– Действительно, а что же теперь делать с товарами, которые приготовили к продаже за рубеж наши купцы и помещики? – Надо искать других покупателей. И быть умнее – нельзя ориентироваться только на одного контрагента. Зерно и ту же пеньку могут купить пруссаки или французы. Любая страна, которая строит корабли, всегда будет нуждаться в подобном товаре. Знаете, ваше величество, я бы посоветовал вам поговорить на эту тему с господином Ивановым. Он в нашем времени был предпринимателем, которому приходилось решать многие коммерческие и хозяйственные вопросы. Думаю, что его опыт может вам пригодиться. – Как только уважаемый Алексей Алексеевич вернется из Ревеля в Петербург, я посоветуюсь с ним об этом. Тем более что и он был в числе тех, кто достоин получить награду за храбрость, проявленную в сражении с врагом. А вы, Василий Васильевич, поговорите с графом Аракчеевым по поводу безопасности нашей державы. Полагаю, что вы правы – один заговор мы сумели раскрыть, но это совсем не значит, что их больше не будет. Нельзя рисковать, тем более что враги наши сумели пробраться даже в Секретный дом в Петропавловской крепости. Кстати, ничего не выяснилось нового по поводу отравления графа Палена? – Нет, ваше величество. Непосредственный исполнитель этого злодейства пойман. Под стражей и несколько человек из числа тайной агентуры французских роялистов. Мне кажется, что в борьбе с происками сторонников графа Прованского следует объединиться с тайной службой Первого консула. – Это ту, которую возглавляет палач Лиона министр полиции Фуше? – поморщившись, спросил Павел. – Увольте, с ним я не желал бы иметь никаких дел. К тому же он не смог предотвратить недавнее покушение на Бонапарта. Случайно это получилось или нет – пусть в этом разбирается сам господин Первый консул. – Нет, государь, – ответил я. – Речь идет о еще одном адъютанте Наполеона, мсье Анн Жанне Мари Рене Савари. Не доверяя полностью министру полиции, Бонапарт учредил свою личную тайную службу, глава которой подчиняется непосредственно ему. Конечно, такое положение вещей не совсем удобное, да и агенты полиции зачастую наступают на мозоли агентам тайной службы Первого консула. Зато они внимательно следят друг за другом и тем самым не дают недругам Бонапарта организовать заговоры с использованием тех, кого в нашем времени называют «силовиками». Вы правы, государь, Фуше – редкий мерзавец, последовательно предававший всех своих друзей, отправляя их на смерть. Но если нужно, то я попытаюсь воспользоваться его агентурой, чтобы разоблачить британских агентов и тайных роялистов. У Фуше создана надежная агентурная сеть. И этот факт тоже следует учесть. Павел сделал недовольное лицо, услышав мое мнение о Фуше, но возражать не стал. Дескать, да будет так, как говорится в Евангелии от Матфея: «Пусть левая рука твоя не знает, что делает правая». Видимо, желая побыстрее закончить эту, не совсем приятную для него тему, император предложил вечером зайти к нему, чтобы я рассказал за чаем всем членам его семьи о славной победе у Ревеля. – Знаете, Василий Васильевич, великий князь Константин очень переживает, что я не отпустил его в Ревель. Он сетует на то, что я, дескать, усомнился в его храбрости. Человеку, который сражался в Италии и Швейцарии вместе с генералиссимусом Суворовым, это очень обидно. Да и юный великий князь Николай в полном восторге и все спрашивает, когда же наконец вернутся в Петербург его знакомые – мадемуазель Дарья и собачка Джексон. Он узнал, что и они показали себя настоящими храбрецами. А Екатерина мечтает услышать все подробности от своей подруги, которая стала для нее кем-то вроде Жанны д’Арк. Тут Павел снова улыбнулся, похлопал меня по плечу и направился к воротам Михайловского замка. А я побрел в Кордегардию, чтобы еще раз обдумать все сказанное императором. 27 апреля (9 мая) 1801 года. Эстляндская губерния. Ревель. Подполковник ФСБ Баринов Николай Михайлович. РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град» Сегодня у нас праздник. День Победы. И победы не над английской эскадрой, а той Великой Победы, которая отмечается всем нашим народом как «праздник со слезами на глазах». Понятно, что для наших предков этот день – один из обычных дней мая. Им трудно понять, что это такое – вражеские танки, идущие через горящие села и города, убитые мирные жители, сваленные во рвы, враг у ворот Москвы и умирающие от голода и холода люди в Ленинграде. У каждого из нас в той войне кто-то из родных погиб, кто-то был ранен. И для всех нас 9 мая стало святым днем. Мы собрались вместе, чтобы отметить День Победы. Из здешних хроноаборигенов мы пригласили лишь Федора Федоровича Ушакова, Михаила Илларионовича Кутузова и Петра Ивановича Багратиона. Первых двух потому, что во время войны были учреждены ордена их имени, а Багратиона потому, что Сталин предложил учредить орден Багратиона, но в последний момент передумал. Орден сей изображал пятиконечную звезду, в центре которой помещалось портретное изображение грузинского князя. «Что-то не так здесь, – размышлял Сталин, – то ли князь лишний, то ли советская звезда». Дело решилось не в пользу князя, а награду назвали просто – орденом Славы. Но зато грандиозная операция лета 1944 года по разгрому группы армий «Центр» носила имя Багратиона. Мы рассказали приглашенным о том, что за праздник мы сегодня отмечаем. Они были ошеломлены, узнав о том, что сто сорок лет тому вперед вся Европа во главе с Германией двинется на Россию. Враг пройдет огнем и мечом от границы до Москвы и Волги. Война будет продолжаться почти четыре года, и в ней погибнет более двадцати миллионов наших людей, причем гражданских лиц среди погибших окажется едва ли не столько же, сколько военных. – Помилуй Бог, Николай Михайлович! – воскликнул потрясенный Кутузов. – Как такое случилось! Враг дошел до Москвы! – Михаил Илларионович, – ответил я, – в нашей истории Наполеон Бонапарт, собрав огромное войско со всей Европы, в 1812 году вторгнется в пределы России. Он сумеет занять Москву и сожжет ее дотла. – В самом деле?! – вскричал Кутузов. – А наша армия? Она что, не смогла защитить Первопрестольную? И кто командовал нашими войсками? – Вы и командовали, Михаил Илларионович, – сказал я. – По вашему приказу после кровопролитного сражения под Москвой наши войска оставили город. Кутузов остолбенел. Краска бросила ему в лицо, и он на время потерял дар речи. Ушаков покачал головой, а Багратион пробормотал под нос какое-то грузинское ругательство. – Михаил Илларионович, – произнес я, – из той войны, которую народ назвал Отечественной, победителем вышел все же не Бонапарт, а Россия. И вскоре Наполеон сбежал из Москвы, начав отступление остатков своей Великой армии из наших пределов. Кончится же все в Париже, куда войдут победоносные русские войска. Правда, ни вы, ни князь Петр не доживете до полного триумфа над Бонапартом. – И где же мне суждено погибнуть? – поинтересовался Багратион. Лицо его оставалось спокойным – как человек смелый, он не боялся смерти и не раз демонстрировал свое бесстрашие во всех сражениях, в которых ему приходилось участвовать. – А погибнете вы, Петр Иванович, в 1812 году. Точнее, в том большом сражении под Москвой вы будете тяжело ранены. И рана эта сведет вас в могилу. Багратион кивнул головой, дескать, смерть в бою – это смерть, достойная настоящего мужчины. – Да, господа потомки, – наконец произнес Кутузов. – Удивили вы меня. Скажу только, что я готов сделать все, чтобы войны той Отечественной и вторжения неприятеля в Россию не случилось. Наполеон – полководец не из последних, и надо добиться того, чтобы он стал нашим союзником, а не противником. Как вы полагаете, Николай Михайлович, такое возможно? – Думаю, что возможно. Во всяком случае, надо, чтобы государь сумел договориться с Первым консулом, который через пару лет провозгласит себя императором Франции. – Я дрался с французами в Италии и Швейцарии, – задумчиво произнес Багратион. – Скажу прямо – вояки они неплохие. Если они будут союзны нам, то вряд ли кто-нибудь в Европе попытается начать с нами войну. – Знаете, господа, – подал голос Ушаков, – после поражения под Ревелем англичане наверняка попытаются взять реванш. Причем сражаться они с нами будут на море, потому что у них нет армии, которая бы могла противостоять нам или французам. Вряд ли они найдут союзников в Европе. Во всяком случае, таковых я не вижу. Следовательно, вся тяжесть борьбы с Британией ляжет на плечи нашего флота. – Вы правы, Федор Федорович, – кивнул Кутузов. – Только существует еще план нанесения удара по Англии путем вторжения союзных французских и русских армии в Индию. Ведь Англия богатеет за счет своих колоний. И лишить ее этих колоний – это значит, перерубить главные кровеносные сосуды, снабжающие кровью метрополию. Как я слышал, государь дал согласие на совместный поход в Индию. – Я тоже слышал об этом плане, – задумчиво произнес Ушаков. – А что о нем знают наши потомки? – И он вопросительно взглянул на меня. – Федор Федорович, подобный поход не состоялся лишь из-за того, что в нашей истории заговорщикам удалось совершить цареубийство. Новый же император Александр Павлович поспешил пойти на мировую с Англией. И Наполеон начал свои бесконечные войны в Европе, закончившиеся сожжением Москвы и вхождением нашей армии в Париж. – Послушайте, друзья мои, – вступил в разговор Дмитрий Сапожников, – давайте помянем всех русских воинов, погибших в сражениях за честь и свободу нашего Отечества. Как в нашей истории, так и в вашей. И пусть все случившееся послужит уроком для нас всех. У России много врагов, потому что наших соседей пугает ее огромность и сила. Все собравшиеся, как люди из будущего, так и из прошлого, не сговариваясь встали и выпили не чокаясь. Потом беседа продолжилась. Кутузов, Ушаков и Багратион с удивлением узнали о грандиозных танковых сражениях, о чудовищных бомбежках, стиравших с лица земли целые города. Люди века девятнадцатого не могли поверить, что немцы построили огромные лагеря, в которых узников уничтожали десятками тысяч с помощью ядовитых газов и голода. Алексей Иванов вспомнил, что в его ноутбуке есть несколько документальных и художественных фильмов о Великой Отечественной войне. Он сбегал за ноутбуком и нашел в нем хронику парада Победы 1945 года. Мне пришлось кратко рассказать нашим предкам о том, что они должны увидеть, и объяснить некоторые, неизвестные им моменты. Потом на мониторе появилась Красная площадь и выстроившиеся для парада шеренги наших победоносных войск. Ушаков, Кутузов и Багратион с изумлением смотрели на развернувшуюся перед ними картинку. Их удивила не только экипировка воинов, но и четкость их прохождения по брусчатке Красной площади. А когда на нее выехала боевая техника… Тут никто из предков не смог сдержаться, и они наперебой начали задавать нам вопросы, на которые мы, прямо так, с ходу не могли дать им ответы. Пообещав чуть позже рассказать им о танках и самоходках, мы продолжили смотреть незабываемые кадры из нашего прошлого, а их будущего. А потом солдаты в касках стали швырять вражеские знамена к подножию Мавзолея. Это был настоящий триумф. – Да, господа, – произнес Кутузов, стирая со своей щеки слезы, – теперь я понимаю, ЧТО для вас означает этот праздник. Я горжусь нашими потомками и счастлив, что они не забыли и нас, грешных. Значит, мы не зря проливали кровь за нашу матушку Россию. Давайте выпьем за нее! И мы с удовольствием снова наполнили бокалы вином… 28 апреля (10 мая) 1801 года. Санкт-Петербург. Подполковник ФСБ Михайлов Игорь Викторович, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град» Обидно, что пока наши ребята сражались в Ревеле с британцами, я сидел в Питере и занимался делами далеко не героическими. Но весьма нужными. Ведь, что ни говори, а без нормальной службы безопасности ни одно государство существовать не может. Пустишь это дело на самотек, и на тебе – толпа пьяных гвардейцев вламывается в спальню самодержца и множит на ноль помазанника Божьего. Васильич со мной был полностью согласен, а вот Павел Петрович без особого восторга воспринимает все мои доводы о том, что, у семи нянек дитя часто остается без глазу. Это я к тому, что в государстве Российском есть лица, коим следует наблюдать – не завелись ли вокруг трона враги внешние и внутренние. Но действуют сии лица независимо друг от друга, в результате чего все идет наперекосяк, и вреда в конечном итоге получается больше, чем пользы. Все это я письменно изложил императору, который, прочитав мой меморандум, нахмурился, долго пыхтел – я уже знал, что таким способом он выражает свое неудовольствие – но, в конце концов, был вынужден со мной согласиться. Меня поддержал и Аракчеев. Несмотря на байки, которые о нем рассказывали историки, Алексей Андреевич был человеком умным, хотя порой и излишне прямолинейным. К тому же, занимаясь расследованием дела о несостоявшемся цареубийстве, он понял, как глубоко пустила корни измена среди людей, считавшихся верными слугами императора. Смерть Палена в тюрьме Алексеевского равелина Петропавловки показала, что даже среди сто раз проверенных служителей «Русской Бастилии» могут найтись предатели. Павел, ознакомившись с материалами нашего совместного расследования, рассвирепел и приказал немедленно запретить все масонские организации. Вольные каменщики, во времена императрицы Екатерины II притихшие и загнанные в полуподполье, с началом царствования ее сына снова подняли головы. Правда, Павел так официально и не разрешил их деятельность на территории Российской империи. Но на шевеления масонов он смотрел сквозь пальцы. Выводы наконец были сделаны, и теперь любому из вельмож, заподозренному в принадлежности к одной из лож, вход в круг приближенных императора был закрыт. Павлу вполне хватало ритуалов Мальтийского ордена, главой которого он считался. Хотя, по моему мнению, эти самые ритуалы практически ничем не отличались от масонских. После нашей громкой победы над эскадрой Нельсона Павел ничего лучшего не придумал, как посвятить всех наших ребят в чин рыцарей-иоаннитов. А меня и Колю Баринова он наградил орденом святого Иоанна Иерусалимского и, соответственно, сделал нас почетными командорами. Я воспринял все это вполне спокойно и не отвечал на ехидные подначки своих подчиненных. Тем более что осталось их всего ничего. – Смотрите, вернется Пан, и кончится ваш массовый кайф, – грозил я шутя вновь испеченным «рыцарям». – Снова начнете по полной программе заниматься боевой и политической подготовкой. А то совсем обленились. «Рыцари» хихикали и делали вид, что смертельно напуганы. Но, конечно, я наезжал на них абсолютно напрасно. Каждый был занят своим делом. Кто-то нес службу на радиостанции, поддерживая связь с группой Баринова. Прочие пытались создать что-то вроде местного СОБРа. Мы отобрали из числа егерей и солдат гвардейских полков людей потолковей и сообразительней, после чего начали обучать их тактике штурмовых действий, меткой стрельбе, рукопашному бою и прочим премудростям, которые нужны «спецам» в их повседневной работе. Местные офицеры с любопытством наблюдали за нашими экзерцициями. Для них мы были кем-то вроде акробатов из уличного цирка. А вот один настырный паренек – герцог Вюртембергский – вполне вписался в наш дружный коллектив. Он оказался весьма толковым бойцом и научился уже многому. Как-то раз император Павел забрел в Манеж и понаблюдал за нашими занятиями. Они ему понравились. Сам он, понятно, даже не пытался повторить некоторые приемы из руко-пашки – для помазанника Божьего сие невместно, – но в приватной беседе попросил меня научить его некоторым приемам, с помощью которых можно побеждать противника без использования оружия. – Знаете, Михаил Игоревич, – немного смущенно сказал он, – ваше умение драться может спасти мне когда-нибудь жизнь. В конце концов, мужчина должен быть знаком с ратными искусствами. Я кивнул и пообещал Павлу, что позанимаюсь с ним после того, как наступят теплые летние дни и можно будет отъехать куда-нибудь подальше от любопытных глаз, чтобы не смущать посторонних зрелищем императора, махающего руками и ногами. Он понимающе кивнул и больше к этому разговору не возвращался. А вот малолетний великий князь Николай Павлович обожал смотреть на тренировки наших ребят. Правда это случалось тогда, когда его приводила в Манеж сестра – великая княжна Екатерина Павловна. Ей тоже нравились статные и бравые парни, так не похожие на жеманных и чопорных придворных. Вдвоем они азартно болели, когда у моих парней начинался спарринг. У них уже были свои кумиры, и царские дети криками подбадривали их. Я обратил внимание, что на некоторых наших парней юная великая княжна посматривала с нескрываемым женским интересом. Девица была в возрасте набоковской Лолиты. И ожидать от нее можно было все что угодно. Впрочем, не только своими физическими данными наши орлы завоевывали авторитет у здешнего люда. С помощью Сыча, который неплохо разбирался в технике, Иван Петрович Кулибин сделал все же примитивный аппарат для перегонки нефти. Самое главное – он работал. Удалось раздобыть десятка два бочек «земляного масла» – так местные называли нефть – и изготовить немного горючей жидкости, которую с большой натяжкой можно было бы назвать бензином. – Первый блин комом, – сообща решили Кулибин и Сыч. – Попробуем еще разок. Может быть, нам все же удастся наладить производство топлива для автомобилей и электрогенераторов. И они с новыми силами принялись работать над внедрением в здешнюю жизнь технических новинок из XXI века. Кое-что уже можно было использовать для пользы государства. При этом изготовители и реализаторы этих новинок могли получить немалую прибыль. В общем, кто-то воевал, кто-то занимался мирным трудом. Наш Василий Васильевич часто уединялся с императором, чтобы обсудить внешнюю политику. В ней многое изменилось после разгрома английской эскадры. Вроде не прошло и недели после знатной виктории, а уже в Европе началось шевеление.