Декабрь 1998 года, Ла-Мадьер, Франция Луиза Адам выходит, а я так и лежу, не зная, что делать дальше. Неужели это действительно произошло? Неужели я его спровоцировала? Неужели я хотела этого не меньше его, как он сказал? Меня бьет дрожь; внезапно я ощущаю пронизывающий холод. С трудом поднявшись, иду в душ, до отказа выкручиваю кран и стою под невыносимо горячим потоком. Тру себя с головы до ног дорогим мылом Уилла, мо́ю голову, но все равно ощущаю на себе запах Адама. Сказать Уиллу, что тут произошло? А он мне поверит? Вдруг он подумает, что это моя вина? Это моя вина? Я снова заворачиваюсь в полотенце и ложусь на кровать. Кожа у меня вся красная и горит. Уилл вот-вот вернется. Я не хочу, чтобы он воспринял мой вид как приглашение. Адам ведь так это понял. Уилл не похож на Адама, но все равно… Я не хочу давать ему ложные сигналы. Поднимаюсь и натягиваю старые джинсы и свитер с капюшоном. По сравнению с Нелл в очередном ее дизайнерском прикиде я буду смотреться нищенкой, но мне плевать. Меня приводит в ужас мысль о любом прикосновении к моей коже. Кто бы это ни был. * * * Я уже подумываю сказать Уиллу, что у меня болит голова и я не пойду на ужин, но, несмотря на обильный ланч, неожиданно чувствую, что проголодалась; к тому же я и так успела показать себя капризной и привередливой за это путешествие, и, если не стану держать себя в руках, Уилл может меня бросить. Опять же — вдруг Адам расскажет ему, что произошло, а меня не будет за столом, чтобы изложить свою версию? Что, если Адам преподнесет все так, будто я кокетничала с ним и мы занялись сексом, пока Нелл с Уиллом катались? Способен ли он на такое? Адам постоянно пытается унизить Уилла, но… сказать ему, что мы… что он сделал — это, наверное, чересчур? Даже не знаю. Поверит ли Уилл, если я расскажу ему правду? Не уверена. Передумав, меняю свитер на элегантный топ — не хватало еще, чтобы Уилл меня стеснялся — и повязываю шарф, чтобы он не увидел мою шею. На ней синяки и укусы. Не очень заметные — вполне можно сказать, что кожу натер ворот куртки, — но я не хочу, чтобы Адам на них смотрел. Смотрел на то, что натворил. Не надо напоминать ему. * * * Через пару часов мы вчетвером сидим за столом и ужинаем. Я избегаю встречаться с Адамом глазами, но весь вечер он ведет себя как ни в чем не бывало. Подливает всем вина — сначала нам с Нелл, а потом им с Уиллом, как обычно. Идеальный кавалер. Припоминает Уиллу историю со сломанным креплением, подшучивает надо мной — я, мол, влюбилась в своего инструктора — и тому подобное. Обычный ужин в обычный вечер обычных лыжных каникул — ничего не случилось, никого не насиловали. Меня изнасиловали. Или нет? Или действительно ничего не произошло? То есть, конечно, мы занимались сексом, но может… все было так, как сказал Адам? Может, меня не принуждали? Я сама этого хотела? Я внушила ему мысль, что хочу этого? Это одно и то же? В этот момент я понимаю, что совершенно точно не могу рассказать все Уиллу. Он мне не поверит. Сейчас даже я сама не верю себе. — Правда ведь, Луиза? — спрашивает Адам, возвращая меня к общей беседе. — Мы отлично пообедали в «Таверне», да? Жаль, что Уилл все пропустил, потому что по собственной глупости сломал крепление, а Нелл оказалась слишком медленной, чтобы поспеть за мной. Нелл фыркает. — Я СОВСЕМ не медленная! Просто мне хотелось остаться на той стороне долины и не возвращаться сюда — во второй половине дня там солнце, и те трассы нравятся мне больше, чем эти. Я бросаю взгляд на Адама — лишь на мгновение, потому что мне слишком больно. Совершенно очевидно, что он насмехается надо мной. По крайней мере, я так чувствую. Может, он решил, что мы теперь храним общий секрет про то, что случилось между нами, пока Уилла не было? Или же он смотрит на меня просто так, без всякого подтекста? Такое впечатление, что я больше ничего не понимаю. — Да. Обед был хороший, большое спасибо, — автоматически произношу я. И только тут вспоминаю, что он оплатил счет — наверняка выложил кучу денег с учетом дорогущего вина и остальных напитков. Может, дело в этом? Он решил, что я у него в долгу? Что я не стала бы соглашаться, если б не хотела его? Вдруг, раздели мы счет, ничего этого не случилось бы? Я напомнила бы ему о своем статусе — девушка его брата. Мы просто обедаем вместе. И ничего друг другу не должны. Глупо, глупо, глупо… — И чем вы занимались остаток дня? — спрашивает Нелл, насаживая на вилку кусочек пересушенной курицы. — В основном сидели в ресторане, — продолжает Адам. — Луиза рассказывала мне про свою жизнь. Потом вернулись сюда. Я пошел в сауну: Луиза собиралась ко мне присоединиться, но, видимо, передумала. Курица просто ужасная, да? — добавляет он, поднимая кусок на вилке и морщась при взгляде на него. Как он может держаться настолько беззаботно? — Я приняла душ, — произношу я чуть дрогнувшим голосом, глядя на Адама, но он по-прежнему занят своей курицей: ковыряется в ней вилкой и ножом. Я вложила в эти слова особое значение: «Ты разве не понимаешь, что я принимала душ из-за того, что ты со мной сотворил?» — но он даже не замечает. Или замечает? Может, он просто хороший актер? Адам кладет кусок курицы в рот и с усилием прожевывает, корча гримасу. — Брр, — говорит он, наконец ее проглотив, — думаю, завтра надо поужинать где-нибудь в другом месте; еда тут отвратительная. Кстати, насчет завтра: кто с кем катается? Я правильно спросил? Вечно я путаюсь… — Ну, я буду кататься с Луизой, — отвечает Уилл, — поскольку сегодня не получилось. — Он разворачивается ко мне. — Конечно, если ты захочешь. Прости, что сегодня так вышло… Я очень хотел покататься с тобой, но полдня провозился со сломанной лыжей. Сейчас мне хочется только одного: свернуться клубком под одеялом, натянув его на голову, но я не могу этого сделать, не объяснив Уиллу, в чем причина, или не предложив ему полежать со мной, о чем мне страшно даже подумать. И уж точно я не хочу рисковать остаться наедине с Адамом. Пожалуй, больше всего мне сейчас хочется стать кем-то другим, не собой. Адам кривится: — Погода завтра будет так себе. Ты уверена, что станешь кататься, Луиза? «Не уверена», — думаю я, но стоит мне открыть рот, как Уилл меня перебивает: — Давайте завтра и решим. Может, проведем утро порознь, потом встретимся за ланчем и тогда уже подумаем, чем заняться? — Неплохой план, — соглашается Адам. — К тому времени я буду умирать с голоду — этот ужин был просто несъедобный. * * * Кое-как затолкав в себя десерт, я говорю, что устала и пойду спать. Уилл собирается подняться со мной, и меня охватывает тревога — мне необходимо побыть в одиночестве. Но он, похоже, решает, что мои заверения — «нет-нет, всё в порядке, оставайся» — неискренние, и следует за мной по ступенькам в нашу комнату. Я ложусь на постель, и Уилл устраивается рядом, пряча голову у меня на груди и положив руку поперек моей талии. Мне приходится приложить усилие, чтобы не вздрогнуть. Я не хочу, чтобы ко мне прикасались. Но не могу сказать ему почему. Это я уже поняла. — С тобой точно все хорошо? — спрашивает Уилл, не шевелясь. — Ты весь вечер какая-то тихая… — Он делает паузу. — Не обязательно идти завтра кататься на лыжах, если ты не хочешь. Поднимает голову и заглядывает мне в лицо. — Дело в этом? Или ты сердишься, что я не пришел на ланч? Честно, я не виноват. Мне правда хотелось покататься с тобой вечером. Заставляю себя улыбнуться. — Нет. Не глупи. Ты ничего не сделал. Я просто устала, вот и всё. Но, конечно, мы можем покататься завтра утром. Мне хочется показать тебе, чему я научилась. Он целует меня в кончик носа и снова опускает голову мне на грудь. — Можно тебя спросить? — говорю я, сама не решив окончательно, как сформулировать вопрос. Уилл перекладывает ладонь мне на ногу и начинает ласкать бедро с внутренней стороны. В обычной ситуации я сразу его захотела бы, но сейчас у меня возникает ощущение, будто на меня покушаются. Завозившись, я делаю вид, что поправляю джинсы — как будто у меня там что-то зачесалось. — Спрашивай что хочешь, драгоценная моя, — отвечает Уилл.