По щекам Соана текут слезы. – Я не думал… Не предполагал… Его кожа вдруг вскипает. Мозг вспыхивает, как плененная звезда. «Одна случайная мысль», о которой обмолвился призрак Барбары Соан. – Я так и не понял, что он всегда выигрывал, – говорит Соан. Они вместе поднимаются в небо, мертвый Дюпре, умирающий Соан и инопланетный мозг. Они улетают быстрее, чем можно увидеть глазами. Потом вдруг я чувствую взрыв жара и вижу вспышку света, которая ярче взрывающегося Солнца. После них остаются горный ветер и невозможное сияющее небо. Эпилог Мы не сразу поняли, как разрушить доменную стену, но успели вовремя. Построить планетарный привод Алькубьерре было еще проще, и теперь у нас есть новое Солнце – точнее, три, таких же ярких и желтых. На Земле все становится очень странным, слишком странным для меня. Гомес чувствует то же самое. Мы устроили второе первое свидание на одном из спутников газового гиганта нашей новой системы, и получилось даже лучше, чем я могла представить. Но мне неспокойно: я все думаю о мечтающих зеленых разумах, которые когда-то нашли Дюпре и Соана. Интересно, что бы они сказали нам. И не слишком ли мы молоды, чтобы говорить с ними. Но есть только один способ узнать. Вот почему мы построили корабль. Он не такой большой и мощный, как некоторые из «Звездных странников», которые мастерят дети, воспитанные эдюкаторами, просто чтобы показать, на что они способны. Но он достаточно велик для нас двоих и для долгого-долгого путешествия. Гомес позволил мне дать ему имя. Корабль стал «Большим Д – 2». Белоснежка мертва Нейрофикшен: предисловие к рассказу «Белоснежка мертва» На самом деле, этот рассказ надо читать с экрана компьютера, прикрепив к голове электроды энцефалографа. «Белоснежка мертва» – самый амбициозный литературный/технологический эксперимент, за который я брался в жизни (пока что). Началось все с того, что у меня и моего друга Сэма Халлидея, математика и дата-сайнтиста, образовалось немного свободного времени, и мы решили заняться нейрокомпьютерными интерфейсами. Нам посчастливилось выиграть небольшой грант от New Media Scotland на исследование связей между этой технологией и художественной литературой. Сначала мы просто хотели посмотреть, что происходит в мозгу читателя, особенно при чтении научной фантастики. К примеру, мы выяснили, что озарение вызывает очень типичную реакцию мозга, и мне стало интересно, можно ли намеренно вызвать ее у читателя. Но мы с Сэмом быстро поняли, что гораздо интереснее заняться возможностью текста менять себя в ответ на активность вашего мозга. Мы решили написать историю, которая будет читать вас, книгу-игру, где вы выбираете вариант действий неосознанно. Найти историю, которая захотела бы существовать в таком формате, оказалось так же сложно, как заставить технологию работать. В конце концов я решил вернуться к архетипам, сказкам, бинарным выборам. Жизнь или смерть, красное или зеленое, черное или белое. В мире очень мало историй, которые воплощают эту идею точнее «Белоснежки». Интерактивный проект мы продемонстрировали на Эдинбургском научном фестивале в 2013 году. Представьте, что вы садитесь перед экраном и надеваете EmotivEPOC (тот еще артефакт из киберпанковой вселенной, система с 14 электродами для измерения мозговых волн, которая подключается к компьютеру через Bluetooth). История начинается с того, что бросает в читателя вербальные образы жизни и смерти. Алгоритм машинного обучения пытается определить, к какому из двух полюсов ближе реакция читателя на каждую последующую сцену, и проводит его по сюжету одним из нескольких десятков путей. Финал, как и яблоко, может быть красным либо зеленым. Проект привлек внимание, и о нем много писали в британских СМИ, включая New Scientist. Также я выступал с рассказом в Google. К нашему с Сэмом восторгу, люди даже брали наш код (открытый, естественно) и писали собственные нейрофикшен-произведения. Я расположил сцены, появляющиеся здесь, в самом распространенном порядке. Но если вы хотите сделать все по-своему, скачайте код с https://github.com/fommil/neurofiction и посмотрите, куда вас заведут мысли. Принцесса спит на больничной койке, и молодой врач смотрит ее сны. Она – выцветшее подобие красивой юной девушки: бледные, впалые щеки, спутанные черные волосы, губы, едва тронутые красным. Электроэнцефалограф делает ее голову похожей на лес проводов и электродов. Она выглядит изможденной и старой. Кожа тонка как бумага, вся в ранах и пролежнях. Зубы поражены кариесом. Ничего красивее ее он в жизни не видел. Она выдыхает, и на экране ноутбука начинается метель. Начинали они с кошек: расшифровали сигналы зрительного центра мозга, сшили фрагменты кошачьих снов электричеством и алгоритмами. Сначала образы туманны. В главном окне возникает танцующее янтарное пламя. Программное обеспечение пытается сопоставить его с сеткой видеоклипов с YouTube, мозаикой, собранной из осколков коллективного подсознательного. Ряд черепов, ухмыляющихся ликов смерти. Медицинские снимки: мозги в хрупких вместилищах, один мозг испорчен темными каракулями гематомы. Ядерный взрыв. Горящее золотое солнце, слишком яркое, чтобы смотреть на него, идеально круглое. Вокруг него появляются белые кольца, гладкие, как яичная скорлупа. Диск сворачивается внутрь, становится неровным и разделяется надвое, как горящий мозг. Лавина грязи взлетает с земли и окутывает его, скрывает яркие цвета серым и коричневым, пока не останется только блеклый темный столб. И тут звук сотрясает динамики ноутбука. И, наконец, яблоко. Из зеленого оно медленно становится красным. На экране растет в ускоренном темпе цветок: зеленые усики тянутся вверх, сначала медленно, покачиваясь в темпе мерцающего неба, а мимо мелькают тени облаков. Потом они разрастаются в лабиринт изумрудных стеблей и листьев, похожих на языки, и наконец происходит огненный взрыв лепестков и желтых тычинок. Обнаженное сердце бьется во время операции, красное, мясистое и мягкое, цвета грязной жизни, на фоне клинической синевы больничного халата пациента. Оно дергается, прыгает и вздрагивает, как животное, пытающееся вырваться из ловушки ребер с открытой груди, из дыры, которую раздвинули квадратными металлическими рамками. Плод медленно движется по синеватой сонограмме: огромная куполообразная голова прижата к груди, крохотные ручки сжаты в кулачки, он видит сны, которые еще не родились, и весь пульсирует в ритме сердцебиения матери. Сегодня она собирается убить своего мужа. Когда она просыпается, эта мысль приносит теплую радость, которая растекается по всему телу, как ощущения от массажа. Она потягивается в роскошной пустой постели: он на встрече с утра пораньше. Девчонки тоже нет. Она ощущает ее отсутствие в тишине дома и улыбается. Она ходит по дому обнаженной, наслаждаясь лучами утреннего солнца на своей безупречной коже. Через несколько часов все это будет принадлежать ей: чистые линии дизайнерской мебели, тишина замерзшего пирса и пляжная сауна, все эти маленькие символы власти. Она делает себе кофе, садится на диван, прижимает горячую чашку к голому животу и включает телевизор. Она даже не смотрит на экран. Она уже видит, что будут показывать завтра. Разбитое стекло, черный лед, кровь. Темный седан, который появился из ниоткуда и врезался в машину министра со стороны водителя. Чего точно не покажут, так это ее руки, расстегивающие ремень безопасности на муже, или ее последнюю улыбку в зеркале заднего вида. Это предназначено только для него. После этого по телевизору покажут ее саму. Она будет поражена горем, но останется сильной, готовой подхватить ношу мужа и занять его место в партии. На бледном лбу будет единственный белый бинт, может быть, даже запачканный кровью. Это заставит ее казаться хрупкой и красивой. Вот только что-то не так. Призраки завтрашнего дня уже шепчутся. И не о ней говорят, они говорят о ней. Маленькой погибшей принцессе с черными, как вороново крыло, волосами и розовыми щеками. Ее всегда слишком мало. После того, что случится сегодня, мелкая сучка будет жить вечно. Она не может этого допустить. Она выключает телевизор. Голая старуха, сгорбленная и бледная, смотрит на нее с черного экрана. Она должна заставить их забыть о ней. Заставить ненавидеть ее. Она вспоминает платье, которое шила девушка, платье из мультфильма, желто-синее, с красным галстучком. Лучше всего было бы заставить их посмеяться над маленькой сучкой. Улыбка возвращается на ее лицо, и она снова чувствует себя красивой. Она берет телефон и звонит. Фотограф охотится за принцессой в лесу гиков. Поздний вечер. Золотой свет падает на красные кирпичные стены старой фабрики. Хороший был бы кадр, если бы не раскрашенные детишки с огромными мягкими пластиковыми мечами. Он мог бы сейчас сидеть в вертолете, преследуя гонщика «Формулы-1», или делать откровенные снимки своей любовницы, которая любила поваляться в снегу после похода в сауну. Но нет, ему приходилось торчать на научно-фантастическом конвенте, чтобы делать плохие снимки какой-то девочки, и все из-за телефонного звонка. Принеси мне ее фотографию. Такую, какие у тебя получаются лучше всего. Ты знаешь, о чем я. И у него нет выбора, кроме как подчиниться Голосу. Голос знает слишком много и держит его ледяными пальцами за яйца. Металл камеры холодит руки. Он делает несколько кадров, просто чтобы размяться. Мальчишки с бумажными мешками на головах, в забрызганных кровью комбинезонах. Малолетки-анимешницы в розовых леггинсах и школьной форме, пухлые губки посинели от холода. Штурмовики и бэтмены. Никаких признаков принцессы пока что. Что такое она сделала, чтобы это заслужить? Мелькают желтый и синий. Вон там. Он жмет на кнопку и чуть не роняет камеру, когда зомби-принцесса воет на него и сует покрытые кровью сиськи чуть ли не ему в лицо. Зубы отливают желтым на фоне очень белого грима. Здесь много принцесс, все в одинаковых цветах. Супергероини, вампирши, даже один переодетый парень. Фотограф ругается. Уже темнеет, и если он не найдет ее в ближайшее время, свет уйдет. У него сжимается желудок. Но зато кадры становятся лучше. Накачанные молодые парни с неправдоподобно огромными мечами, волосы поставлены шипами. Сидят в кругу с картонным роботом и играют в «Подземелья и драконов». Шестилетки, одетые хатифнатами из книг о муми-троллях. Он понимает, что на самом деле получает от происходящего удовольствие. Когда-то он пытался что-то увидеть через объектив, не думал о заголовках, напечатанных черным, красным и желтым. Теперь он просто позволяет цветам и образам протекать через камеру, не задумываясь.