Коробок издал протяжный стон. – Лапа было заикнулась, что не положено жениху до церемонии на прикид глядеть, а Карфагеныч ей мораль прочитал. Дескать, жена да убоится мужа, нельзя без супруга ничего делать, начинается с самостоятельного выбора шмоток, а заканчивается тем, что баба лично распоряжается семейной кассой. Вот я и сижу в бутике размером с автобусную остановку. Думал, здесь один наряд будет, быстро его схватим и уйдем. А их все тащат и тащат! Лапа мухой носится и жужжит: «Котик, бантик слева или бантик справа? Котик, бантик справа или бантик слева?» Да хоть на макушку нацепи, только покупай быстрей, и сматываемся! – Очень надеюсь, что ты не произнес этих слов вслух, – встрепенулась я. – Удержался, – буркнул Коробок, – предложил: «Лапа, если так трудно определиться с бантом, посмотри другой фасон». Она согласилась… – Вот видишь! – обрадовалась я. – Лапуля умница, с ней всегда можно договориться. – …и приволокла два безумия, – продолжал Димон, – на мой взгляд, платья-близнецы, но Лапа завела: «Котик, лучше с воланчиками или с рюшечками? Котик, с рюшечками или воланчиками?» Таня, зачем ей воланчик? Им же в бадминтон играют! Сдавленным от сдерживаемого смеха голосом я ответила: – Воланчик в данном контексте – сосборенная полоска ткани, пришитая к изделию. – А рюшечки? – умирающим тоном осведомился Коробок. – Сосборенная полоска ткани, пришитая к изделию, – как включенная дважды запись, повторила я. – И какая между ними разница? – прошипел хакер. – В чем отличие хренова воланчика от фиговой рюшечки? Теперь я оказалась в тупике. – Ну… одно воланчик, а другое рюшечка. – Молодец, отлично объяснила, – ядовито похвалил меня Димон. – Теперь фестончик! Это что за зверь? – Близкий родственник воланчика и рюшечки, – пробубнила я, – они все из одной семьи сосборенных тряпок. – Классно, – обреченно выдавил Димон, – еще меня поставили в тупик слова про подвязку, почему Лапуля сказала: «Нет, нет, беру маленькую, без жемчужинок, иначе Димочка оцарапает ротик». Какое отношение мой рот может иметь к резинке, поддерживающей женский чулок? И не проще ли натянуть обычные колготки? Я откашлялась. – Димон, свадьба – это определенный обряд. Знаешь, что невеста перед отъездом в гостиницу, где проведет брачную ночь, швыряет свой букет в толпу гостей? – Гостиница? – поразился Коробок. – А почему не дома? – Эту тему обсудим позднее, – вздохнула я, – сейчас о букете. – О нем вроде слышал, – ответил Димон, – та подружка, что его поймает, следующей отправится под венец. Мне захотелось приободрить приунывшего Коробка. – Ты истинный знаток свадебной церемонии. Подвязка из той же серии. Молодой муж зубами стаскивает ее и бросает друзьям. Кто поймал, тот вскоре женится. – Никогда! – захрипел Димон. – Придет же такое в голову! Кусать чулки! Да если подвязка упадет на пол, к ней никто не прикоснется! – Почему? – не поняла я. – За нее всегда дерутся. И услышала в ответ: – Если я кину мужикам новый ноутбук, они свалку устроят, а при виде тряпки, которая им скорую женитьбу сулит, врассыпную кинутся. Я поняла, что надо переходить к рабочим вопросам, попросила домашний адрес Тряпкиной и, услышав его, обрадовалась. Зинаида не случайно устроилась в «Бразилию». Она живет недалеко от торгового центра, минут десять-пятнадцать езды по Дмитровскому шоссе в сторону Московской области. Домик Тряпкиной оказался последним в ряду черных покосившихся избушек, даже окруженные буйно цветущей сиренью, они смотрелись жалко. Калитка была не заперта, я толкнула ее, пересекла небольшую площадку со вскопанными грядками, постучала в стекло веранды и услышала с заднего двора знакомый голос: – Кто там? Любаша, ты? Иди к бане. Я обогнула здание и увидела Зину, одетую в дождевик. Она стояла возле огромной бочки. – Хлещет-то как! – крикнула она. – Поливать огород не надо. Люба, хочешь чаю? Тогда ступай в дом. То ли у Тряпкиной близорукость, то ли ливень помешал ей хорошо рассмотреть гостью, но Зина приняла меня за некую Любу, а я, не став указывать хозяйке на ошибку, быстро прошла в избу. Через пару минут послышался скрип двери, Зина появилась на веранде уже без плаща, зато с огурцами в руках. – Сейчас салат… – начала она и замолчала. – Готова помочь, – воскликнула я. – Чтоб тебя поездом задавило! – топнула ногой Тряпкина. – Жвачка липкая. Пошла вон! Упираться будешь, участкового позову, он через дом живет. Я вцепилась в сиденье стула. – Борис Олегович умер. – Не заплачу! – гаркнула Зинаида. – Я не следователь, не оперативник, частный детектив, которого наняла вдова покойного. – Он женился? – вдруг заинтересовалась Зина. – На ком же? Я обрадовалась возможности завязать разговор. – Супруга Бориса француженка, из Парижа. Тряпкина опустилась на табуретку. – И давно? – Точно не скажу, но не вчера и не год-два назад, могу сейчас узнать, – засуетилась я. – Не надо, – тихо произнесла Зина. – Что вы ко мне пристали? Я давно не общалась с Борисом! Уходите. Ментов не люблю, разговаривать с ними ни при каких обстоятельствах без адвоката не стану, жизнь меня осторожности научила. Хотя это только у америкосов в сериалах задержанный кулаком по столу стучит, требует адвоката, и его мигом приводят. У нас иначе, по морде так надают, что само слово «адвокат» не вспомнишь. С частниками я не встречалась, не знаю, может, вы и приличная женщина. Документ есть? Я протянула Зине бордовую книжечку. Тряпкина внимательно изучила ее, вернула мне и неожиданно смилостивилась: – Что вам надо? – Зачем вы приходили к Борису Олеговичу? Только не говорите, будто случайно нашли его адрес в Интернете, – попросила я. – Какой смысл мне откровенничать? – скривилась Зинаида. – Уезжайте. Я встала. – Хорошо. Но перед тем как захлопнуть за мной дверь, выслушайте меня, надолго ваше внимание не займу. Бориса Олеговича убили. Ни малейшей зацепки у следствия нет, об адвокате окружающие говорят исключительно хорошо, похоже, Борис Олегович совершал одни добрые дела. Все любили его, а вы плюнули ему на дверь. Ну и кого заподозрят в убийстве? Ваша биография непростая: сначала наезд на беременную женщину, потом участие в драке, в которой убили соседку по бараку. Вдова Бориса, Зоя Владимировна, человек со связями, если наше агентство ей не поможет, начнет звонить высокопоставленным приятелям покойного мужа, требовать, чтобы милиция открыла дело и занялась расследованием. Вы не один год отсидели за решеткой, знаете ментовскую кухню: сверху давят, требуют результата, лишают премий, навешивают выговоры, те же, кто внизу, чтобы жить спокойно, быстренько найдут кандидатку на роль убийцы и отрапортуют о победе. Главное, закрыть дело, остальное никого не колышет. Повторяю, лучшей кандидатуры на роль козла отпущения, чем вы, нет. Ваша связь с Ветошь видна сразу, он был одним из устроителей конкурса, где вам в свое время прочили корону. Хотите снова очутиться на зоне, на этот раз за смерть Бориса Олеговича? Зина подняла на меня тяжелый взгляд. – А ты, значит, добрая, пришла меня, убогую, пожалеть? Я снова села на стул. – Нет, хочу разобраться. Вы насекомых боитесь? Тряпкина моргнула. – Тараканов, мух? – Комаров, пауков, – добавила я. Зина показала пальцем на розетку, из которой торчал зеленый пластмассовый кругляш. – В деревне такого добра хватает, хотя сейчас мух меньше. В мое детство тут в каждом дворе и коров, и свиней, и кур держали, тогда мы летом липучками обматывались. А сейчас стало получше, фумигаторы есть, я свои целыми сутками включенными держу. – Вроде это электроприбор только от комаров, – вздохнула я. – Разные бывают, – охотно пояснила Тряпкина, – покупаешь аппарат, а в него можно мушиную или комариную отраву положить, запаха никакого, ну, может, цветами чуть-чуть отдает. Я приспособилась брать средство от ос, оно для всех убойное: мух, комаров. – А пауки? – спросила я. – Море, – кивнула Зина, – по десять дохлых вечером на совок заметаю, прямо всю передергивает от отвращения! Специально веник с длинной ручкой купила. Корова, курица, коза, собака, лошадь, кошка – все полезны. Даже осы, они растения опыляют. Но мухи с комарами и пауками! Фу! Они зачем? Наверное, боженька накурился и с чумных глаз их сотворил. Бе-е! Гадость! А при чем тут мой фумигатор? – Знаете, Зина, я думаю, вы не трогали Бориса Олеговича, так помогите мне убедить в вашей невиновности других, – попросила я.