На улице перед театром вытянулся ряд экипажей, у подъезда толпились расфранченные юнцы. Керри сразу заметила, что к ней присматриваются. Стоило ей только мигнуть, и у нее оказался бы спутник. И тем не менее, когда она прошла мимо, не обращая на них внимания, один из ловеласов все же решил рискнуть. — Надеюсь, вы не собираетесь ехать домой одна? — сказал он. Но Керри только ускорила шаг и, дойдя до Шестой авеню, села в трамвай. Голова ее была так полна впечатлениями вечера, что она ни о чем, кроме театра, даже и думать не могла. В конце недели Керри как бы вскользь спросила Герствуда, желая хоть немного расшевелить в нем желание действовать: — Что слышно о месте, которое тебе обещали на пивоваренном заводе? — Там пока еще ничего нет, — ответил он. — Но я все-таки надеюсь, что это дело выгорит. Керри ничего не сказала. Мысль, что ей придется отдавать свой заработок, возмущала ее, но она чувствовала, что все идет к этому. Видя приближение кризиса, Герствуд решил сыграть на чувствах Керри. Он давно уже убедился в ее доброте и знал, как долго можно испытывать ее терпение. Правда, ему было немного стыдно, что приходится прибегать к подобным методам, он оправдывал себя тем, что, несомненно, скоро найдет какую-нибудь работу. Случай поговорить представился ему, когда наступил срок уплаты за квартиру. — Ну, вот, — сказал он, отсчитывая деньги. — Это почти все, что у меня осталось. Придется спешно подыскивать работу. Керри искоса взглянула на него, смутно подозревая, что за этим последует просьба. — Если бы я мог продержаться еще хоть немного, я, наверное, что-нибудь нашел бы. Дрэйк непременно откроет здесь отель в сентябре. — В самом деле? — протянула Керри, невольно подумав при этом, что до сентября оставался еще целый месяц. — Ты не могла бы поддержать меня до тех пор? — умоляющим тоном продолжал Герствуд. — Я уверен, что тогда сумею стать на ноги. — Конечно! — ответила Керри, с грустью думая о том, что судьба ставит ей ловушки на каждом шагу. — Мы как-нибудь проживем, если будем бережливы. А потом я тебе все верну. — О, я охотно помогу тебе! — повторила Керри, упрекая себя в черствости. Ей было совестно, что она заставляет его так унизительно просить, но все-таки желание употребить заработок на свои личные нужды вынудило ее к легкому протесту. — Почему ты не возьмешься за какую-нибудь работу, Джордж, хотя бы временную? — сказала она. — Не все ли равно, что делать? А потом ты, возможно, нашел бы что-нибудь получше. — Я возьмусь за любую работу, — сказал Герствуд, облегченно вздохнув, но невольно понурив голову от ее упрека. — Я согласился бы хоть канавы рыть! Ведь меня здесь никто не знает. — Ну, до этого дело еще не дошло! — воскликнула Керри, которой сразу стало жаль его. — Но ведь не может быть, чтобы не было какой-нибудь другой работы! — Я обязательно что-нибудь найду! — повторил Герствуд, стараясь придать себе решительный вид. И снова взялся за газету. 39. Свет и тени. На разных путях Теперь в Герствуде еще больше окрепла уверенность, что поиски работы нужно начинать когда угодно, только не сегодня, — и это было единственным последствием принятого им решения. А в душе Керри все эти тридцать дней происходила непрерывная борьба. Необходимость приобрести себе приличное платье (уж не говоря о желании купить кое-какие украшения) становилась все острее, а между тем было ясно, что, сколько ни работай, она ничего не сможет потратить на себя. Потребность быть одетой прилично постепенно вытеснила ту жалость, которую она почувствовала к Герствуду, когда он просил поддержать его. Он не повторял этой просьбы, а желание становилось все настойчивее, и Керри все больше досадовала, что Герствуд ей мешает. Когда Герствуд дошел до последних десяти долларов, он решил оставить их себе, чтобы не зависеть от Керри в мелких расходах — на трамвай, на бритье и тому подобное. Поэтому, еще имея на руках эту небольшую сумму, он заявил, что у него больше ничего нет. — У меня в кармане пусто, — сказал он однажды. — Я сегодня уплатил за уголь, и теперь у меня осталось десять или пятнадцать центов. — У меня в кошельке есть немного денег. Герствуд взял их и отправился за банкой томатов. Керри смутно сознавала, что это было началом нового порядка. Герствуд взял из кошелька пятнадцать центов — ровно столько, сколько ему было нужно на покупку. С тех пор так и повелось, что он стал покупать всякого рода мелочи. Как-то утром Керри вдруг вспомнила, что вернется домой лишь к самому обеду. — У нас вышла вся мука, — обратилась она к Герствуду. — Ты бы сходил в лавку. Мяса тоже нет. Может, возьмем печенки и свиной грудинки? — Ничего не имею против, — отозвался Герствуд. — Тогда возьми полфунта или даже три четверти фунта того и другого, — распорядилась она. — Хватит и полфунта, — отозвался Герствуд. Керри открыла кошелек, достала оттуда полдоллара и положила на стол. Герствуд сделал вид, будто не замечает денег. Вскоре он отправился в лавку и купил муку, продававшуюся в кульках по три с половиной фунта, а также печенку и свиную грудинку. Все эти покупки он положил на кухонный стол вместе со сдачей. Керри заметила, что счет сходится в точности, и у нее сердце сжалось при мысли, что в конце концов этот человек ничего от нее не требует, кроме еды. И она подумала, что, быть может, слишком строго судит его. Пороков у Герствуда не было никаких. Может быть, он еще найдет себе работу. Но в тот же вечер, когда Керри входила в здание театра, мимо нее прошла одна из артисток кордебалета, нарядно одетая, с букетиком фиалок на груди и, очевидно, в прекрасном расположении духа. Она ласково улыбнулась Керри, показав красивые, ровные зубы. Керри ответила ей такою же улыбкой, невольно подумав при этом: «Она может позволить себе хорошо одеваться. И я могла бы быть такой же нарядной, если бы тратила все деньги на себя. А сейчас у меня нет даже приличного бантика к блузке». Выставив вперед ногу, Керри задумчиво поглядела на свою обувь. «Будь что будет, но в субботу я непременно куплю себе туфли!» — решила она. С ней подружилась одна из самых хорошеньких и милых девушек в труппе, которая почувствовала, что от Керри можно не ждать каверз. Это была веселая маленькая Манон, не признававшая суровых требований общества в вопросах морали, зато обладавшая отзывчивым сердцем и всегда готовая помочь другому. Кордебалету почти не разрешалось переговариваться, но все же девушкам иногда удавалось обменяться несколькими фразами. — Жарко сегодня, правда? — сказала маленькая актриса, обращаясь к Керри. Она была в розовом трико, с золотым шлемом на голове. В руке она держала сверкающий щит. — Да, жарко, — ответила Керри, радуясь тому, что хоть кто-нибудь захотел поболтать с нею. — Я прямо вся изжарилась, — продолжала девушка. Керри взглянула на ее очаровательное личико с большими голубыми глазами и заметила, что на лбу у девушки выступили мелкие капли пота. — Мне никогда еще не приходилось так маршировать, как в этой оперетте! — сказала девушка в золотом шлеме. — А вы и раньше играли? — спросила Керри, удивленная тем, что у этой крохотной особы уже есть кое-какой сценический опыт. — Очень много! А вы? — Нет, я впервые. — Вот как? А мне казалось, что я вас уже видела однажды, когда ставили «Друга королевы». — Нет, — покачала головой Керри. Их разговор был прерван громом оркестра и шипением магния, зажженного за боковыми кулисами. Кордебалет должен был быстро построиться для нового выхода. Другого случая поговорить им в этот день не представилось, но в следующий вечер, одеваясь для сцены, маленькая девушка снова очутилась возле Керри. — Я слышала, что наша труппа через месяц выезжает в турне, — сообщила она. — Неужели? — испугалась Керри. — Да. А вы поедете? — Не знаю. Вероятно, поеду, если меня возьмут. — О, конечно, возьмут! А я вот не поеду. Во время турне больше платить не будут, а в дороге все уходит на жизнь. Я никогда не уезжаю из Нью-Йорка: тут для меня вполне достаточно театров. — И вы всегда находите другое место? — Разумеется! А в этом месяце как раз открывается новый театр на Бродвее. Как только наша труппа уедет, я постараюсь устроиться там. Керри с интересом слушала ее. Очевидно, не так уж трудно получить место в театре. Может быть, она тоже устроится где-нибудь, когда труппа уедет из города. — Скажите, платят везде более или менее одинаково? — спросила она. — Да, — ответила маленькая девушка. — Иногда немного больше. У нас тут, между прочим, платят неважно. — Я получаю двенадцать, — сказала Керри. — Да что вы? — изумилась та. — Я получаю пятнадцать. А вы, я замечаю, стараетесь куда больше моего! На вашем месте я бы этого не потерпела. Вам платят меньше, пользуясь вашей неопытностью. Вы тоже должны были бы получать пятнадцать.