Я поспешил к «рейнджроверу», а она села в свою машину. — Что вы ей сказали? — спросил Фрейзер, когда Мэгги поехала прочь. — Не важно. Вы сегодня разговаривали с Дунканом? — С Дунканом? Нет пока. Он еще не вышел на связь. Я собирался везти ему завтрак чуть позже. — Позвоните сейчас. — Сейчас? Зачем? — Просто позвоните. Он бросил на меня мрачный взгляд и потянулся за рацией. — Не могу пробиться… — Сержант нахмурился. — Садитесь в машину. Мы едем к коттеджу. Броуди с обеспокоенным видом наблюдал за мной, но молчал, пока мы не тронулись с места. — Что случилось? Что вы нашли? Я тревожно смотрел через лобовое стекло на небо впереди. — Проверил проводку в клубе. Огонь, вызванный коротким замыканием, не способен расплавить медную проволоку. В дальнем конце клуба есть место, где медь потекла. — И что? — нетерпеливо спросил Фрейзер. — Значит, там огонь был сильней, — медленно произнес Броуди. — О боже… Фрейзер ударил по рулю: — Мне кто-нибудь скажет, что происходит? — Огонь был там сильней, потому что в ход пошел катализатор, — объяснил я. — Пожар начался не от замыкания. Кто-то поджег клуб. Сержант продолжал ломать голову. — А при чем тут Дункан? Ответил Броуди: — Если кто-то хочет избавиться от улик, то поджечь могли не только больницу. Судя по лицу Фрейзера, до него наконец-то дошло. А даже если нет, не было необходимости объяснять дальше. На небе прямо впереди виднелась черная струйка дыма. Из-за холмов мы не могли различить источник дыма. Будто каждая горка и каждый поворот сговорились скрыть от взгляда коттедж и фургон. Фрейзер жал на газ и несся по узкой дороге, пренебрегая мерами безопасности. Никто не жаловался. За последним поворотом возник коттедж. И фургон. То, что от него осталось. — О нет… — произнес Фрейзер. Большая часть дыма исходила от дома. Как и клуб с больницей, его подожгли. Там гореть было почти нечему, но упавшие накануне толстые балки крыши по-прежнему тлели среди руин. Если следственная команда и могла что спасти, теперь все улики уничтожены. Однако наше внимание привлек фургон. Он превратился в выжженную раковину, шины растопились до бесформенных резиновых глыб. Жилая часть полностью сгорела, крыша частично отлетела — видимо, когда взорвался газовый баллон или бензобак. Оттуда дым поднимался пеленой, тотчас сдуваемой ветром. Дункана нигде не было видно. Фрейзер свернул с дороги, но машина сбавила обороты по грязи, он ударил по тормозам, выскочил и побежал к фургону, не захлопнув дверцы. — Дункан! Дункан! — орал сержант. Мы с Броуди неслись следом, дождь хлестал по лицам. Фрейзер резко остановился у фургона. — Боже мой! Где он? Где же он? Фрейзер смотрел по сторонам, будто надеялся, что молодой констебль появится откуда-нибудь и пойдет навстречу вальяжной походкой. Мы с Броуди переглянулись с жестоким осознанием одного и того же факта. — Он там, — тихо произнес я. Сержант проследил за моим взглядом. Из-под куска покореженной крыши торчал ботинок, кожа местами сгорела, обнажив обугленную плоть и кость. Он шагнул вперед. — О нет! Боже… Фрейзер схватил панель и попытался поднять ее. — Не трогайте, — предупредил я и хотел остановить его, но Броуди опустил руку мне на плечо. Он покачал головой: — Оставь его. — На месте преступления нельзя ничего трогать. — Знаю, — мрачно сказал Броуди. — Но что это изменит? Фрейзер высвободил панель, ее тотчас унес ветер, и она поскакала по траве, как опустившийся воздушный змей, пока не уперлась в коттедж. Сержант продолжал разбирать обломки как сумасшедший. Даже издалека в нос бил запах жареного мяса. Затем он остановился и уставился на то, что вскрыл. Попятился назад, качаясь подобно марионетке, у которой оторвалась нитка. — О, черт! Черт побери, это не он! Скажите мне, что это не он! Тело лежало в центре фургона. Оно обгорело не так сильно, как Дженис Дональдсон, но сохранившиеся человеческие формы делали зрелище еще ужаснее. Конечности поджались и приняли позу эмбриона. Посередине к плоти приварился полицейский пояс. На нем сохранились почерневшая дубинка и наручники. Фрейзер рыдал. — Почему он не выбрался? Какого черта он не выбрался? Я взял его за руку. — Пойдемте. — Отстаньте от меня! — зарычал он, высвободившись. — Возьми себя в руки! — грубо сказал Броуди. Фрейзер повернулся: — Не приказывай мне, что делать! Ты на пенсии! И не имеешь права тут командовать! — Тогда попробуй сам вести себя как офицер полиции, — сурово ответил Броуди. Сержант тотчас сдался. — Ему был всего двадцать один год, — пробормотал он. — Двадцать один! Что я скажу начальству? — Скажешь, что его убили, — жестко произнес Броуди. — Скажешь, у нас тут по острову бегает маньяк. И если бы Уоллес вовремя прислал следственную команду, двадцатиоднолетний констебль мог бы остаться в живых! В его голосе была редкая патетика. Мы все знали, о чем он промолчал: из-за глупости Фрейзера просочилась информация, убийца запаниковал и приступил к действиям. Однако в обвинениях не было смысла, и, глядя на Фрейзера, я видел, что он и так сильно страдает. — Ладно, полегче, — сказал я Броуди. Тот сделал глубокий вдох, кивнул и внешне успокоился. — Надо сообщить в управление о происшедшем. Теперь это не просто следствие по делу об убийстве. Борясь со слезами, Фрейзер достал рацию, повернулся спиной к дождю и ветру и набрал номер. Послушал, попытался снова. — Давай же, давай! — В чем дело? — спросил Броуди. — Не работает.