– Николай Михайлович, – я внимательно посмотрел на Баринова, – а не повторится ли нечто подобное здесь – в Петербурге? Ведь смерть императора Павла будет означать крушение всех планов Бонапарта на совместный Индийский поход. – Василий Васильевич, – вздохнул Баринов. – Мы тут землю роем, ищем британскую агентуру, которая могла бы совершить цареубийство. И кое-что уже накопали. – Британцы? – спросил я. – И они, конечно. Но, как ни странно, полным-полно и русских, которые ненавидят императора и готовы убить его. После ареста заговорщиков из компании Палена и Зубовых недовольные Павлом на время притихли. А сейчас, получив щедрые субсидии из Англии, они снова зашевелились. Мы тут с Аракчеевым ведем разработку сразу нескольких групп потенциальных цареубийц. Еще немного, и мы реализуем оперативную информацию и задержим всю эту шайку-лейку. – Император в курсе происходящего? – Пока ему доложено все лишь в общих чертах. Я посоветовался с графом Аракчеевым, и мы решили положить на стол Павла «подколотый, подшитый материал». – Смотрите, Николай Михайлович, не заиграйтесь. Павел по натуре своей весьма подозрителен и не любит, когда происходит что-то важное без его ведома. – Ничего, Василий Васильевич, как говорят в таких случаях: «победителей не судят». Я побаиваюсь совсем другого – как бы заговорщики, почувствовав опасность, не попытались форсировать события и совершить покушение на императора досрочно. – Это вполне может быть, – кивнул я. – Постараюсь вам помочь и своевременно сообщать вам всю поступающую ко мне информацию. Только, как мне кажется, агентура наших врагов постарается совершить теракт против нашего посольства в Кёнигсберге. Для них это способ убить одним выстрелом двух зайцев – все провернуть так, чтобы поссорить между собой Россию и Францию. И если наше предположение о том, что на рандеву инкогнито может оказаться и сам Бонапарт, верно, то может произойти то, что англоязычные называют «лаки шот» – удачный выстрел. Под общий замес угодит и пока еще не состоявшийся император Франции. – Этого нам еще не хватало! – воскликнул я. – Если такое случится, нам не сносить головы. Император нам этого не простит. Да и все в этом мире пойдет наперекосяк. Инглизы стравят европейцев между собой, и произойдет нечто вроде второго издания Семилетней войны. Тогда русские воевали с пруссаками, а те били австрийцев и французов. А пенки сняли британцы. – Я все прекрасно понимаю, Василий Васильевич, – кивнул Баринов. – Потому-то мы делаем все, чтобы этого не случилось. А вот как все у нас получится – о сем знает один лишь Господь… 21 мая (2 июня) 1801 года. Тильзит. Пруссия. Генерал-майор Михайлов Игорь Викторович Вот мы и в Пруссии. Перемещение через границу Российской империи произошло буднично, без особой помпы. Выехав утром из Таурогена, который лишь в 1793 году стал российским, мы последовали в направлении Тильзита. Места эти были историческими. В Таурогене в декабре 1812 года генерал Иван Дибич (сейчас он служит прапорщиком в Семеновском полку) подписал конвенцию с прусским генералом Йорком, командовавшим корпусом, входившим в состав французских войск, действовавших на Рижском направлении, о том, что пруссаки объявляют себя нейтральными и «более не будут препятствовать проведению операций русской армии». С Йорком, который в данный момент командует егерским полком, мы вряд ли увидимся. А вот с другим прусским героем войны с Бонапартом нам предстоит встретиться в самое ближайшее время. Как нам стало известно, на границе нас должен встретить почетный эскорт, командует которым генерал-майор Блюхер. Тот самый, который фактически выиграл битву при Ватерлоо. Генерал уже не молод, но полон задора и огня, как это и положено человеку, прослужившему почти тридцать лет в полку прусских «Черных гусар». Я знал, что Блюхер уже успел сразиться с французами на Рейне во время Войны Первой коалиции. С той поры он недолюбливал французов, зато хорошо относился к русским. Видимо, поэтому генерала отправили встречать и сопровождать наше посольство. Правда, Блюхер совершенно не знал русского языка, а я – немецкого. И объясняться нам приходилось с помощью графа Ростопчина, который владел несколькими европейскими языками. После взаимных представлений и обсуждения чисто служебных моментов Блюхер, как истинный гусар, предложил выпить за знакомство. Я вообще-то относился к спиртному весьма сдержанно, но в данном случае согласился распить бутылочку белого вина с таким уважаемым человеком. Но, зная пристрастие Блюхера к спиртному, честно предупредил его, что продолжения стихийно возникшего банкета не будет. Генерал вздохнул, но вынужден был согласиться. Потом мы объехали с ним и графом Ростопчиным, который служил нам переводчиком, верхами растянувшуюся на дороге кавалькаду карет и возков. Блюхер, наблюдая за тем, как я сижу в седле, лишь вздыхал и покачивал головой. Не выдержав, он спросил у меня, в каких частях мне довелось служить. Я, вполне естественно, не стал рассказывать ему про РССН УФСБ65. Блюхер бы просто не понял, о чем идет речь. Но, дабы поддержать свое реноме, я пояснил своему собеседнику, что мне приходилось воевать на Кавказе. А мои ребята не так давно участвовали в разгроме британского десанта у Ревеля. Блюхер с уважением посмотрел на меня и покачал головой. – Скажите, генерал, – поинтересовался он, – а какого черта англичане решили напасть на ваш порт? И вообще, как они оказались на Балтике? Говорят, что они собирались напасть и на прусские порты… Похоже, что Блюхер совершенно не интересовался политикой и ничего не слышал о союзе, который заключили Россия, Пруссия, Швеция и Дания. Как оказалось, старый рубака и в самом деле не слыхал ничего о договоре, в котором участвовала и Пруссия. Он, как это было принято у военных, считал политику делом недостойным для настоящего офицера. С кем прикажет король сразиться, с тем они и будут воевать. – Видите ли, герр генерал, – сказал я, – может быть, действительно не стоит строевым офицерам вникать в политические дрязги правителей, но британцы могли бы запросто напасть на тот же Росток и сжечь его дотла. А вы ведь, если я не ошибаюсь, родились неподалеку от Ростока. – Гм, – покачал головой Блюхер, – об этом я как-то не подумал. Хотя я так давно покинул Мекленбург, что уже почти забыл свои родные края. Интересно, как там сейчас? А за Росток я бы этим прохвостам британцам показал! И Блюхер выхватил свою саблю, взмахнул ею в воздухе, а потом с лязгом снова бросил клинок в ножны. – Знаете, герр генерал, – он повернулся к сопровождавшему нас Ростопчину, попросив его точно перевести все, что он скажет, – вы мне положительно нравитесь. Вот доберемся до Тильзита, и я вас свожу в замечательный трактир, где подают прекрасный шнапс и доброе пиво. А как там готовят суп из репы, тефтели с каперсами и салат из селедки… – Блюхер даже зажмурился от удовольствия. Вот так, с шутками и прибаутками мы добрались до Тильзита, где переправились через Неман. Мне вспомнилась знаменитая встреча двух императоров на плоту в 1807 году, после разгрома русской армии при Фридланде. Думаю, что в нашей истории ничего подобного не произойдет. От Тильзита до Кёнигсберга было всего ничего – около сорока с небольшим верст. Так что, если все пойдет нормально, то завтра мы уже будем на месте. Но расслабляться нам не стоит – именно в таких случаях и совершаются проколы, которые порой стоят немалой крови… 21 мая (2 июня) 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский замок. Патрикеев Василий Васильевич, журналист и историк Сегодня меня и Николая Баринова в своей резиденции ожидает император Павел. Мы сами напросились к нему на аудиенцию. И на это были довольно весомые причины. Мы с Николаем много размышляли над вопросом, кто именно из англичан играет против нас. Фигура Виконта оставалась для большинства из нас загадочной. Мы догадывались, что британскую резидентуру в Петербурге и в Ревеле возглавлял человек, несомненно, опытный и сведущий в своем деле. Мы расспрашивали о нем у агентов, пойманных нами, но те ничего конкретного нам сообщить не могли. А вот личность второго резидента, пожалуй, даже рангом повыше, чем Виконт, нам удалось установить. Уж больно характерная у него была внешность, да и в разговоре между британскими «рыцарями плаща и кинжала» как-то проскочила его фамилия – Вильсон. Скажу честно, я не подозревал, что именно он, сэр Роберт Томас Вильсон, возглавит сеть агентов, нацеленную на срыв предстоящих российско-французских переговоров. Скажу больше, как нам удалось выяснить, Вильсон должен был потом перебраться в Россию и здесь возглавить заговорщиков, которым предстояло сделать то, что не удалось послу Уитворту – убить императора Павла. Именно так – ни больше ни меньше… Зная об умении Вильсона интриговать и добиваться поставленных им целей, необходимо было немедленно принять все меры к тому, чтобы британцам не удалось убрать царя и разжечь в России смуту. Следовало предупредить Павла о грозящей ему опасности и заставить его всерьез отнестись к нашим словам. Император принял нас в своем кабинете. Он был в хорошем настроении и мурлыкал под нос какую-то довольно легкомысленную французскую песенку. Очень жаль, но нам придется озаботить монарха вполне житейскими делами. Как говорилось в одной умной книге: «…время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий»66. Узнав, о чем пойдет речь, Павел и в самом деле быстро настроился на серьезный разговор. Он предложил нам присесть и сообщить ему все, что нас стало известно о тайных планах британцев. – Прежде всего мне хотелось узнать, – сказал император, – что это за птица такая – Вильсон? Я ранее не слышал об этом человеке ничего. Откуда он родом и чем знамениты его предки? – Государь, – ответил я. – Происхождение Роберта Вильсона незнатное. Родился он в 1777 году в Лондоне, в семье художника-портретиста Бенджамина Вильсона. Он рано потерял отца, и воспитанием его занялся дядя, имевший знакомых в лондонском высшем свете, напрямую влиявших на внешнюю политику королевства. Вильсон закончил Вестминстерскую школу, одну из старейших в Англии. У юноши были достаточно высокопоставленные покровители – например, Фредерик, герцог Йоркский – он по протекции в возрасте семнадцати лет получил чин корнета 15-го легкого драгунского полка. Впрочем, все последующие армейские чины Вильсон просто покупал – государь, вы, наверное, знаете, что в Британии высоких званий можно добиться не с помощью доблести, проявленной на поле боя, а с помощью тугого кошелька. Павел, внимательно слушавший меня, мрачно кивнул головой. Похоже, что ему не нравились вояки, подобные Вильсону, которые делают карьеру, сражаясь на паркете королевского дворца. Впрочем, если честно, и в русской армии хватало подобных отцов-командиров, которые за годы своей службы так ни разу не поучаствовали в боевых действиях. – А как же он тогда сумел добиться таких успехов в тайных делах? – спросил Павел. – Или у него имеется врожденная склонность к ремеслу шпиона? – Не без этого, ваше величество, не без этого, – вступил в разговор Николай Баринов. – Хотя вернулся сэр Вильсон не с увеселительной прогулки – он был прикомандирован к британской армии, сражавшейся в Египте с французами. Кстати, мы вычислили его по южному загару, который Вильсон получил в стране пирамид. – И еще, государь, – добавил я, – в Египте Вильсон служил вместе с другим нашим недругом – сэром Сиднеем Смитом, сражавшимся с нашим флотом во время войны со шведами. – Это весьма любопытно, – покачал головой Павел. – А не кажется ли вам, господа, что и этот самый Сидней Смит может начать тайную войну против нас. Он ненавидит Россию и с большим удовольствием постарается сделать нам какую-нибудь гадость. – Вы правы, государь, – согласился Баринов. – Неплохо было бы навести справки о местонахождении Сиднея Смита. Но давайте вернемся к Вильсону. Как вы считаете, неплохо было бы отловить сего шпиона и тайно доставить его в Петербург? Я могу направить в Кёнигсберг дополнительную спецгруппу, целью которой станет сэр Вильсон. – Надеюсь, господа, – Павел подозрительно покосился на нас, – вы не собираетесь убивать этого человека? – Нет, ваше величество, – Николай честнейшими глазами посмотрел на императора. – Зачем его убивать. Он нам нужен живым и телесно неповрежденным. Нас интересует информация, которой он обладает. А что нам может рассказать покойник? – Ну, если так, то тогда я не против, – согласился Павел. – Поручаю это дело вам, Николай Михайлович. Если вам понадобится помощь – просите ее у меня. Я сделаю все, чтобы вам сопутствовал успех! С Богом! 22 мая (3 июня) 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский замок. Майор ФСБ Никитин Андрей Кириллович. РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град» Как там поется в известной песне: «Лишь только бой угас, звучит другой приказ, и почтальон сойдет с ума, разыскивая нас». Правда, почтальон в этой реальности нас, естественно, не найдет, но на службе императора Павла Петровича нам скучать и в самом деле не приходится. Это я к тому, что сегодня утром вызвал меня к себе наш командир, Николай Михайлович Баринов, которого язык уже не поворачивался называть Паном. Все ж, как-никак, он теперь целый генерал. Правда, шеф намекнул мне, что и мне скоро предстоит сменить майорские погоны на полковничьи. Это пока за Ревель. А за то дело, которое он собирается мне поручить, царь-батюшка расщедрится и присвоит мне генеральский чин. – Ты ведь, Андрей, знаешь, – сказал Баринов, – у Павла люди умные быстро делают карьеру. Впрочем, случается, что и наоборот… Но, как мне кажется, нам опала не грозит. Наших орлов император собирается использовать по полной. Так что мотай на ус. – Понятно, – произнес я, хотя мне ничего еще не было понятно. – Нам надо будет куда-то ехать? – Да, тут «канцлер» (так мы в шутку называли теперь Василия Васильевича Патрикеева) решил, что группе Михайлова, которая отправилась в Кёнигсберг, срочно требуется подкрепление. – А что случилось-то? Инглизы готовят нападение на наше посольство? – Не исключен и такой вариант. Во всяком случае, исходя из серьезности тех, кто начал работу против наших ребят, можно предполагать и возможность силового захвата Михайлова и Ростопчина. А этого ни в коем случае нельзя допустить. Так что готовься, Андрей, и сам прикинь, кого ты возьмешь с собой. Только учти – больше двух человек я тебе не дам. Не исключено, что недруги царя решат взять реванш за провал мартовской авантюры. После разговора с Бариновым я стал ломать голову, кого же мне лучше прихватить в прусский вояж. Все мои ребята неплохо подготовлены, у каждого немалый боевой опыт. Вот, к примеру, Денис Мечников. Прекрасно стреляет, сообразителен, может импровизировать в ходе операции. К тому же он вполне сносно владеет французским языком, знает немного польский. Решено – беру Меча и Сильвера. Но нас троих будет мало. А что, если взять с собой Крузенштерна? Похоже, что будущему мореплавателю очень понравились наши приключения с пальбой и драками. Парень он физически крепкий, храбрый. К тому же, как опытный моряк, он может нам пригодиться. Вполне вероятно, обратный путь всей нашей компании будет проходить по морю. Тут без Ивана Федоровича просто никуда. Конечно, Крузенштерн может и отказаться от участия в нашей миссии. Ведь у него в самое ближайшее время должна состояться свадьба. А что, если пообещать его суженой место при дворе императора? Я не думаю, что Павел будет против. Во фрейлины госпожу Крузенштерн, конечно, не возьмут67, но статс-дамой, пусть и не императрицы, а, скажем, великой княжны, она вполне может быть. Синее придворное платье с золотым шитьем будет ей к лицу. Да, надо еще попросить у генерала Багратиона дать нам несколько егерей из числа тех, кто порасторопнее и поумнее. Они, если что, будут изображать слуг. И неплохо бы переговорить с нашим ревельским приятелем Гансом. Он неплохо себя показал во время боевых действий против эскадры адмирала Нельсона. Да и во время транспортировки выловленных со дна ревельской бухты сокровищ Ганс держался молодцом. Он пока еще находится в Питере, улаживая какие-то свои дела. Есть у меня, однако, подозрение, что дела сии в какой-то степени связаны с нарушением российских законов. Но, в конце концов, они не направлены против императора. Ведь все мы в чем-то грешны. Зато Ганс, как я понял, имеет множество полезных знакомств среди балтийских контрабандистов. И, вполне вероятно, помощь его во время нашего довольно рискованного вояжа будет нелишней. Сказано – сделано. Озадачив Меча и Сильвера, я послал курьера с запиской к Крузенштерну, предложив Ивану Федоровичу срочно со мной встретиться. Тот прислал мне с курьером ответ, назначив мне рандеву в «Гейденрейхском трактире город Лондон имянуемом» на углу Невского и Большой Морской. Я знал это заведение – оно располагалось в четырехэтажном доме, который был своего рода постоялым двором. К указанному в записке времени я там и появился.