвращаться, потому что она мне там мерещится. Я постоянно о ней думаю и с трудом заставляю себя сосредоточиться на работе, и это ненормально! — Я тебя, наверное, сейчас расстрою, но это как раз нормально, — растерянно улыбнулся Недич. — Это совершенно нормально — думать о любимой женщине, хотеть ее увидеть и скучать. Слушай, Стей, не обижайся, но… Может, тебе к доктору надо? — Зачем? — искренне озадачился тот. — Потому что у тебя явные проблемы с головой, если возникают подобные вопросы. Я до сих пор не верю, что ты вот это все всерьез говоришь. Ты что, вообще никогда не влюблялся? — Бывало, но уже очень давно. И мне кажется, тогда все это проходило гораздо легче. — Детские болезни во взрослом возрасте вообще, говорят, тяжелее переносятся, — засмеялся Май. Немного нервно, потому что странный разговор все время казался ненастоящим, и хотелось ущипнуть себя, чтобы проверить, не сон ли это. И он радовался, что Майи сейчас здесь нет, потому что… Ничего удивительного, что Шешель не хотел обсуждать все это при ней. — Вообще, для большинства нормальных людей любовь — это важная часть жизни. И ты сейчас говоришь очень странные вещи. Может, просто попробовать расслабиться и получить удовольствие? Это приятно, честно. — Да уж, приятно, — нервно усмехнулся Шешель. — Не работой единой, — развел руками Май. С задумчивой улыбкой посмотрел на закрытую дверь кабинета и добавил чуть тише, словно опасался подслушивания: — Они, конечно, переворачивают жизнь с ног на голову, и в какой-то момент начинает казаться, что мир рушится. Но без них хуже. Без них он действительно… рушится. — Без них? — не сообразил Стеван. — Без любимых женщин, — улыбнулся князь, вновь кивнув на дверь, отсалютовал бокалом и пригубил. Следователь поморщился от такого тоста, но все-таки сделал глоток. — Помнится, ты отмечал благотворное влияние на меня Майи, когда она появилась. Неужели так сложно перенести это на себя? — Не на всех и не всегда это влияет благотворно, — отмахнулся Шешель. — Ну и… да, то, что привык наблюдать со стороны, сложно примерить к самому себе. — Мне чрезвычайно интересно посмотреть на женщину, которая довела тебя до такого состояния, — задумчиво качнул головой Недич. — Какая она? — Странная, — пожал плечами Стеван, хмурясь. — Если я, конечно, правильно разобрался в ее характере, и это не была какая-то очередная из масок. Сильная, самостоятельная, умная. Что особенно непривычно, она находит мои шутки смешными, обычно все ругаются. — Он усмехнулся. — Но в некоторых вопросах настолько наивная… Я даже в такие моменты почти верил, что ей всего семнадцать. Слово за слово, и Шешель рассказал историю их знакомства, ощущая, что поступил совершенно правильно, решив обсудить неожиданную проблему с посторонним и остановившись в итоге на князе. От этого разговора ему в самом деле становилось легче — с каждым словом и каждым глотком. Но когда он закончил рассказ, помянув даже озвученный Бажичем вердикт, в кабинете повисла настороженная тишина. — Мне кажется или ты молчишь как-то особенно укоризненно? — все же спросил Стеван, отчаявшись истолковать выражение лица князя. — Я впечатлен. И радуюсь, что тут нет Майи. Мне кажется, за такой талант к обхождению с женщинами она бы тебя побила. У нее вообще-то давно руки чешутся, но после этого она бы точно не сдержалась. — Ты о чем? — искренне озадачился Шешель. Князь задумчиво склонил голову к плечу, разглядывая гостя и пытаясь вот так, на глаз, определить, издевается тот или нет. Выходило — нет, зверски серьезен. Май залпом допил брадицу, плеснул себе еще. — Нет, Стей, тебе все же надо поговорить с мозгоправом. Я, конечно, замечал, что ты изумительно непрошибаем и равнодушен, когда дело касается чувств окружающих, но, признаться, надеялся, что это видимость… — Да что не так-то?! — Хм. То есть ты, точно зная о предстоящем аресте, хладнокровно, прости за грубость, отымел влюбленную в тебя женщину, потом цинично сдал ее конвою. А теперь сидишь и на полном серьезе не понимаешь, что не так и почему она на тебя злится. Нет, я в целом понимаю твою логику, это… наверное, на самом деле логично. И женщина вроде не против, и время убить надо, и все равно она собиралась удрать. Но, знаешь, если она тебя простит… Если она каким-то невероятным чудом вдруг тебя простит, женись сразу! — усмехнулся князь. — Потому что вторую настолько безнадежно влюбленную дуру, способную терпеть твой паршивый характер, ты точно никогда не найдешь. — А потом ты пытаешься доказать мне, что это приятно, — хмыкнул Шешель, проигнорировав слова о женитьбе.