– Если бы у меня имелись к нему какие-то предубеждения, то такой изысканный дар расплавил бы их навсегда. Я не пробовал ничего подобного даже в Хэмпшире – с тех пор, как был маленьким мальчиком. Хотя для детей все фрукты хороши. С каким удовольствием я ел терновые ягоды и дикие яблоки! Маргарет, ты помнишь кусты смородины, которые росли в саду у западной стены? Разве она могла забыть такое? Она помнила все: каждое пятнышко на старой каменной ограде, серый и желтый мох, превращавший стену в сказочную карту, маленький журавельник, прораставший в трещинах. События последних двух дней настолько потрясли душу Маргарет, что эти беспечные слова отца о счастливых былых временах заставили ее вскочить и бросить рукоделие на пол. Она торопливо вышла из гостиной и вбежала в свою комнату. Когда ее первые сдавленные рыдания начала прорываться наружу, она вдруг заметила Диксон, искавшую что-то в шкафу. – О боже, мисс! Как вы меня напугали! Хозяйке стало хуже? Или случилось что-то еще? – Нет, ничего серьезного. Просто мне стало дурно. Диксон, принеси стакан воды. А что ты ищешь? Мои муслиновые платья в том ящике. Диксон молча продолжала рыться в белье. Комнату наполнил запах лаванды. Наконец она нашла то, что искала. Маргарет не видела, что именно. Диксон обернулась и мрачно произнесла: – Я не хотела говорить вам, что искала. Вы и так намучились в последнее время. Мне ли не знать, как вас может огорчить такое известие. Лучше я придержу его до завтра или до конца недели. – Что случилось? Прошу тебя, Диксон. Немедленно рассказывай! – Та молодая женщина, которую вы навещали… Хиггинс, кажется. – Что с ней? – Она умерла этим утром, и ее сестра пришла со странной просьбой. Перед смертью молодая женщина изъявила желание быть погребенной с каким-нибудь предметом из вашей одежды. Вот ее сестра и попросила об этом. Я решила отдать ей ваш ночной чепец, который стал не слишком хорош. – Ах, позволь мне найти более достойную вещь, – расплакавшись, сказала Маргарет. – Бедная Бесси! Кто мог подумать, что я больше не увижу ее. – Я должна сказать вам кое-что еще. Эта девочка внизу просила узнать у вас, не захотите ли вы повидать умершую подругу? – Умершую подругу? – побледнев, повторила Маргарет. – Я никогда не видела мертвых людей. Нет, я не пойду. – Я не задала бы этот вопрос, если бы вы не вошли. Сказала бы ей, что вы не можете, и все дела. – Я спущусь и поговорю с ней, – сказала Маргарет, испугавшись, что грубые манеры Диксон ранят душу бедной девушки. Взяв с полки новый чепец, она пошла на кухню. Лицо Мэри опухло от слез. Увидев Маргарет, она зарыдала. – Ах, мэм, как Бесси любила вас! Как сильно она вас любила! Какое-то время Маргарет не могла добиться от нее других слов. Но в конце концов ее утешительный голос и мрачное брюзжание Диксон развязали девушке язык. Она сообщила им несколько фактов. Утром Николас Хиггинс ушел по своим делам и Бесси, как обычно, осталась дома в полном одиночестве. Днем одна из соседок прибежала в цех, где работала Мэри. Она сказала, что ее сестра при смерти и что никто не знает, где найти их отца. Мэри вернулась домой за несколько минут до того, как Бесси умерла. – За пару дней до этого она попросила, чтобы ее похоронили в какой-нибудь вашей одежде. Она все время говорила о вас. Повторяла, что вы самая милая девушка, которую ей доводилось видеть. Она любила вас, и ее последние слова были такими: «Передай ей мой нижайший поклон и не позволяй отцу напиваться». Может быть, придете и взглянете на нее, мэм? Она приняла бы это как знак уважения. Маргарет медлила с ответом. – Да, наверное, я смогу, – наконец сказала она. – Я приду. Около пяти часов. А где твой отец? Мэри покачала головой и встала из-за стола, чтобы уйти. – Мисс Хейл, – тихо произнесла Диксон, – нужно ли вам смотреть на труп бедной девушки? Я и слова не сказала бы против, если бы это как-то помогло ей. Давайте я сама схожу к ним. Эти простые люди думают, что, навестив покойную, они отдают ей дань уважения. Она резко повернулась к Мэри: – Эй, послушай! Я приду и взгляну на твою сестру. Мисс Хейл занята. Как бы ей ни хотелось, она не сможет выделить на это время. Девушка с грустью посмотрела на Маргарет. Визит Диксон, несомненно, был бы честью для их семейства, но для Мэри он не имел большой ценности, поскольку еще при жизни ее сестры она не раз переживала маленькие уколы ревности, вызванные близкой дружбой Бесси и этой леди. – Нет, Диксон, – решительно заявила Маргарет. – Я должна пойти и попрощаться с Бесси. Мэри, увидимся вечером. Боясь поддаться трусости, она ушла в свою комнату, чтобы не оставлять себе шансов изменить решение. Глава 28 Утешение в печали Через крест к короне! И пусть душа твоя Подвергается несказанным нападкам, Веселись! Веселись! Скоро закончатся злые раздоры И ты будешь править миром рядом с Христом. Людвиг Козегартен Да, воистину в счастье мы чувствуем себя слишком сильными И не нуждаемся в Тебе на своем пути к усладам; Но горе приходит, и та душа, что не взывает к Богу, немеет от бессилия. Миссис Браунинг Тем вечером она быстрым шагом направилась к дому Хиггинсов. Мэри ожидала ее во дворе, наполовину не веря, что она придет. Маргарет приободрила ее печальной улыбкой. Они прошли через нижнюю комнату и поднялись по лестнице наверх – в маленькую спальню Бесси. Маргарет была рада, что пришла. Лицо ее подруги, столь часто искаженное от боли и постоянно обеспокоенное тревожными мыслями, теперь было отмечено мягкой улыбкой вечного покоя. На глазах у Маргарет заблестели слезы, но в душе она чувствовала глубокий покой. Так вот она какая, смерть! Бесси выглядела гораздо умиротвореннее, чем в жизни. Маргарет вспомнились красивые фразы из Писания. «Они успокоятся от трудов своих». «Там отдыхают истощившиеся в силах». «Как возлюбленному своему Он дает сон». Она медленно отвернулась от постели. Мэри смиренно рыдала за ее спиной. Они без лишних слов спустились по лестнице. Внизу в центре комнаты стоял Николас Хиггинс. Он опирался руками о стол и, судя по испугу в округлившихся глазах, был ошарашен новостью, которую услышал от собравшихся во дворе соседей. В его взгляде копилась свирепая ярость. Он обводил глазами комнату, постепенно приходя к пониманию того, что ее привычное место у камина навсегда останется пустым. Бесси болела так долго, что он убедил себя в ее бесконечной выносливости. Он верил, что его дочь никогда не умрет и будет «нести свой крест и дальше». Маргарет почувствовала свою неуместность. Казалось, что она бесцеремонно вошла в пространство смерти, присутствие которой бедный Николас лишь начинал осознавать. Увидев отрешенный взгляд Хиггинса, она на мгновение остановилась на ступенях лестницы, а затем бесшумно проскользнула мимо погруженного в горе отца. Мэри села на стул и, сняв через голову передник, заплакала навзрыд. Ее рыдания пробудили Николаса, заставив отвлечься от горьких дум. Он схватил Маргарет за руку и, собираясь с мыслями, потянул ее к себе. Его слова звучали невнятно. Он произносил их сдавленным хриплым голосом: – Ты была с ней? Ты видела, как она умерла? – Нет, – ответила Маргарет. Она с величайшим терпением сохраняла неподвижную позу. После долгой паузы он вновь заговорил, по-прежнему держа ее за руку. – Все люди умирают, – произнес он со странной серьезностью, которая привела Маргарет к мысли, что Хиггинс был уже пьян (не до потери рассудка, но вполне достаточно, чтобы его разум помрачился). – Мне только обидно, что она ушла раньше меня. Не глядя на Маргарет и не отпуская ее руку, он обдумывал возникшую ситуацию. Внезапно он посмотрел на нее с дикой надеждой во взгляде. – Ты точно уверена, что она мертва, а не находится в забытье или обмороке? С ней такое бывало. – Бесси умерла, – ответила Маргарет. Она не чувствовала страха, разговаривая с ним, хотя Хиггинс больно сжимал ее руку и хмурил брови в пьяном негодовании. – Она умерла, – повторила Маргарет. Какое-то время Николас смотрел на нее вопрошающим взглядом, но надежда уже угасала в его глазах. Затем он отпустил руку Маргарет и с яростными рыданиями навалился на стол. Через несколько мгновений он отбросил его от себя и начал расшвыривать стулья. Мэри, дрожа от страха, подошла к нему. – Уйди от меня! – закричал он, оттолкнув ее в сторону. – Мне сейчас не до тебя! Маргарет взяла ее за руку и мягко обняла за плечи. Хиггинс рвал на себе волосы, бился головой о стену и выкрикивал проклятия. Затем, истощенный и опустошенный, он упал на пол. Его дочь и Маргарет замерли в ожидании. Мэри дрожала всем телом. Спустя четверть часа или, возможно, час он наконец поднялся на ноги. Его глаза налились кровью, и он, похоже, забыл о том, что в комнате находились женщины. Увидев их, Николас нахмурился, тяжело повел плечами, затем бросил на дочь мрачный взгляд и молча направился к двери. – Отец! – закричала Мэри, метнувшись к нему и вцепившись в его руку. – Только не сегодня. Мэм, помогите мне! Он снова напьется! Отец, я не отпущу тебя. Можешь бить меня, если хочешь. Бесси просила напоследок, чтобы я не давала тебе пить. Маргарет, молчаливая и непреклонная, встала в дверном проеме. Он посмотрел на нее с хмельным презрением. – Это мой дом! Уйди с дороги, девочка, или я выкину тебя во двор. Он с яростью отбросил Мэри на середину комнаты и занес руку, словно собирался ударить Маргарет. Она не сдвинулась с места и не отвела глаз. Он ответил ей мрачным свирепым взглядом. Сделай она хотя бы одно движение, Хиггинс отшвырнул бы ее в сторону с еще большей силой, чем свою дочь, лицо которой было теперь в крови после падения на стул. – Почему ты так смотришь на меня? – спросил он, укрощенный строгим спокойствием Маргарет. – Она любила тебя… Но если ты попытаешься удержать меня от того, что я задумал… в моем доме, где никто мне не указ… у тебя ничего не получится. Когда мужчина хочет прибегнуть к единственному оставшемуся утешению, он не позволит кому-то останавливать себя. Маргарет почувствовала, что он признал ее силу. Но что ей было делать дальше? Хиггинс сел на стул, наполовину побежденный, однако с явным намерением уйти, как только она освободит дверной проем. Он просто не желал прибегать к насилию, которым угрожал ей пять минут назад. Маргарет взяла его за руку. – Идите за мной, – сказала она. – Посмотрите, какая она у вас красивая!