– Иногда разум возвращается к людям, превратившимся в диких зверей. О небеса! Они направляются к дверям фабрики! – Мистер Торнтон, – дрожа от возбуждения, сказала Маргарет. – Немедленно спуститесь к ним, если вы не трус. Предстаньте перед ними как мужчина. Спасите бедных иностранцев, которых вы завлекли сюда своими обещаниями. Поговорите с рабочими по-человечески, по-доброму. Не дайте солдатам вырезать этих бедных существ, доведенных вами до бешенства. Я знаю, какими они были. И я вижу, какими они стали. Если вы обладаете мужеством и благородством, выйдите к ним и поговорите с ними честно и открыто. Мистер Торнтон смотрел на девушку, и с каждым ее словом его лицо все больше мрачнело. Он так сжал челюсти, что она услышала скрип зубов. Затем он ответил: – Хорошо, я пойду. Не могли бы вы сопроводить меня вниз и запереть за мной дверь на засов? Моя мать и сестра нуждаются в защите. – О, мистер Торнтон! Я не знаю… Возможно, я не права… Вы сами решайте… Однако он вышел из комнаты, спустился по лестнице в холл и снял засов с двери. Ей оставалось лишь последовать за ним и, закрыв дверь, снова подняться в гостиную. Ее сердце стучало как бешеное, голова кружилась от страха и возбуждения. Заняв место у дальнего окна, она увидела Джона на ступенях крыльца. На него смотрели сотни глаз, полыхающих гневом, но она слышала только удовлетворенные раскаты сердитого первобытного ропота. Маргарет быстро открыла окно. Большую часть толпы составляли мальчишки, оборванные и грязные, словно беспризорники. Остальные забастовщики, исхудавшие мужчины, походили на голодных хищников, почуявших дичь. Дома их ждали голодные дети. Они, как и Бушер, надеялись на окончательный успех в своих попытках добиться пятипроцентной надбавки к зарплате. Узнав об ирландцах, которые могли отнять у них последний кусок хлеба, они разозлились сверх всякой меры. Глядя на Бушера, чье лицо было искажено отчаянием и яростью, Маргарет, казалось, читала его мысли. Если бы мистер Торнтон сказал им что-то и они услышали его голос, это было бы лучше для них, чем дикий гнев в ответ на непроницаемое молчание хозяина фабрики, который не удостоил забастовщиков ни словом, ни даже упреком. Но в следующее мгновение толпа отозвалась кратким всплеском нечленораздельных голосов – возможно, он заговорил с ними. Маргарет сняла шляпку и высунулась из окна, чтобы послушать реплики обеих сторон. Но она могла только видеть. Едва мистер Торнтон попытался обратиться к рабочим с разъяснениями, как у тех мгновенно пропало желание слушать его. Наоборот, люди разозлились еще больше. Он стоял, скрестив руки на груди, неподвижный, будто статуя. Его лицо побледнело от волнения, которое он не хотел показывать и всячески подавлял. Кто-то из мужчин, желая запугать фабриканта, предложил ему убежать от них. Некоторые побуждали друг друга к незамедлительным насильственным действиям. Маргарет интуитивно чувствовала, что ситуация через секунду взорвется. Первые прикосновения и удары вызовут вспышку ярости, и сотни разгневанных мужчин и беспечных подростков накинутся на мистера Торнтона и разорвут его на части. Еще одно мгновение, и бушующие страсти перельются через край, сметая все барьеры благоразумия и заставляя не думать о грядущих последствиях. Внезапно она увидела, что парни в задних рядах нагнулись, чтобы снять свои тяжелые деревянные башмаки – готовые метательные снаряды. Их хулиганские действия могли стать искрой для бочки пороха. С криком, который никто не услышал, она выбежала из комнаты, спустилась вниз по ступеням, подняла – даже не заметив, каким образом, – большой тяжелый засов и широко распахнула дверь. В один миг она оказалась перед морем разгневанных мужчин. Ее глаза метали в них огненные стрелы. Башмаки остались в руках воинственных парней. Их лица, такие свирепые секунду назад, теперь выглядели нерешительными. Они как будто задались вопросом, что все это означает, и не понимали, почему между ними и их врагом оказалась девушка. Не в силах пока говорить из-за сбившегося дыхания, Маргарет протянула к ним руки: – Прошу вас! Не нужно насилия! Он один, а вас много! Но в ее голосе не было силы, и ее едва ли услышали, поскольку с губ сорвался только хриплый шепот. Мистер Торнтон отступил немного в сторону и вышел вперед из-за ее спины. Он не мог позволить, чтобы кто-то стоял между ним и опасностью. – Уходите! – с мольбой в голосе сказала Маргарет. – Скоро сюда придут солдаты. Через пять минут начнутся аресты. Уходите по-хорошему. Все ваши жалобы будут рассмотрены в законном порядке. – А ирландских подлецов отправят назад? – угрожающим тоном спросил мужчина из толпы. – Нет, пока вы будете предъявлять свои претензии! – заявил мистер Торнтон. И тут разразилась буря. Воздух завибрировал от криков и улюлюканья. Маргарет не обращала на них внимания. Она следила за группой парней, которые прежде целились в мистера Торнтона деревянными башмаками. Девушка увидела, как они обменялись жестами. Она догадалась, что задумали эти подонки. Еще секунда, и мистер Торнтон мог оказаться под ударом – человек, которого она стремилась спасти от опасности. Нужно было что-то придумать! Обвив его шею руками, она превратила свое тело в щит. Ее спина закрывала мистера Торнтона от ярости и башмаков озверевших людей. Джон оттолкнул ее сложенными на груди руками. – Уходите, – тихо сказал он. – Здесь вам не место. – Не уйду! – ответила она. – Вы еще не знаете того, что видела я. Она ошиблась, полагая, что забастовщики пожалеют женщину. С таким же успехом Маргарет могла зажмуриться и отвернуться от ужасного гнева этих мужчин в надежде на то, что, снова повернувшись, она увидит опустевший двор фабрики. К сожалению, их безрассудная ярость зашла слишком далеко. Они уже не могли остановиться, по крайней мере некоторые из них. Как это всегда бывает, в толпе нашлись привыкшие к грубым поступкам мужчины, которым по душе любой бунт, где может пролиться кровь. Первый башмак просвистел в воздухе. Она зачарованно наблюдала за его полетом. Он не попал в цель. Маргарет едва не стошнило от испуга, но она не сдвинулась с места, лишь прижалась лицом к руке мистера Торнтона. Затем, повернувшись, девушка снова обратилась к рабочим: – Ради Бога! Не омрачайте ваше дело насилием. – Теперь она старалась говорить отчетливо и громко: – Вы не знаете, к чему приведут ваши действия… Острый камень попал ей в висок, оцарапав кожу и вызвав сноп ослепительных искр перед глазами. Она упала, словно подкошенная, и мистер Торнтон, тотчас разжав сложенные на груди руки, едва успел подхватить ее. – Что, герои, довольны? – крикнул он. – Вы пришли избить и изгнать невинных ирландцев. Сотни вас, будто стая, напали на меня одного, и, когда женщина встала перед вами, взывая к вашему благоразумию, вы трусливо направили свой гнев на нее! Вы сделали все, что было в ваших силах! Толпа молчала, пока он говорил. Люди с выпученными глазами и открытыми ртами смотрели на струйки темно-красной крови. Это зрелище вывело их из транса. Те забастовщики, которые находились ближе к воротам, начали стыдливо выходить с фабричного двора. Толпа пришла в обратное движение. И только кто-то один прокричал: – Этот камень предназначался тебе, но ты спрятался за женщиной! Мистер Торнтон задрожал от ярости. Кровотечение привело Маргарет в чувство, хотя ее сознание почти не прояснилось. Он нежно усадил девушку на пороге, прислонив ее голову к дверному косяку. – Прошу вас, отдохните здесь. Не дожидаясь ее ответа, мистер Торнтон медленно спустился по ступеням – прямо в середину толпы. – Теперь убейте меня, если таково ваше жестокое желание. Я больше не нахожусь под защитой женщины. Можете бросать в меня свои камни и бить до смерти палками. Но, что бы вы ни делали, я никогда не изменю принятого решения. Вы не заставите меня! Сложив на груди руки, он стоял среди них в такой же позе, как и на крыльце. Но обратное движение к воротам продолжалось – столь же беспричинное и бездумное, какими прежде были их ярость и гнев. Возможно, людей отпугнул слух, что скоро тут появятся солдаты, или отрезвил вид бледного, как мрамор, лица девушки, глаза которой были закрыты, а с ресниц стекали не слезы, а более густые и медленные капли – капли крови. Даже самые отчаявшиеся забастовщики, например Бушер, потянулись назад, спотыкаясь о брошенные камни, хмурясь и ворча проклятия в адрес хозяина, пока тот, не меняя позы, с вызывающим видом смотрел на их отступление. Однако в тот момент, когда отход толпы превратился в трусливое бегство (что было продиктовано слухом о возможном убийстве девушки), он поднялся по ступеням к Маргарет. Она уже пыталась встать на ноги. – Ничего серьезного, – с болезненной улыбкой сказала Маргарет. – Камень рассек кожу и немного оглушил меня. Я так рада, что они ушли! Она больше не сдерживала слез. Мистер Торнтон не разделял ее радости. Осознав, что непосредственной опасности больше нет, он, наоборот, еще больше разозлился. Через пять минут послышалось отдаленное бряцанье солдатской амуниции – слишком поздно, чтобы заставить убегавшую толпу ощутить на себе силу власти и закона. Он надеялся, что, завидев солдат, забастовщики поймут наконец, что наказание неотвратимо. Пока эти мысли крутились в его голове, Маргарет, цепляясь за косяк, пыталась подняться. Однако черная пелена застила ей глаза, и мистер Торнтон вновь едва успел подхватить девушку на руки. – Мама! – закричал он. – Мама! Спускайся вниз. Они ушли, а мисс Хейл ранена! Мистер Торнтон внес ее в столовую и уложил на софу – очень нежно и мягко. Взглянув на ее бледное лицо, он подумал о том, как она смело пришла ему на помощь. Его чувства были настолько сильными, что в порыве страсти он прошептал: – О, моя Маргарет! Моя милая Маргарет! Никто не знает, что ты для меня значишь. Пока ты лежишь здесь, словно мертвая, я хочу признаться тебе в любви. Ты единственная женщина, которую я когда-либо любил. О, моя Маргарет! Маргарет! Мистер Торнтон опустился перед ней на колени и тихо застонал. Затем, услышав шаги на лестнице и устыдившись своей позы, он быстро вскочил на ноги. В комнату вошла его мать. Она ничего не заметила, разве только то, что сын был бледнее и суровее, чем обычно. – Мама, мисс Хейл ранена. Камень попал ей в висок. Боюсь, она потеряла много крови. – Да, выглядит она неважно, – встревожившись, сказала миссис Торнтон. – Я сначала даже подумала, что она умерла. – Это обморок. Она недавно говорила со мной. Но при последних словах матери вся его кровь, казалось, вдруг прилила к сердцу. Он невольно покачнулся. – Иди и позови Джейн, – велела миссис Торнтон. – Пусть она принесет сюда все, что необходимо для обработки ран. А потом сходи к своим ирландцам, которые так кричат и плачут, будто сошли с ума от страха. Мистер Торнтон ушел. В эти мгновения ему казалось, что к его ногам подвесили тяжелые гири. Он позвал Джейн и свою сестру. Маргарет сейчас нуждалась в максимальной заботе и нежном присмотре. Однако с каждым ударом пульса он снова и снова вспоминал, как она выбежала на крыльцо и заслонила его от грозившей опасности. Маргарет Хейл хотела спасти его! Он отталкивал ее и говорил с ней грубо, не понимая, почему она идет на такой необдуманный риск. А она спасала его! Его нервы были напряжены до предела, когда он думал о Маргарет и ее поступке, но ему приходилось успокаивать напуганных до смерти ирландцев. В ответ они заявили, что не желают оставаться в Милтоне. Они требовали вернуть их обратно на родину. Поэтому ему пришлось ублажать их, обещать, убеждать, говорить… Миссис Торнтон промыла висок Маргарет одеколоном. Когда спирт коснулся раны, которую ни миссис Торнтон, ни Джейн еще не успели разглядеть, девушка открыла глаза. Было ясно, что она не узнавала их и не понимала, где находится. Затем ее глаза закатились, губы задрожали и она вновь потеряла сознание. – Удар был очень сильным, – сказала миссис Торнтон. – Кто из вас пойдет за доктором? – Только не я, мэм, прошу вас, – отступив назад, испуганно произнесла Джейн. – Эти бунтовщики могут поджидать повсюду. Я думаю, что ее рана не такая глубокая, как кажется. – Я не хочу рисковать. Девушку ранили в моем доме. Если ты трусиха, Джейн, то я не такая. Сама пойду! – Прошу вас, мэм! Позвольте мне послать кого-нибудь из полицейских. Их теперь на фабрике так же много, как и солдат. – А ты все равно боишься идти! Я не желаю отвлекать их нашими поручениями. У полиции и без нас хватает работы. Им нужно переловить всех зачинщиков нападения. Надеюсь, у тебя хватит смелости остаться здесь? В хорошо защищенном доме? Она высокомерно посмотрела на служанку и добавила: – Кто-то же должен заботиться о мисс Хейл. Вытирать кровь и приводить ее в чувства. Меня не будет минут десять. – Может, Ханна сходит, мэм? – Почему Ханна? Почему кто-то, а не ты? Нет, Джейн, если ты не пойдешь, то за доктором отправлюсь я. Миссис Торнтон прошла в комнату, где она оставила Фанни. Та лежала на кровати, накрывшись одеялом. Она испуганно вскрикнула: – Мама! Как ты напугала меня! Я подумала, что какой-то бунтарь пробрался в наш дом. – Чушь! Все рабочие ушли. Фабричный двор заполнен солдатами. Они опоздали и теперь не знают, что им делать дальше. Мисс Хейл серьезно ранена. Она лежит в гостиной. Я иду за доктором. – Ой, мама, не ходи! Тебя убьют! Она вцепилась в платье матери. Миссис Торнтон грубо отбросила ее руку. – А кто еще пойдет, кроме меня? Эта девушка не должна умереть от потери крови. – Кровь! Не выношу таких ужасов! Как она получила ранение? – Не знаю. Не было времени расспрашивать. Сходи к ней, Фанни. Окажи какую-нибудь помощь. Сейчас с ней сидит Джейн. Я думаю, что рана не такая серьезная, как кажется на первый взгляд. Джейн, трусливая женщина, отказалась выходить из дома! А мне не хочется выслушивать отказы других служанок. Поэтому я сама пойду за доктором. – О господи! – всхлипнула Фанни. Она решила, что ей лучше выполнить просьбу матери, чем остаться одной с мыслями о ранах и крови, проливаемой в их доме. – Джейн, что тут происходит? – спросила она, прокравшись в гостиную. – Мисс Хейл выглядит такой бледной! Как она получила ранение? Бунтари бросали камни в гостиную? Маргарет действительно выглядела бледной и измученной, хотя постепенно приходила в себя. Болезненная слабость после обморока не позволяла ей открыть глаза. Она осознавала движение людей вокруг себя, освежающее действие одеколона и страстное желание смыть с себя кровь. Но когда две женщины перестали говорить, она не смогла окликнуть их и попросить еще раз освежить ее виски. Она находилась в положении людей, пребывающих в неподвижности транса – тех, кто не может подать голос и задержать ужасные приготовления к их погребению. Такие несчастные полностью осознают происходящее, понимают действия окружающих и даже мотивы подобных действий. Джейн перестала протирать ей лоб и ответила на вопрос мисс Торнтон: – С ней ничего бы не случилось, если бы она осталась в гостиной или поднялась к нам. Мы были на чердаке и все видели из окна. – И где же она была? – спросила Фанни, медленно подходя к софе и понемногу привыкая к мертвенно-бледному лицу Маргарет. – На крыльце дома, – многозначительно ответила Джейн. – С хозяином! – С Джоном? С моим братом? Как она там оказалась?