Дюпре оседает на стуле и выглядит древним стариком. Когда я собираюсь подойти и накрыть его пледом, он открывает глаза и смотрит на меня. Взгляд у него каменный. – Ладно, детки. Пришло вам время узнать, что такое думать по-настоящему. Мозговой штурм бушует два часа. Набить «Большого Д» ядерными зарядами и выстрелить им в «Звездного странника». Отдать ему Дюпре, зараженного боевой формой лихорадки Эбола. Достаточно сумасшедших идей, чтобы убить Соана сто раз. Вот только ни одна из них не сработает за оставшееся время – или не сработает вообще. Гомес не включает новости, и мы пребываем в блаженном неведении относительно разрушений и хаоса, которые, несомненно, терзают Землю. Легче от этого не становится. В конце концов усталость начинает одолевать меня, несмотря на выпитый кофе. Я начинаю засыпать в своем кресле, и спорящие голоса вокруг шумят, как океанские волны. «Я уже однажды победила его, – вдруг понимаю я в этом сумеречном тумане, который приходит перед тем, как я засну. – На кухне. Я взломала Кухню. Он ничего не знает о шифровании. А о чем еще он не знает? Новые вещи. Новые способы мышления. Надо объединить их со старыми, которые дал мне Дюпре…» – Даже с «Большим Д» у нас нет особых шансов: нам нужно уничтожить ядро черный дыры, а его резервная мощность почти исчерпана, – говорит Дюпре, и голос у него тонкий, как тростинка. – Нам нужен корабль. – У нас есть Земля, – тихо говорю я, открывая глаза. Дюпре с любопытством смотрит на меня, глаза у него красные от усталости, но лицо снова кажется живым. – Земля? – Эдюкаторы, – поясняю я. – Их ведь не так сложно сделать на самом деле. По крайней мере, старые модели, работающие за счет магнитной индукции. Самый умный человек на Земле недоуменно моргает, глядя на меня, и я улыбаюсь. – Дедушка, ты хочешь сказать, что никогда не слышал об открытом исходном коде? Глава шестая. «Звездный странник» Земли Мы размещаем проекты эдюкаторов на всех сайтах открытого аппаратного обеспечения. У нас уходит шесть часов, чтобы перестроить проект для работы на стандартных ПЛИС и написать протокол, позволяющий им работать через интернет. Три часа спустя гарнитурами щеголяют сотни гиков и ученых со всего мира. Через четыре часа их уже тысячи. Мы начинаем говорить с ними через мастер-гарнитуру с «Большого Д». Поначалу это неудобно и даже болезненно. Гул мыслей и звуков наполняет мою голову, и я ежусь, позволяя им вломиться в кладовую инопланетной физики, полученную от Дюпре. Воспоминания о Соане, полосующем мой разум, как сырую рыбу, еще слишком свежи. Но через некоторое время, по мере того как они впитывают новую информацию, как губки, происходит что-то странное. Наши мысли начинают самоорганизовываться, синхронизироваться. Шринивати – четырнадцатилетний вундеркинд из Мумбаи – придумывает алгоритм маршрутизации решений. Я немедленно передаю его Дюпре, который отдает его дальше. После этого работать становится легко: любую идею, которую я выдаю, тут же подхватывают и доводят до логического завершения. Одновременно я получаю вспышки идей и озарений, которые, казалось бы, являются из ниоткуда, передаются из других разумов. Поток информации таков, что он затягивает похуже кокаиновой версии интернет-серфинга в сочетании с самой увлекательной на свете компьютерной игрой. «Игра в бисер» Гессе, только на скорость. Я бы захотела навсегда раствориться в мыслях Земли, если бы не ужасные вспышки насилия и ужаса, которые тоже попадают в сеть эдюкаторов. Девочку-подростка, подключенную к сети, насилуют толпой и убивают, и от того факта, что глобальный мозг мгновенно взламывает три ударных дрона ВВС и отправляет преступников на тот свет, лучше не становится. В Париже на улицах грабят и льют кровь, Пекин охвачен пожарами и ужасом. Минуту-другую обсуждается идея установки в сети фильтров боли, но она отменяется возникшей организацией, где мы с Дюпре остаемся всего лишь ключевыми координаторами: боль и ужас делают нас более решительными. Миллионы уже мертвы. Еще миллиарды могут погибнуть, если мы не добьемся успеха. Я не совсем понимаю, что мы делаем с Большим адронным коллайдером. На это уходят часы безумной работы программистов, Дюпре ходит по командному центру, диктует, одновременно яростно печатая, а мастер-гарнитура транслирует его мысли в мир. Мы работаем вечером и ночью и создаем Апокалипсис из собственных мыслей. Когда этого становится слишком много, я снимаю гарнитуру, сижу спокойно с закрытыми глазами и дышу. Я больше не боюсь. Снова наступает шесть утра, и прибывает «Звездный странник». Он зависает на высокой геостационарной орбите и виден из любой точки мира. Он похож на гигантский глаз в небе. Дюпре мрачно смотрит на экран, у него трясутся руки. – Ну, сука, покажись, – бормочет он. Точно в назначенное время появляется аватар Соана, огромный и на этот раз полностью материальный. Он возвышается над Дюпре. – Ведешь себя как Пу-Ба из оперетки, Черныш. – Голос Соана сотрясает скалы. – На этот раз ты преступил черту, и я собираюсь… – Сейчас, – шепчет Дюпре, и все вместе мы посылаем мысль в пещеру в Швейцарии. Пучки протонов и антипротонов – каждая микроскопическая частица обладает кинетической энергией летящего комара – сталкиваются глубоко под землей. Через сеть эдюкаторов и разумы, рассматривающие инструменты, я вижу характерное излучение микроскопических черных дыр, рождающихся и умирающих в крошечных вспышках излучения Хокинга. Мысленным взором я вижу, как поле Хиггса идет рябью, как оно начинает расти, будто вакуумное пламя. Второй этап. Сотня мыслителей в ЦЕРНе собирают черные дыры, которые ускоритель штампует в магнитной бутылке, не давая им времени умереть, и швыряет их в Солнце. Там происходит самое сложное: для этого потребовались суперкомпьютеры, тысячи мозгов и вычисления, которые мне даже сейчас недоступны. Проекция Соана мерцает и исчезает. Бледное утреннее небо меняет цвет. Оно теперь мерцает и переливается, превратившись в невыносимо яркий фосфоресцирующий лист, цвета которого не поддаются описанию. – Боже милостивый, – бормочет Гомес. – Это стабильная доменная граница вокруг Земли, – поясняет Дюпре. – Изъян во льду. Вот только вещество, которое мы заморозили, – это вакуум. – В его голосе слышится намек на благоговение. – Он не сможет пройти сквозь эту стену. Ничто не сможет, кроме пары слабовзаимодействующих видов, которые мы нашли. – Это значит, что мы в безопасности, доктор? – спрашивает бледная, осунувшаяся Кейси. – Примерно на восемь минут, – соглашается Дюпре и выводит зернистое изображение на главный экран. Трансляция идет с «Большого Д», нашего наблюдательного пункта на орбите, посредством модулированного канала слабовзаимодействующих элементарных частиц, который принимает расположенный в Антарктиде детектор нейтрино объемом в миллионы литров. «Звездный странник» там, совсем близко, он похож на жуткую новую луну. Несмотря на низкое разрешение, мы видим его поверхность, подвижную, живую, как кожа с пульсирующими венами. – Что произойдет через восемь минут? – Солнце пройдет квантовый фазовый переход и кристаллизуется в темную звезду, а потом взорвется всплеском гамма-излучения, – говорит Дюпре. – Вспышка сверхновой. – Что? – переспрашивает президент. – Это единственное пришедшее мне в голову оружие, которое могло хотя бы немного напугать его, – объясняет Дюпре. – Мы взорвали Солнце? – недоверчиво спрашиваю я. План, который я помогала формулировать, вдруг обретает смысл. – Здесь мы в полной безопасности, – говорит Дюпре. – Через четыре минуты вы заметите мерцание в зрительном нерве. Это слабовзаимодействующие частицы, которые начнут поражать клетки в глазах. Президент начинает молиться, и на мгновение мне хочется к нему присоединиться. – Ой, не ведите себя как кучка старых клуш, – говорит Дюпре. – Я знаю, куда деть Землю, если мы победим. В галактике Андромеды есть прекрасная желтая звезда. Солнце – это всего лишь шар горячего газа. А так он нас не достанет. После этого мы замолкаем и просто смотрим на экраны. Фоновый рокот беспокойства в сети эдюкаторов нарастает, пока мне не приходится просто снять гарнитуру. Все происходит так быстро, что не успеваю заметить. Солнце мигает. Бледный диск Луны вспыхивает белым и исчезает. Экраны заливает волна света, и на них остаются только помехи. В моем зрительном нерве начинается звездный дождь, фиолетовый, синий и зеленый, эхо одного из самых энергоемких явлений во Вселенной, происходящего совсем близко. Я моргаю. – У нас получилось? – спрашиваю я у Дюпре. – Мы победили? Его лицо становится пепельно-серым в свете мониторов. Он медленно качает головой, хватается за грудь и оседает на пол. – Как я не догадался… чертовы нейтрино испортили… кардиостимулятор. Я всего лишь физик. Это Мэриэнн была врачом. Его лицо искажается. Каждый мускул дергается от боли. – Врача, немедленно! – кричу я вся в слезах. – Тихо, девочка, – говорит Дюпре. – Когда он придет… – Он качает головой, и глаза его на мгновение снова становятся стальными. – Когда он придет, вспомни Братца Кролика и терновый куст. Эдюкатор. Обещай. Я молча киваю. Когда наконец прибывают медики, он уже мертв. Я понимаю, что Соан грядет, когда гарнитура и интернет замолкают. На этот раз он не так осторожен. Гора сотрясается до основания. Я слышу дикий разрывающий стон, когда невидимые силы рвут скалу слой за слоем, когда гигантская громовая рука пробивает камень и сталь. Не успеваю я понять, что происходит, как мы все видим светящееся небо сквозь огромную щель в горе. Ветер рвет волосы, на глаза наворачиваются слезы. Он спускается с неба медленно, голый и хрупкий. Настоящий Соан – это древний сморщенный человечек, плавающий рядом с гофрированной металлической сферой размером с человеческую голову – место для Мозга, который был ядром «Звездного странника». Щупальца света, свисающие из его рта, с головы, с рук и ног, связывают его с Мозгом яркими пуповинами. Морские пехотинцы начинают палить в него, прежде чем я успеваю их остановить. Пули превращаются в капли расплавленного металла в воздухе, солдаты падают на землю без сознания. – Это и правда неприятно, – говорит Соан, глядя на неподвижное тело Дюпре. Его настоящий голос слабый и дрожит, но тон остался прежним. – Мне пришлось бросить бедного старого «Странника», снять нас с браны, чтобы просто выжить. Вынужден отдать тебе должное, малыш. Ты не потерял хватки. Но игра закончена. А мне еще предстоит сделать новое Солнце. Вот это задачка, а! – Он усмехается. – Но ты же прекрасно знаешь, что я умею делать все больше и лучше! – Он мертв, – тихо говорю я. Соан моргает. – Что? А, нет. Нет. Это манекен. Робот. Или останавливающее сердце средство. Он один раз так делал. Он сбежал от М4-дрона, упавшего в темную звезду. Он не умер, детка. Он где-то сидит и смеется надо мной и плетет интриги. Он не может умереть. – Он мертв. Как и твоя жена. И твой друг. И эта бедняжка Пег. Все они мертвы. Оставь их в покое. И нас оставь. – Я тебе не верю, – тихо говорит он. Земля начинает трястись под ногами, воздух становится горячим. – Это хитрый трюк. У него всегда был припасен козырь в рукаве. – Я думала, ты умеешь читать мертвые мозги. Почему бы тебе не узнать, что он на самом деле думал о тебе? Невидимая рука яростно отталкивает меня в сторону. Призраки эдюкатора оживают, хватают неподвижное тело Дюпре и поднимают в воздух. Соан закрывает глаза. Открыв их, он словно видит меня впервые. На мгновение его взгляд становится юным, почти детским. – У него была ты. Всегда была. Он наблюдал за тобой. Ты его дочь? – Внучка. Но я не собираюсь играть с тобой в эту игру. С тобой больше некому драться.