— Но я хочу быть с папой! — Нет-нет, не сейчас. Нам надо поговорить. Разочарованно надув губки, Алиса подходит и обнимает меня. В руках я чувствую тепло и неподдельную реальность ее хрупкого тельца. — Ну, иди, деточка. — Я целую ее в макушку. Волосы нежны, точно шелк. — Я буду здесь, когда ты вернешься. Она серьезно смотрит мне в глаза. — До свидания, папа. Я провожаю ее взглядом. У двери Алиса оборачивается, машет мне рукой и исчезает. Сердце так переполнено чувствами, что я не могу говорить. Кара по-прежнему смотрит на меня через стол. — Что случилось? — спрашиваю я. — Что-то не так? — Дэвид, это ложь. Я смеюсь, не могу удержаться. — Какая ложь? Все замечательно! Разве ты не чувствуешь? Увы, даже моя радость не может прогнать печаль Кары. — Дэвид, это наркотик. Тебе все кажется из-за него. Он лжет. А ты должен бороться. Я не понимаю, что ее беспокоит. — Мы снова вместе. Разве ты не этого хотела? — Да, но не так. — Почему? Ведь я с тобой и Алисой. Что может быть важнее? — Речь не только о нас. Или о тебе. Уже давно все иначе. В лицо моему восторгу веет первым дыханием холода. — О чем ты? — Ты ей нужен. — Кому? Алисе? Ну конечно, нужен! Впрочем, я уже понял, что она говорит не о нашей дочери. Мое ощущение счастья — под угрозой. Стараясь продлить его как можно дольше, я иду к столу и беру из вазы апельсин. — Хочешь? Не отрывая взгляда, Кара молча качает головой. В моей руке лежит оранжевый фрукт. Я чувствую его тяжесть, ясно вижу пупырчатую кожицу. Если начать чистить апельсин, брызнет сок. Кажется, я вот-вот услышу запах. Я знаю: он сладкий, пикантный. И еще я почему-то знаю, что если попробовать апельсин на вкус, я тем самым дам свое согласие. Дороги назад уже не будет. Медленно, неохотно кладу я апельсин обратно. На грудь давит такая страшная тяжесть… Я возвращаюсь и сажусь на свое место. Кара улыбается, а у самой в глазах слезы. — Ты об этом говорила? Помнишь, ты сказала: «Будь осторожен»? — спросил я. Она не ответила. — Разве еще не поздно? — захотелось мне узнать. На лице Кары мелькнула тень. — Не знаю… Все на грани… У меня перехватило горло. — А ты и Алиса? Ее улыбка полна тепла. — Все хорошо, за нас волноваться не надо. — Мы ведь… больше не увидимся? Она тихо заплакала, все еще улыбаясь. — Нет. Это тебе уже не нужно. И у меня по лицу покатились слезы. — Я люблю тебя. — Я знаю. Она подошла, и мы обнялись. В последний раз уткнул я лицо в ее волосы, в последний раз вдохнул их аромат не желая отпускать ее и в то же время зная, что иначе нельзя. — Береги себя, Дэвид, — сказала она, и, ощутив на губах соленый привкус слез, я вдруг понял, что уже не слышу тиканья часов… * * * … а вместо этого нахожусь в темноте, парализованный и задыхающийся. Я попытался вздохнуть и не смог. Грудь словно обручем стянуло. Запаниковав, я из последних сил сделал хриплый, астматический вдох, затем еще и еще… Такое впечатление, будто меня обернули ватой, заглушив звуки внешнего мира. Как было бы просто сдаться и тихо утонуть снова… «Ты должен бороться!» — встряхнули меня слова Кары. Прежняя эйфория превратилась в пепел. Диафрагма трепещет, протестуя против каждого вдоха. Но с любым, пусть самым незначительным, глотком воздуха дыхание становится все более уверенным. Я открыл глаза. Мир виден под каким-то сумасшедшим углом. Все движется, размазано, не попадает в фокус. Над головой плывет голос Генри: — …я не хотел этого, Дэвид, поверьте. Увы, когда он ее забрал… Что мне оставалось делать? Сейчас я понимал, что действительно куда-то плыву. Точнее, еду. По коридору, сидя в кресле-каталке. Я попробовал было привстать и тут же немощно плюхнулся обратно. Стены завертелись еще быстрее, а вместе с ними начала набирать обороты память. Генри. Игла. Дженни! Вместо крика из горла вырвался стон. — Тсс, Дэвид… Я вывернул шею, чтобы увидеть Генри, и тут же дико закружилась голова. Тяжело опираясь на коляску, он толкал ее по коридору. Пешком. Ничего не понимаю! Может, еще раз попробовать? Нет, в руках совсем не осталось силы. Я вновь обмяк. — Дженни… «скорая помощь»… — выдавил я заплетающимся языком. — Эх, Дэвид, не будет никакой «скорой помощи». — Я… я не понимаю… На самом-то деле я все понимал. Правильнее сказать, начинал догадываться. Ведь как заволновалась, как перепугалась Дженни, когда я нес ее в дом! «Он убьет меня!» А я-то думал, что она бредит, что речь идет о Мейсоне… О нет, не о Мейсоне она говорила… Я дернулся еще раз, желая встать. Руки-ноги повинуются так, словно меня закатали в студень. — Дэвид, ну что за ребячество! — ядовито отреагировал Генри. Я понуро осел в коляске, однако, поравнявшись с лестницей, бешено рванулся к перилам. Кресло вильнуло, и я чуть было не вывалился. Генри замахал руками, ловя равновесие. — Черт тебя дери, Дэвид! Коляска встала поперек коридора. Я же, обеими руками уцепившись за перила, сидел зажмурившись, потому что все вокруг вертелось и кружилось. Сверху хрипло слетели раздраженные слова: