– Кстати. Ты не боишься, что мы когда-нибудь это все прикончим? – Он обвел адамантовым молотком огромный собор. – Может, какой-нибудь мегазверь разорвет его на части или мы копнем слишком глубоко и запустим цепную реакцию… Напрасно потраченных усилий будет очень много. – Конечно, – согласилась Райя, – но дело не в этом. Это как строить пирамиды: в них и не должно быть смысла. Он будет стоять здесь до тех пор, пока существует интернет – то есть, может, и вечность. Даже если мы не закончим, однажды кто-нибудь найдет собор и задумается, зачем он нужен. Люди всегда будут помнить миллиард убийств в Halo или поражение Спящего. Это даже лучше. Я думала, ты понимаешь это. – Ты поэтому это делаешь? Чтобы тебя помнили? Райя слезла с края башни. Ветер усилился, и русалки больше не выпрыгивали из неспокойного моря. – Не совсем. А почему ты спрашиваешь? – Просто я больше не вижу в этом смысла, – пояснил Кев. – Я пытаюсь попрощаться. Накануне вечером игра в «Дварфкрафт» затянулась, и Кев едва успел на шоу Лавинии. Он был в «Кабаре Вольтер» на Коугейт ровно в семь. Все тело покрывал тонкий слой пота, от которого холодела кожа, – ему пришлось бежать по запутанным улочкам бегом. У бара стояла очередь, в основном первокурсники и второкурсники. Выступление Лавинии было одним из предварительных мероприятий предстоящего Модного шоу университета Эдинбурга, крупнейшего благотворительного мероприятия, которое ежегодно устраивал университет. Приложение F+Frendipity выдало несколько вероятных контактов среди людей, стоящих в очереди. Высокая блондинка, в развевающемся зеленом платье, на стабилизированных ходулях с микроконтроллером, имела довольно высокий балл за моду, но это значило, что к ней подойдут все. Кев решил спокойно встать в конец очереди, отдышаться и посмотреть параметры Лавинии. F+ давало шестидесятипроцентную вероятность того, что сегодня они с Лавинией переспят. Это было меньше, чем он надеялся: судя по графику эмоций за последние пару недель, их общение все сильнее склонялось к флирту. Они разговорились о своей общей любви к Эдварду Гори на одной из многочисленных вечеринок в честь вручения дипломов. Ей нравились его шарфы ручной вязки с узорами в виде клеточных автоматов. С другой стороны, многие их взаимодействия в F+ были просто автоматическими лайками. Так что, возможно, дела были не так уж и плохи, учитывая, сколько всякой ерунды Джейми наболтал на стриме Кева, взломав настройки приватности. Но это также означало, что приложение не совсем выполняло свои функции. Как это часто бывает у девушек с идеальным выговором, за стримом Лавинии тщательно следили. Боты F+ убирали все, что, по мнению родителей Лавинии, не должны были узнать будущие работодатели. Бабочкам в его животе хотелось, чтобы это было правильно. Билеты проверяла одна из подружек Лавинии. Хорошенькая бразильянка в обтягивающей футболке сидела за низким столиком и скучающе смотрела на людей, махавших перед ней билетами. F+ отметило ее как Бениту. Кев дружески кивнул ей, и она нахмурилась. – Извини, твой билет аннулирован. Я не могу впустить тебя. – Что? – Ты же читал правила и условия? Конечно, нет. – Разумеется. – Ну тогда проверь свою моду, дружок. Линзы вспыхнули сами собой, показали ему гистограмму отслеживаемых атрибутов. Вот блин. Его показатель влияния на моду упал ниже некуда. Крошечное желтое пятнышко рядом с высокими зелеными башнями, крафта, дизайна и клеточных автоматов. За последние две недели он каким-то образом упал до жалких двадцати девяти. Билеты полагались только людям, набравшим более сорока. В груди вдруг образовалась болезненная пустота. – Слушай, я знаю Лавинию… – Все знают Лавинию, – отрезала Бенита. – Я ее правда знаю. Можешь спросить ее, пожалуйста? Я уверен, что она меня ждет. – Кев сделал щенячьи глаза. Джейми однажды сказал ему, что это его лучший аргумент в отношениях с девушками. Бенита какое-то время смотрела на него, что-то прикидывая и оценивая его влияние. – Ладно, – сказала она наконец, – подожди. Кев глубоко вздохнул. Если совсем честно, то дело было далеко не только в сексе. Лавиния была способом впихнуть некоторые его дизайны в благотворительное шоу. Гадкие утята самовоспроизводящихся тканевых узоров, сделанных из протоклеток, никогда не вырастут в черных лебедей без помощи. Теперь, когда успех художника зависел от краудфандинга, нужны были знакомства, привлечь внимание. – Добрый вечер, Кевин, – сказала Лавиния. На ней была свободная футболка, которая каким-то образом подчеркивала бюст и оставляла одно сливочно-белое плечо обнаженным. Руку с полумаской она уперла в широкое бедро: ее угол заставил Кева вспомнить о хвосте экзотической птицы. Кажется, сегодняшнее шоу создавалось с оглядкой на контркультуру джагги. Каштановые волосы были взлохмачены, а скулы она едва тронула косметикой. – Привет. Рад тебя видеть. – Я тоже рада тебя видеть, милый, но сейчас я занята. Мне вот-вот выходить на сцену. В чем проблема? – Ну, у меня небольшая проблема со статистикой, но это временно. Я надеялся, что ты меня пропустишь. А я куплю тебе выпить. Обещаю. Лавиния прикрыла рот маской и нахмурилась. – Солнышко, извини, но я не могу тебя впустить. Это бизнес, ты же понимаешь. А вечером после шоу я очень занята. Не волнуйся, ты увидишь все на стриме. Он кивнул, глядя, как вероятность сближения, оцениваемая F+, скачет, а потом успокаивается на несчастных пятнадцати процентах. Он подумал, не процитировать ли «Ужасную азбуку», но решил, что это бесполезно, и просто пожал плечами. Она чуть развела руки и одарила его бледной улыбкой. Она тоже видела всю статистику. Не было способа бороться с этим: модели глубокого обучения в облаке F+ знали исход лучше их самих. – Приятно было повидаться, – сказала Лавиния, повернулась на каблуках и ушла обратно в клуб. Ему захотелось украдкой взглянуть на ее весьма обширную задницу, но Бенита и другие девушки наверняка пользовались детекторами взглядов. Единственным вариантом было медленное и достойное отступление. На ходу он запустил приложение для визуализации, которое превращало данные его самооценки в диаграммы рассеяния и пузырьки. Ответ он уже знал, он был совершенно очевиден. Виновником был «Дварфкрафт». В итоге он спрятался в «Троне», многоэтажном пабе в старой церкви. Он спустился на третий подвальный этаж, купил пинту «Фостера», сел за столик в углу и завернулся в теплый плед шумной студенческой толпы. Он заслужил награду. Он выбрался из Аллапула. Он проходил бессчетные онлайн-курсы, много вечеров подряд преобразовывал свою любовь к Конвею и Гори в портфолио, которое в конечном итоге проложило ему путь сюда. Плата за обучение, арендная плата, работа на платформе «Брикстартер» и микрозадачи, чтобы свести концы с концами. Объединенная программа «Биоискусство и мода» требовала постоянных лабораторных работ по протоколам, похожим на рецепты из дадаистской поваренной книги. Мучительные графики развития синтбио, программы с уменьшенной после локдауна 2014 года функциональностью, позволявшие работать в облаке колледжа, ткани, нитки и иголки. Он даже победил босса дипломного показа. Вот только реальная жизнь работала не так. Там нельзя было повысить уровень. Она не останавливалась. Он позволил ностальгии и детской игре испортить отношения с Лавинией. Дешевое пиво казалось теплым. Он заставил себя проглотить его и закрыл глаза. Именно так поступил бы Джейми. Прятался бы, шел по пути наименьшего сопротивления. Кев два месяца прожил под лестницей, как Гарри Поттер у Дурслей. Пришло время выбраться и вернуться в Хогвартс. Но что он скажет Райе? Frendipity прервало его размышления, указав на двух бурно жестикулирующих парней у стойки бара напротив. Эднан и Том были из «Импровертов», одной из студенческих трупп Бедлам-театра. Приложение рекомендовало укрепить с ними связи, если он хочет улучшить общий показатель влияния. Проблема состояла в том, что Эднан был неловко влюблен в него, а Том был одним из тех гиперактивных бедламских ребят, с которыми и рядом-то было неприятно находиться. Кев вздохнул, допил оставшуюся половину пинты, проигнорировав «Телосложение-1», встал и помахал им, заставляя себя улыбаться. Когда Кев закончил, Райя ничего не сказала. Собор гудел, стучал и жужжал вокруг. Мегазверь пытался выползти из моря на берег, на острые скалы. Защитные баллисты собора стреляли. Оранжевые дуги пламени рушились в темно-зеленое море. – Ты помнишь, что ты говорила о доме, – сказал Кев. – Вот я очень много работал, чтобы выбраться из своего. И я боюсь, что это окажется зря, если я не начну относиться к реальной жизни немного серьезнее. – Реальная жизнь. Ну да. – Я очень хочу работать в области моды. С тобой было круто, но надо что-то менять. Жизнь проходит мимо. Мне нужно выбрать, и я не могу выбрать геноцид русалок. – Кев, я хотела бы тебе верить. Чтобы дело оказалось действительно в этом. – В этом. И я тебе все равно не нужен, это мегапроект. Если ты захочешь, ты можешь привлечь к нему десять тысяч крафтеров. Ты большая шишка. Ты почти Толтиг Криптомозг, королева дварфийского племени Исчезающих алмазов. Один в поле не воин, разве в Финляндии не так говорят? – Ты прав, это война, – тихо сказала Райя. – И да, в Финляндии так говорят. Надеюсь, ты запомнишь мои глупые финские присказки. – Знаешь, я рад буду поддерживать связь, разве что… Он прикусил язык. Это было совершенно неправильно. – Разве что я джагги, джугаадер, хакер, параноидальная комми-террористка, которая держится подальше от грязных капиталистических сетей, к которым даже комп общего назначения не подключишь, не кастрировав, лишь бы Ассанджелипсис не повторился. Ты не хочешь, чтобы я портила твою чистенькую сетку F+. Потому что я ищу старые компы в мусорных баках и таскаю их в сумке, а ты свои носишь в глазах. Потому что я не могу устроиться на работу в хорошую компанию – не хватает данных, чтобы определить, достаточно ли я компетентна, умею ли работать в команде и все такое? И мне приходится жить за счет общественных инициатив Совета, стартапов да пары биткойнов от старых фанатов «Дварфкрафта»? Потому что я гружу тебя своей старушечьей фигней? – Райя глубоко вздохнула. – А, говори что хочешь, perkele! В горле у Кева стоял ком. Глотать его было больно. – Черт, Райя, я же вообще не это имел в виду, просто… – Просто ты предпочитаешь тусоваться с настоящими людьми и заниматься настоящими делами? Я собиралась тебе рассказать, дебил. Собиралась рассказать, насколько это все реально. А теперь вали отсюда. Мне нужно убить мегачудовище. Райя подняла кирку. Как-то раз она убила ею гигантского бронзового голема. – Райя, пожалуйста… – Иди развлекайся со своей лавровой подружкой, Кев. Vittu. Передай ей привет от старой сучки-джагги. Кирка рухнула, как молния, и мир «Дварфкрафта» исчез. Кев моргнул. Он лежал на своей старенькой кровати с балдахином. На улице уже стемнело: небо приобрело выцветший цвет индиго с темно-красным отблеском на горизонте. Он вздрогнул от холода, проникшего сквозь огромное окно, выходившее на парк «Медоуз». Я собиралась рассказать, насколько это все реально. Он позволил приложению исчезнуть и с линз и уставился на свою слабоосвещенную комнату. Кучи одежды на полу, низенький письменный стол, в углу громоздятся куски его дипломной работы с острыми углами и флуоресцентными узорами в стиле Гори: темные слоны и бледнолицые дети. Он спроектировал протоклетки, которые могли жить в решетках, напечатанных на ткани, уложил их в узоры клеточных автоматов, которые двигались, сталкивались и делали копии самих себя. Одежда, полностью по Тьюрингу, живые дизайны, которые постоянно менялись, если не забывать распылять на ткань питательные вещества.