— Серьё-ёзно? — не удержался я от ехидства. — Я бы попросил вас… — вскинулся он, словно лом проглотил. — Стоп! — я поднял руку в останавливающем жесте. — Разговор в подобном ключе не конструктивен. Давайте немного иначе, и если вы не возражаете то без экивоков. Итак, вы окрутили и соблазнили мою сестру… — Я не соблазнял Елизавету Анисимовну, — возразил раскрасневшийся Рощин. — То есть? Вы не были близки? — Я попросил бы… — залился краской боярич. — Да попросите ещё, — махнул я рукой. — М-да. Удивили, так удивили. Я-то думал… Не суть важно. В любом случае, вы средний ребёнок в обедневшем и выродившемся боярском роде. Однако, так уж случилось, что на фоне остальных, дар которых не выше среднего, вы обладаете сильным потенциалом девятого ранга. Это единственное достояние вашей семьи, и ваши родители постараются выжать из этого максимум возможного. Они ни при каких обстоятельствах не позволят вам жениться на бесталанной, а значит ваши с ней отношения обречены. Хотите сказать, что не понимаете этого? — Понимаю, — потупился боярич. — Уже хорошо. Далее. Родители не поощряют вашу тягу к рисованию, а потому вы решаете эту проблему по-своему. Я в принципе не осуждаю вас за то, что вы решили качать деньги из подвернувшейся под руку простушки. Хочешь жить умей вертеться. Хотя я это и не одобряю. Было конечно желание разобраться с вами, но вы говорите, что не воспользовались моей сестрой. И признаться, сам не знаю почему, но я вам верю. — Пётр Анисимович, я подрабатываю и каменотёсом, и на строительстве, но моё увлечение стоит слишком дорого и средств мне всегда не хватало. А тут Елизавета Анисимовна. Сам не понимаю как у нас всё завертелось. Как-то вечером она попросила проводить её до дома. Договорились на следующий день прогуляться по Москве, поели на рыночной площади пироги, сходили на гулянье. После она попросила её нарисовать… Он рассказывал о том как зарождались и развивались их отношения, а я слушал и тихо худел. Н-ну сестрица! Она ведь всегда хотела прыгнуть выше головы, и светское общество манило её как свеча мотылька. А тут заприметила боярича из захудалого рода, и у неё засвербело. И ведь говорил ей, что не бесталанной метить на подобные высоты. Но куда-а та-ам, она же самая умная. Вот и получается, что предъявить мне парню-то и нечего. Нет, если по беспределу, «почему без шапки», то оно конечно. — Значит, настаивала на том, что у вас талант, и уговаривала принять в качестве подарка, дабы не зарывать его в землю. М-да. Вы позволите взглянуть? — Да, конечно. Рощин вынул одну из прислонённых к стене рамок и я увидел сестрицу. А хорошо нарисовано. Правда, хорошо. У меня вот так точно не получится. Нет, если карандашом, то я уделаю любого одной левой. Нарисую так, что от фотографии не отличишь. Но работа с масляными красками это совершенно другой, не то что уровень, а сам подход. — Хм. Красками мне так не нарисовать, но признаться и оценить вашу работу я не смогу. А что говорят сведущие в этом вопросе? — Пока ещё слабовато, хотя и бездарью не называют. — Ясно. Вадим Петрович, у меня к вам деловое предложение. Я готов выделить вам единовременно, скажем двести рублей. Полагаю этого хватит чтобы закрыть ваши потребности в необходимом для вашего дальнейшего совершенствования. Если впоследствии возникнут сложности, не стесняйтесь, обращайтесь. Вдруг вы российский Микеланджело, глупо было не поддержать талант. А ещё, у меня есть возможность предложить вам подработку в лубке, я могу научить вас основам как писать истории в картинках. Деньги не великие, но всё не лишние. — И что взамен? — хмуро буркнул он, уже догадываясь, что именно я скажу. — Вы расстанетесь с моей сестрой и не расскажете ей о нашем разговоре. — Ваше предложение оскорбительно для меня! — буквально взвился он. Нормально, да⁉ То есть, брать деньги у бабы тебе значит не западло, а тут вдруг о чести вспомнил? Спокойно. Только спокойно. Я ведь пришёл закрыть проблему, а не за новыми неприятностями. — Вадим Петрович, если мои слова прозвучали оскорбительными, то я искренне прошу меня простить, — я выставил перед собой руки в примирительном жесте. — Но если вы действительно её любите, как говорили несколькими минутами ранее, то должны понимать, что ваши отношения были обречены с самого начала. И лучшее, что вы можете сделать для любимой, это отпустить её. А вернее, оттолкнуть. — Я готов отречься… — начал было он в запале. — А вы уверены, что Лиза хочет чтобы вы порвали с родом? — перебил я его. — Мы любим друг друга, — снова вскинулся он. — Простите, Вадим Петрович, но я прекрасно знаю свою сестру. Она всегда хотела попасть в высшее общество, а тут боярич из обедневшего рода, и у неё есть братец который легко зарабатывает и ни разу не жадный. Она и решила воспользоваться случаем, чтобы осуществить свою мечту. Не знаю как у вас, а у неё точно расчёт. А вернее будет сказать, просчёт. — Вы так говорите чтобы разлучить нас, — тряхнул он головой. — Я так говорю, чтобы уберечь сестру, — возразил я. — А ещё, чтобы помочь вам. Вы мне симпатичны, Пётр Вадимович. При другом раскладе я был бы только рад, что избранником моей сестры стал такой честный человек. Но мы имеем то, что имеем. Подумаешь немного польстил. А может и не немного. Выделываюсь тут перед альфонсом. Да без разницы! Мне нужно закрыть этот вопрос, и я его закрою. Чего бы мне это ни стоило, потому что сестру я люблю и желаю для неё только добра. Точка! — А вы не боитесь, что на её цинизм я для начала отвечу своим, — как-то уж совсем угрюмо произнёс Рощин. — Я полагал, что пришёл к человеку чести, — холодно произнёс я, легонько покачав головой. — Кхм, — смутился он. — Разрешите откланяться, Вадим Петрович. А что мне ещё делать? Всё что нужно сказано, дальше можно только усугубить. Поймёт ладно. Не поймёт… Да нет же. Должен понять. Только бы не решил обесчестить Лизу. Вот ни разу не удивлюсь, если это не она его не подпустила, а он воздержался. — Поговорили? — встретил меня на улице Илья. — Поговорили, м-мать, — поправляя перевязь шпаги неопределённо ответил я. — Куда теперь? — видя, что настроение у меня не в дугу, молочный брат решил погодить с расспросами. — В трактир. Что-то пива захотелось. А после на Арбатскую, к Степану Осиповичу. Приработок у Чурсина оказался вполне себе полноводной рекой. За переделку одного узора он брал не так уж и дорого, всего-то пять рублей. Вот только к нему не водили крепостных, и простецы не захаживали, а потому правке подвергалось от трёх, это у поскрёбышей, до девяти узоров, у семиранговых. В среднем получалось где-то четыре, и работали мы с ним вполовину, успевая за день обслужить четверых клиентов. В месяц десять приёмных дней, что на выходе приносило мне порядка четырёхсот рублей. Не слабый такой приработок. Что я там думал насчёт каретного двора? Цемент? Асфальт? А оно мне надо? Опять же, если что я могу развернуть изготовление амулетов связи. Хотя-а-а, тут без патента ну или монополии указом царя, ни черта не получится. Скопировать любой конечно не сможет, слишком мелкая вязь. Это как с картинами. В той или иной мере рисовать умеет каждый, но создать по-настоящему ценное полотно, дано лишь немногим. Но найдутся те, кто сможет повторить мой конструкт. Взять ту же Рябову, которая ни разу не мастер плетений. Так что, как по мне, то не стоит заморачиваться. Вот если бы суметь как-то обезопаситься, секретку какую придумать, тогда совсем другое дело. Ну или на крайний случай сделать настолько сложно, чтобы повторение обходилось слишком затратно. Как с тем же моим огнестрелом. У пожелавшего его скопировать цена неизменно подскочит раза в два, а то и больше. Потому что в мастерской Дудина широко используются станки, устройством которых он делиться не собирается. Чего стоит один только протяжный стан для выделки нарезов. Как бы то ни было, а денег мне сейчас хватает с головой, и это если не вспоминать о доходном доме, ежемесячно приносящем тысячу семьсот пятьдесят рублей. Да денег, куры не клюют. Нет, понятно, что всё зависит от поставленных перед собой задач. Но у меня-то с этим как раз всё отлично. Глобальных целей не имею, планы на дальнюю перспективу отсутствуют как класс. На ближнюю, государственная служба. И я её, к слову, уже прохожу. Как бы там оно ни было, а благодаря Шешковскому я получил нехилый такой бонус, сэкономив почти три года своей жизни. По сути, что от меня требуется? Выказывать недовольство по отношении великой княжны и избегать с ней дружеский отношений. Практически то же самое я делал и раньше. Ждать, не появится ли кто с заманчивым предложением грохнуть её. А не живу ли я всё время настороже, готовый отразить выпад. Кхм. Согласен, с этим имеются определённые проблемы. Но ведь я провёл работу над ошибками и сделал соответствующие выводы. Вроде бы. В любом случае, у меня сейчас положение как у того срочника — солдат спит, служба идёт. В штат меня зачислить не могут по малолетству, но в то же время провели по учёту и служебный ценз уже капает. Так что, я тут в значительном барыше. Главное, чтобы до конца обучения в универе на меня никто не вышел, и Марию не грохнули. Хм. Ну, её и после грохать не надо. При мысли об этом что-то так нехорошо колыхнулось в груди. Отчего-то захотелось непременно кого-нибудь порвать. Шелест, а ты не запал на неё часом? Что-то после тех слов Лизы на балу мыслишки какие-то нет-нет, а проскакивают. А что такого? Потенциал я подниму, это однозначно, даже не обсуждается. Родословная? Дворяне в восьмом поколении, если что. Хотя конечно не бояре и уж тем паче не князья. Стоп! Это меня что-то куда-то не туда понесло. Ещё и картинку с Марией выволок из памяти, рассматриваю её то в радости, то в задумчивости и в особенности в гневе. Вот только отчего-то всё чаще всплывает её обиженное лицо. Да нет. Всё это ерунда. Всего лишь чувство вины. Ну правда. Некрасиво как-то получилось ведь. И уж тем паче на фоне того, что сама Голицына только развеселилась и пообещала посчитаться с девицей, но так, без злобы, озорства ради… Время было уже к ужину, когда вернулась домой отправившаяся на прогулку Лиза. Вид у неё был мрачнее тучи. О причинах столь поганого настроения гадать не приходилось. К гадалке не ходить навещала Рощина и тот выписал ей литерный. Теперь-то конечно побесится немного, но ничего, поболит да отпустит. Тем паче, что тут не сердечные дела. Ну вот гадом буду, это обычный трезвый расчёт. Ну кого удивишь браком по расчёту? А уж в этом-то мире, так и подавно. — Лиза, Клавдия Александровна уже ужин подаёт, — постучавшись, заглянул я в комнату сестры. — Я не голодна, — глухо ответила она, не поднимаясь с кровати. Ревёт? Ну, а чего ей делать, если планы полетели псу под хвост. Она ведь его почти полгода обхаживала, часть каникул извела. А тут такой жёсткий облом. — И где тебя кормили? — не отставал я. — Петя, зачем ты так⁈ — резко сев, неожиданно выдала она. — Ты это о чём? — Ты узнал о Вадиме и сходил к нему. Сам бы он никогда не додумался до тех слов, что сказал мне. Потому что, это твои слова. — Ну и в чём я не прав? — решил я не отнекиваться. — Ты реально полагаешь, что у вас есть будущее? Что у тебя получится протиснуться в высшее общество посредством этого брака? Лиза, да через год он и сам поймёт, что не имеет права лишать род единственного достояния, высокоранговоро дара. — Ну и что. Зато у меня был бы этот год, — тихо, едва различимо произнесла она. — Вот так здрасти приехали. Сестрёнка, так ты что же действительно… — я присел рядом, и посмотрел ей в глаза. — Ну вот что мне теперь делать⁈ — с надрывом выпалила она, упала мне на колени и разрыдалась. — О как, — растерянно произнёс я и погладил её по голове. — Девочка моя, ты прости меня. Я ведь не со зла. Да только если бы и знал, что так сильно болеть станет, всё одно пошёл бы. Потому что через год оно куда горше будет. — Петька, я тебя ненавижу! — рыдая и продолжая прятать лицо в моих коленях, глухо выкрикнула она. — Да я и сам себя сейчас ненавижу, — вздохнул я и охренел. Это что за чертовщина! Я даже вспомнить не берусь, было ли что-то подобное в моей жизни. Но вот сейчас к горлу вдруг подкатил твёрдый ком… Глава 21 В трактире мало того, что отвратная вонь кислятины от пролитого пива и исторгнутой блевотины, так ещё и прокурено всё насквозь, и весит сизая взвесь табачного дыма. Представьте себе самую дешёвую и грязную наливайку, так вот она в сравнении с этим гадюшником уютное кафе. Дядьки Василя на местного трактирщика нет, он бы разъяснил, как надо вести хозяйство. У него конечно то же не эталон чистоты, но там я всегда спокойно ел и пил, а тут даже кружку в руки брать противно. В трактир я вошёл один, а потому держался с осмотрительностью, публика тут разная, есть и совершенно безбашенная. Спину же мне прикрыть некому. Хруст с санями в квартале отсюда, Дымка и вовсе брать не стал. Приставил его к сестрице, и велел присматривать за ней денно и нощно.