Наступило прохладное октябрьское утро – не деревенское, с мягким серебристым туманом, исчезающим еще до того, как солнечные лучи возвращают пышность красок окружающей природе, а хмурое милтонское утро, окутанное дымным мраком. Солнце, пробиваясь сквозь темную пелену, лишь слегка освещало мрачные улицы. Маргарет вяло бродила по комнатам, помогая Диксон наводить порядок в доме. Ее глаза постоянно заволакивало от слез, но она не позволяла себе расслабляться. Она не могла уединиться и дать волю слезам. От нее зависели отец и брат: пока они предавались горю, она должна была вести хозяйство и следить за тем, чтобы все необходимое было сделано. Все приготовления к похоронам легли на ее плечи. Когда дрова в камине затрещали и огонь стал ярким, когда все было готово к завтраку и чайник запел на плите, Маргарет еще раз окинула взглядом комнату перед тем, как позвать отца и Фредерика. Она хотела, чтобы обстановка выглядела приветливо и уютно. Однако контраст между этим желанием и собственными мыслями заставил ее заплакать. Она встала на колени у софы и спрятала лицо в подушки, чтобы никто не мог услышать ее рыданий. Внезапно на ее плечо легла рука Диксон. – Успокойтесь, мисс Хейл. Успокойтесь, милая. Вы не должны сдаваться. Иначе где мы тогда все окажемся? Сейчас в доме нет другого человека, который мог бы давать указания. А нам так много нужно сделать. Кто-то должен спланировать и провести похороны, пригласить людей и священника. Но мастер Фредерик вне себя от горя. Хозяин вообще никогда не мог ничего уладить. Бедный джентльмен, он сейчас ходит взад и вперед, словно потерянный. Я знаю, дорогая, как вам тяжело. Однако смерть приходит ко всем, и это просто счастье, что вам до сих пор не доводилось терять друзей и близких. Возможно, она была права, хотя потеря матери казалась Маргарет несопоставимой с любыми другими событиями в мире. Слова Диксон не утешили ее, но необычная нежность чопорной служанки тронула сердце девушки. Желая выразить свою благодарность, она улыбнулась в ответ на встревоженный взгляд Диксон и, поднявшись, пошла к отцу и брату, чтобы сообщить им, что завтрак уже готов. Мистер Хейл двигался, будто во сне. Он вошел в гостиную медленной походкой лунатика, чьи глаза и ум воспринимают вещи, далекие от реальности. Фредерик переступил порог с напускной бодростью, пожал руку Маргарет и, посмотрев ей в глаза, внезапно расплакался. Во время завтрака она старательно переводила разговор на такие темы, которые могли бы отвлечь домочадцев от мыслей о последней совместной трапезе, когда они постоянно прислушивались к звукам, доносившимся из комнаты больной. После завтрака Маргарет решила поговорить с отцом о предстоявших похоронах. Мистер Хейл кивал и соглашался со всем, что она предлагала, хотя многие пункты ее плана противоречили друг другу. Не получив реальной поддержки, девушка удрученно направилась к двери, чтобы найти Диксон и посоветоваться с ней. В этот момент отец попросил ее вернуться. – Напиши мистеру Беллу, – произнес он сдавленным голосом. – Он поможет. – Мистеру Беллу? – с удивлением переспросила Маргарет. – Из Оксфорда? – Да, мистеру Беллу, – повторил отец. – Он был шафером на моей свадьбе. Маргарет поняла, чем объяснялась такая просьба. – Я напишу ему сегодня же, – сказала она. Мистер Хейл снова погрузился в молчание. Все утро Маргарет трудилась по хозяйству, тоскуя об отдыхе, но намеренно вовлекаясь в постоянный вихрь домашних дел. К вечеру Диксон сказала ей: – Вот что я сделала, мисс. Мне было страшно, что хозяин сойдет с ума от горя. Весь день он просидел с покойницей, и один раз, подойдя к двери, я услышала, как мистер Хейл говорил с ней, будто с живым человеком. Когда я вошла в комнату, он замолчал и недовольно посмотрел на меня. Мне подумалось, что ему не хватало доброй встряски, что, если хорошо напугать его какой-нибудь историей, он выйдет из своего подавленного состояния. Поэтому я осталась и завела разговор о том, что мастеру Фредерику было бы лучше побыстрее уехать из города. И я нисколько не преувеличивала. В нынешний вторник на улице мне встретился человек из Саутгемптона – первый знакомый, которого я увидела после нашего переезда в Милтон. Не многих южан привлекает этот край. А тут смотрю, навстречу мне идет Леонардс – сын старого торговца тканями. Надо сказать, что молодой Леонардс был самым большим бездельником, которого я знала. Он довел бы своего отца до смерти, если бы тот не выгнал его из дома. Поэтому парень удрал за моря. Мне он всегда не нравился. Кстати, этот Леонардс служил на «Орионе» – в то же время, что и мастер Фредерик, хотя я не знаю, участвовал ли он в бунте. – Леонардс узнал тебя? – спросила Маргарет. – Да, тут я сама виновата. Вряд ли он узнал бы меня, но я по своей глупости окликнула его по имени. Это же был парень из Саутгемптона. В таком странном месте. Иначе я никогда не назвала бы земляком такого никчемного человека. Он тут же заворковал: «Мисс Диксон! Вот уж не думал увидеть вас здесь. Но, возможно, я ошибаюсь и вы больше не мисс?» Тогда я сказала, что он по-прежнему может обращаться ко мне как к незамужней леди. Признаться, у меня имелись все шансы отхватить себе супруга, но я была слишком разборчивой. Он был достаточно вежливым: «Смотрю на вас и глазам своим не верю!» Но меня вокруг пальца не обведешь. Я же знаю, какой он на самом деле. Короче, я так ему и сказала, а заодно спросила о здоровье отца – того джентльмена, который выставил его из дома. И тогда, чтобы досадить мне – мы же с самого начала подкалывали друг друга в вежливой форме, – он сменил тему и начал рассказывать о мастере Фредерике. Парень притворно сожалел о беде, в которую попал ваш брат (как будто подобные сожаления могли отмыть репутацию Джорджа Леонардса и сделать его не таким омерзительным). Этот негодяй наговорил мне кучу гадостей: что если мастера Фредерика поймают, то повесят как бунтовщика; что за его поимку назначена награда в сто фунтов; что своим предательством он принес бесчестие своей семье. Ему хотелось позлить меня. Понимаете, мисс, ведь это я помогала старому мистеру Леонардсу изгонять Джорджа из Саутгемптона. В ответ я сказала, что многим семьям удается вести честную жизнь, поэтому им не приходится краснеть за своих безалаберных сыновей и выгонять их из своих домов. Тогда Джордж, бесстыдник и плут, сообщил мне, что он выполняет конфиденциальное задание. Он сказал, что, если я знаю какого-нибудь молодого человека, плывшего раньше ошибочным курсом и теперь желающего получить стабильную работу, он мог бы взять его под свое покровительство. Это он-то! Младший Леонардс! Да он любого святого испортит напрочь! Я годами не чувствовала себя так плохо, как в тот день, когда общалась с ним. Даже едва не расплакалась, оттого что не смогла найти для него слов пообиднее. А он просто улыбался мне, как будто принимал мои любезности за чистую монету. Я не понимала его истинного отношения к моим колкостям, потому что уже разозлилась сверх меры. – Ты что-нибудь говорила ему о нас или о Фредерике? – Конечно нет, – ответила Диксон. – Ему не хватило такта спросить, где я остановилась. А если бы он и спросил, то я бы не сказала. Мне хотелось разузнать о его важном задании, но он ждал омнибус. Перед тем как уехать – и чтобы довести меня вконец, – он весело сказал: «Мисс Диксон, если вы поможете мне заманить лейтенанта Хейла в ловушку, я по-честному поделюсь с вами наградой. Вы же не против нашего сотрудничества, верно? Скажите «да», моя прелесть! Не стесняйтесь!» С этими словами он запрыгнул в омнибус и, обернувшись, посмотрел на меня с мерзкой ухмылкой. Наверное, наслаждался тем, что последнее слово осталось за ним. Выслушав рассказ, Маргарет встревожилась. – Ты говорила об этом Фредерику? – спросила она. – Нет, – ответила Диксон. – Конечно, я обеспокоилась, что мерзавец Леонардс объявился в Милтоне. Но у меня было столько неотложных дел по дому, что я отбросила свои тревоги в сторону. Потом, увидев хозяина с остекленевшими от печали глазами, я решила немного растормошить его, чтобы он задумался о безопасности сына и вышел наконец из своего депрессивного состояния. Поэтому я рассказала ему о встрече с Леонардсом, хотя мне было стыдно говорить, как нагло молодой нахал беседовал со мной. Моя история пошла хозяину на пользу. А мастеру Фредерику нужно уехать перед тем, как приедет мистер Белл. Мы не сможем прятать его несколько дней в задней комнате. – Я боюсь не мистера Белла, а этого Леонардса. Мне придется рассказать о нем брату. Как выглядит Леонардс? – Отвратительный парень, можете поверить мне на слово, мисс. Густые рыжие бакенбарды, которые я постеснялась бы носить. Выполняя свое секретное задание, он маскируется под работягу. Одет в простую бумазею. Фредерик должен был уехать – в момент, когда он снова занял свое место в семье; когда отец и сестра так нуждались в его поддержке; когда заботы о живой матери и скорбь об умершей связали его с близкими и родными людьми нерушимыми узами. Маргарет сидела в гостиной у камина и думала об этом. Ее отец, обеспокоенный вновь обретенным страхом, мерил шагами комнату. Чуть позже к ним присоединился Фредерик. Он по-прежнему выглядел мрачным и опечаленным, но уже овладел собой и справился с отчаянием. Он подошел к сестре и поцеловал ее в лоб. – У тебя усталый вид, – тихо сказал он. – Ты думаешь о каждом, кроме себя. Отдохни на софе. Все дела уже сделаны. – Вот это как раз и плохо, – с печалью в голосе прошептала Маргарет. Она легла на софу, и брат накрыл ее ноги шалью. Фредерик сел на пол рядом с ней, и они начали тихую беседу. Маргарет рассказала ему о встрече Диксон с молодым Леонардсом. Губы брата уныло вытянулись в тонкую линию. – Я с удовольствием избил бы этого парня. На борту нашего корабля не было худшего матроса… и более подлого человека. Если помнишь, Маргарет… Тебе известны обстоятельства бунта? – Да, мама рассказала мне. – Так вот, когда все матросы были возмущены поведением капитана, этот Леонардс заискивал перед ним. Тьфу! И надо же! Он в Милтоне! Если бы ему сказали, что я нахожусь в двадцати милях от него, он искал бы меня сутками, чтобы расплатиться за старые обиды. И в случае ареста я предпочел бы, чтобы кто-то другой, а не этот мошенник получил ту сотню фунтов, в которую меня оценили. Жаль, что Диксон не согласится идти в полицию. Она могла бы сдать меня властям и обеспечить себе безбедную старость. – Фредерик, замолчи! Зачем ты так говоришь? К ним подошел мистер Хейл. Наверное, он слышал обрывки их разговора. Сжав руку сына дрожащими пальцами, он произнес умоляющим голосом: – Мой мальчик, ты должен уехать. Я понимаю твои чувства, но тебе нужно покинуть Англию. Ты сделал все, что было в твоих силах. Ты утешил ее перед смертью. – Папа, неужели он не может провести с нами еще несколько дней? – вопреки собственным убеждениям спросила Маргарет. – Я заявляю, что намерен вынести все испытания и предстать перед судом. Если бы мне только удалось собрать свидетельства моих сторонников! Я не могу отдать себя во власть такого подлеца, как Леонардс. И при других обстоятельствах я радовался бы этому тайному визиту. В нем было очарование, которое француженки обычно приписывают запретным удовольствиям. – Одним из моих ранних воспоминаний, – сказала Маргарет, – было твое наказание, Фред, за кражу яблок. Деревья в нашем саду ломались под весом спелых плодов. Но кто-то сказал тебе, что украденный плод вдвойне вкуснее, и ты, поверив этим словам, решился на воровство. С тех пор ты мало изменился. – Сынок, ты должен уехать, – повторил мистер Хейл, отвечая на ранее заданный вопрос Маргарет. Он был сосредоточен на своих мыслях, и ему требовались усилия, чтобы уследить за разговором детей. Он оказался неспособным к этому. Брат и сестра посмотрели друг на друга. Расставшись, они потеряют это мгновенное взаимопонимание. Они могли сказать взглядами больше, чем словами. Одна и та же мысль ввергла их в уныние. Фредерик попытался отогнать ее от себя: – Знаешь, Маргарет, мы с Диксон здорово перепугались этим вечером. Я был в своей спальне, когда услышал звонок в дверь. Прошло некоторое время, и я подумал, что посетитель, завершив свой визит, уже ушел. Мне захотелось подняться в гостиную. Однако, как только я вышел в коридор, Диксон, спускавшаяся по лестнице, бросилась ко мне и втолкнула меня обратно в мою комнату. Сразу после этого я услышал голос какого-то мужчины, который выходил из кабинета отца. Попрощавшись, он удалился. Кто это был? Посыльный или коммивояжер? – Наверное, торговый агент, – равнодушно ответила Маргарет. – Около двух часов дня к нам иногда заходит тихий невысокий человек, который принимает заказы на продукты. – Значит, это был не он. Я выглянул украдкой и увидел рослого сильного мужчину. Его визит завершился после четырех часов дня. – Это был мистер Торнтон, – сказал отец. Они были рады, что втянули его в беседу. – Мистер Торнтон? – удивившись, спросила Маргарет. – Я думала… – И что ты думала, сестричка? – поинтересовался Фредерик, когда она не закончила фразу. – Я думала, – заметно покраснев, ответила она, – что ты говорил о человеке другого социального класса. Не о джентльмене. О каком-то посыльном. – А он и выглядел как простолюдин, – беспечно произнес ее брат. – Я принял его за торгаша. Никогда бы не подумал, что он фабрикант. Маргарет промолчала. Ей вспомнилось, как в самом начале – до того, как она лучше познакомилась с мистером Торнтоном, – с ее уст тоже слетали слова, похожие на колкости Фредерика. У брата сложилось вполне естественное мнение, но оно расстроило ее. Маргарет хотела рассказать, каким умным и благородным был мистер Торнтон. Но непонятное смущение сковало ее. – Наверное, он приходил, чтобы предложить мне любую помощь, которая доступна ему при его социальном статусе, – продолжил мистер Хейл. – Но у меня не было сил, чтобы встретиться с ним. Поэтому я попросил Диксон узнать у него, не захочет ли он пообщаться с тобой. Я даже велел ей найти тебя. Я не знаю, какое решение принял мистер Торнтон. – Он ваш знакомый? – спросил Фредерик, адресовав вопрос любому, кто пожелал бы ответить. Когда отец промолчал, Маргарет сказала: – Наш добрый друг. После некоторой паузы Фредерик вновь заговорил: – Сестра, мне очень жаль, что я не могу поблагодарить тех людей, которые проявляют к тебе симпатию и заботу. Но твои и мои знакомые не должны знать друг друга, во всяком случае, пока я скрываюсь от трибунала или пока вы с отцом не приедете ко мне в Испанию. Его последнее предложение напоминало пробный шар. Затем он сделал еще один азартный ход. – Знали бы вы, как я хочу, чтобы вы приехали ко мне. У меня там хорошее положение и имеются шансы, что оно станет еще лучше. Он внезапно покраснел, как девушка. – Я уже рассказывал тебе, Маргарет, о Долорес Барбур. Мне хочется познакомить вас друг с другом. Я уверен, она тебе понравится. Точнее, ты ее полюбишь – вот правильное слово! И вы полюбите ее, отец, как только увидите. Ей еще не исполнилось восемнадцати лет. Но если в течение следующего года она не передумает, мы поженимся. Мистер Барбур не разрешил нам помолвиться. В их стране это не принято. Но если вы приедете, вас будут окружать только друзья. Подумайте об этом, отец. Маргарет, будь на моей стороне. – Нет, с меня достаточно переездов, – ответил мистер Хейл. – Последний стоил мне жены. В этой жизни я больше никуда не поеду. Моя супруга будет покоиться здесь, и я останусь рядом с ней до назначенного мне времени. – Фредерик, расскажи нам больше о Долорес, – попросила Маргарет. – Я никогда не думала об этом, но очень рада, что у тебя появился человек, которого ты любишь и о котором будешь заботиться. Расскажи нам о ней. – Во-первых, она католичка. Пока это единственное препятствие, которое мне придется преодолеть. Но перемена мнений моего отца предполагает… Сестра, не нужно так вздыхать! Маргарет не раз вздыхала в течение этой беседы. Фактически Фредерик уже стал католиком, хотя пока еще не сменил вероисповедание. Вот почему в его письмах они не видели ни малейшего огорчения по поводу того, что отец оставил церковную службу. Сначала Маргарет объясняла это беспечностью моряка, но истина заключалась в том, что ее брат сам отказался от религии, в которой был крещен. Тем не менее его мотивация радикально отличалась от убеждений отца. Даже Фредерик не мог сказать, сколько любви потребовалось для таких изменений. Прежде Маргарет не решалась говорить с родителями на данную тему, но теперь, когда речь уже шла о скорой свадьбе, она начала рассматривать этот вопрос в совершенно ином свете. – Ради нее, Фред, ты должен снять с себя обвинения, выдвинутые против тебя адмиралтейством, – пусть даже твое участие в бунте подтвердится. Если бы был трибунал и ты смог бы найти свидетелей, то судьи поняли бы, что твое неподчинение было вызвано недостойным поведением капитана. Мистер Хейл приподнялся, чтобы выслушать ответ сына. – Во-первых, Маргарет, кто будет искать моих свидетелей? Все они моряки и уже давно ходят по морям на других кораблях. Показания многих матросов отвергнут на том основании, что они либо сами участвовали в мятеже, либо симпатизировали взбунтовавшейся команде. Во-вторых, извини, но ты не знаешь, что собой представляет военно-морской трибунал. Ты оцениваешь его как ассамблею, где торжествует справедливость. На самом деле это суд, где решения на девять десятых определяются в пользу властей и на одну десятую формируются показаниями свидетелей. При таком подходе свидетели испытывают на себе огромное давление. В любой момент они могут быть переквалифицированы в подсудимых. – Но разве тебе не хочется выяснить, скольких свидетелей ты можешь привлечь к своей защите на суде? Сейчас твои прежние знакомые верят в навет на тебя. Ты не пытался оправдаться, поэтому мы не знаем, где искать доказательства твоей невиновности. Но теперь ради мисс Барбур ты должен восстановить свое честное имя. Она может не тревожиться об этом, так как полностью доверяет тебе, как и все мы. Но ты должен понимать, что она вступит в брак с человеком, на котором лежит груз серьезных обвинений. Тебе нужно представить миру полную картину инцидента. Ты не подчинился капитану – это плохо. Но ты не мог стоять в стороне и бездействовать, пока старший офицер грубо использовал власть и совершал должностные преступления. Люди знают о твоем поступке, но им не понятны мотивы, подтолкнувшие тебя к противостоянию и к героической защите подчиненных. Ради Долорес они должны это узнать. – Но как мне это сделать? Я совершенно не уверен в честности и справедливости тех, кто будет меня судить. Они подпишут мне смертный приговор, даже если я приведу им целое войско свидетелей. Кроме того, я не могу нанимать глашатаев, которые будут ходить по площадям и улицам, рассказывая людям о моем так называемом героизме. Никто не будет слушать самооправдательный памфлет после стольких лет, прошедших после бунта. – Ты консультировался с адвокатом о шансах на твое оправдание? – внезапно покраснев, спросила Маргарет.