32 Январь 2020 года, Ла-Мадьер, Франция Хьюго — Страшное дело, — говорит Саймон. — Вот бедняга! Один в снегу все это время… Участь жутковатая. — Да уж, — соглашается Кэсс. Атмосфера в шале невеселая. Официально пока ничего не известно, но все, похоже, уверены, что тело принадлежит некоему Уиллу, погибшему в результате несчастного случая много лет назад. — Естественно, его брат уже едет сюда, — говорит Мэтт, — но возраст, пол и даже место, где его нашли, с учетом недавних лавин, указывают на то, что это тот самый Уилл. Окончательно все подтвердится после опознания. — Для семьи лучше, что его наконец нашли, — добавляет Кэсс. — Только представьте, каково об этом думать! Она ежится и склоняется поцеловать головку Иниго. Тот радостно смеется, и я чувствую боль потери из-за младенца, которого Реа пока так не хочет производить на свет. Реа наверху, в нашей спальне; сказала, что ей нездоровится, и пошла прилечь. Мне ее нисколечко не жалко. Не надо было напиваться. И обманывать меня. 33 Январь 2020 года, Пхукет, Таиланд Адам Это последнее, чего я ожидал. Удивительно, как быстро они меня разыскали — на другом краю света и спустя столько лет… Вероятно, с моей стороны это кажется жестоким, но за последние пару десятилетий я практически не думал об Уилле. Или о том, что случилось в тот день на горе и что было дальше. Какое-то время пресса еще про меня писала — парень, который чудом выжил в штормовую ночь один в горах. Я не врал, когда говорил журналистам, что этот случай меня изменил — так оно и было. Он заставил меня понять, что у нас всего одна жизнь. И что я не хочу тратить ее на работу в Сити, которая мне даже не нравится — сколько бы денег она ни приносила. Поэтому я уволился, получив новогодний бонус, и отправился колесить по свету — сначала вместе с Нелл. Мы помогали в детских приютах в Африке, собирали во Франции виноград, записались в экипаж яхты и прошли по Карибскому морю. Поначалу все шло замечательно. Никогда еще я не был так счастлив. И то, что я сказал, когда очнулся, тоже было правдой: тогда я ничего не помнил о смерти Уилла. И об отпуске вообще. Все, что я знал, — это что два пальца у меня почернели, потому что я отморозил их на склоне, а еще то, что люди рассказывали о моем спасении. Меня нашли зарывшимся в снежную пещеру, которую я сам устроил для себя под обрывом. Я провел там всю ночь — все поражались, как я пережил шторм, да еще так высоко в горах. Когда я достаточно поправился, чтобы подумать об этом, то и сам удивился, что выжил, — из нас двоих Уилл всегда был практичнее, однако это я построил себе убежище, благодаря которому остался в живых, а он словно растворился в пространстве. Но со временем я начал припоминать, что случилось тогда. На меня навалилось чувство вины. Из-за моих долгих периодов депрессии и агрессивных вспышек мы с Нелл расстались — она не захотела дальше это терпеть. Мне стало тяжело вести привольную жизнь под тропическим солнцем, пока тело моего брата лежит на этой промерзшей горе. Я обратился к психотерапевту, который мало чем помог, но кое-как мне удалось наладить свою жизнь — пусть не счастливую, но комфортабельную. Я старался вообще не думать про Уилла — так мне было легче. Собственно, это оказалось единственным выходом. Я смирился с тем, что произошло — в конце концов, с тех пор минуло два десятилетия, — и понял, что могу жить дальше. А теперь вот это… Мне придется поехать. Это ясно. Но я не собираюсь копаться в прошлом. Что было, то было. В любом случае это никому не принесет добра. 34 Ранее — Эй! Эй! Ты там как? — сказал кто-то в щель для почты, пытаясь заглянуть внутрь. Я сидела на полу у дверей с Мишкой в руках, рыдала и звала маму, пока не охрипла от слез. Услышав голос, я притихла. Он был добрый. Но мама всегда говорила, что добрых людей нет, что даже те, кто кажутся приветливыми и дружелюбными, могут измениться в одно мгновение и что надо быть очень осторожной и никому не доверять. Я поднялась на ноги и простонала: — Я голодная. А еды нет. — О, дорогая, — отозвался голос. Он был женский. — А твоя мама дома? — Нет. — А папа? — Его уже давно нет. — Понятно. А мама куда ушла? — Не знаю. Может, по магазинам… но она не вернулась. — Понятно, дорогая. Не беспокойся, мы с этим разберемся. Ты и я, вместе. Сколько ты уже сидишь одна? — Не знаю. Наверное, долго. — Ты можешь открыть мне дверь? — Мне нельзя. Там могут быть плохие люди. И потом, она заперта. Я хотела пойти в магазин за едой, потому что у нас ничего не осталось, но не смогла открыть, и теперь у меня болит живот и… Мне было трудно говорить, потому что я столько плакала. — Тсссс, дорогая, не плачь. Я тебе помогу. Мы тебя вытащим, добудем тебе еды и найдем твою маму. Я сейчас позвоню кому-нибудь, кто сможет отпереть дверь, а потом вернусь и побуду с тобой, пока они приедут. Ты согласна? Я кивнула, забыв, что симпатичная дама меня не видит. — Согласна, дорогая? — Да. — Оставайся на месте, а я сбегаю к себе и позвоню. Я сразу же вернусь, обещаю. Ты потерпишь ради меня? Побудешь храброй девочкой еще пару минут? — Хорошо. — Умница. Я постараюсь вернуться скорее, честное слово. Дама ушла, а я осталась сидеть у двери, прижимая к себе Мишку. Я очень надеялась, что дама скоро придет обратно. У меня сильно болел живот. Почти сразу щель для почты приоткрылась — дама вернулась назад. — Ну вот, дорогая, полиция уже едет. Они откроют дверь, чтобы выпустить тебя, и найдут твою маму. — А можно мне чего-нибудь поесть? — Ну конечно, котенок. Они дадут тебе поесть, как только приедут и разберутся с дверью — по телефону мне сказали ничем тебя пока не кормить. Надо, чтобы сначала тебя осмотрел врач. Но я уверена, что это не займет много времени. Может, мы немного поиграем, пока дожидаемся? — Да, давайте. А может, споем песню? — Отличная мысль. И что ты хотела бы спеть? * * * Мне очень понравилось петь с дамой вместе. Она знала все песни, которые знала я, — правда, я знала немного. Мама обычно не пела со мной, вот почему я пела со своим Мишкой. Мама говорила, что у нее от этого болит голова, и нам приходилось петь совсем тихонько. Но Шейла (так звали ту даму) сказала, что я должна петь громко и уверенно, чтобы не терять присутствие духа (я не знала, что это означает, но звучало неплохо), поэтому я так и поступила. Здорово было петь вслух, но я чувствовала себя виноватой. Шейла широко открыла щель почтового ящика, чтобы мы слышали друг друга. Мне понравилась Шейла. Я редко знакомилась с новыми людьми. Обычно мы с мамой были только вдвоем, и мама бо́льшую часть времени была очень усталая или плохо себя чувствовала и не могла играть, поэтому я играла с Мишкой. У нас оставались две зеленые бутылки, висящие на стене, и я пела так громко, как только могла, когда за дверью раздался какой-то шум, и Шейла перестала петь. — О, сейчас нам придется прерваться, котенок, — сказала она. — Полиция приехала. Я буду тут, рядом, и подожду, чтобы поздороваться с тобой, когда дверь откроют, но сейчас им надо с тобой поговорить, хорошо? Тебе нечего бояться, никаких неприятностей не будет. Ты очень храбрая девочка, и мне понравилось петь с тобой хором. Может, споем еще как-нибудь?