— Меня зовут доктор Даниэл Логан. Я знаю, это может странно звучать, но я ищу… — Пардон? Чувствуя себя дураком, он закричал: — Я пытаюсь найти одного человека по имени Накано… Он услышал, как положили трубку и выключился домофон. — Черт, — пробормотал он и скова нажал на кнопку. Еще раз. И еще. Какая-то дама — обитательница дома, наблюдая за ним и слыша его бормотание, торопливо вставила ключ и быстренько скрылась за дверью из зеркального стекла, позаботившись, чтобы никто за ней не прошмыгнул. — Черт побери! — сказал Логан громко и готов был уже уйти, как через стекло увидел открывшуюся дверь лифта. К нему шла женщина лет шестидесяти с небольшим, в мешковатом домашнем платье, но такая красивая, каких он никогда раньше не видел. Смоляные блестящие волосы, гладкое лицо, черные, слегка раскосые глаза. Когда она подошла ближе, он вгляделся внимательно в эти удивительно яркие глаза. Дэн понял все еще до того, как она открыла дверь. — Он был моим отцом. Через двадцать минут Логан сидел на стареньком потертом диване, перед ним на низком столике стояла чашка чая, а она рассказывала историю своей жизни. Ей было года два, когда она приехала в Америку с тетей и дядей, младшим братом матери. Предполагалось, что ее родители приедут позже. — Но родители мамы, мои бабушка и дедушка, были слишком старенькие и не захотели ехать. И с ними кто-то должен был остаться. Я думаю, они не ждали ничего ужасного — ведь мой отец не еврей. — И потому не так опасно оставаться? — По-моему, никто и не думал, что может все так плохо обернуться. Казалось, она вот-вот заплачет. — Но мне в общем-то повезло. У меня были тетя и дядя. Они меня удочерили, и я не осталась одна. Тетя умерла в прошлом году, я ухаживала за ней до последнего дня. Логан оглядел комнату: занавески на окнах, много домашних растений, фотографии в рамках. Его взгляд задержался на маленьком портрете в металлическом обрамлении на подоконнике. Человек восточного типа, в очках, лицо серьезное. — Это он? — Да. — Женщина улыбнулась. — У меня есть и другие снимки, где он не такой строгий. А на одном он даже играет со мной. Когда стало ясно, что они не смогут выехать, они прислали альбом. — Он был очень одаренный человек, — сказал Логан, пытаясь направить беседу в нужное русло. — А вы хотите посмотреть фотографии? — Конечно. — Я держу их прямо здесь. — Она потянулась к полке и взяла альбом в выцветшем тканевом переплете. Едва открыв его, Логан сразу же перенесся в другое время, во Франкфурт догитлеровской Германии. Утраченный мир служил фоном для многих черно-белых кадров. Маленькие изящные магазинчики, ухоженные скверы, мирные улицы. На первом плане — молодая семья. Иногда Микио Накано снимался в строгом костюме, деловой и серьезный, иногда — озорной и простодушный. А женщина, сидевшая сейчас перед Логаном, была упитанным младенцем. И еще — смугловатая хорошенькая молодая женщина. — А как звали вашу маму? — Эмма. Правда, красивое имя? Было ясно, что для нее это важно до сих пор. — Очень. — Она давала уроки игры на фортепиано. Вы это знали? Кстати, так они и встретились. Несмотря на свою занятость, отец решил учиться музыке. — Она рассмеялась. — Я знаю все до мелочей. Моя мама прислала свой дневник. Хотите посмотреть? — Посмотрел бы. Похоже, любые мелочи из жизни этой семьи его привлекали. — В общем четыре тетрадки. Мама записывала буквально все. — Она подошла к стенному шкафу и открыла дверцу. Следующие четверть часа он листал страницы, исписанные летящим почерком. Она следила за ним. — Замечательно, — сказал наконец Логан, осторожно гладя тетрадь. — Какая ценность. — Он помолчал. — А ваш отец не вел дневник? — Отец? — Она покачала головой. — У него не было времени. — Я имею в виду рабочий дневник. — Ах, ну, в общем-то, есть что-то вроде журнала. Она встала и снова подошла к стенному шкафу. — Я в нем ничего не могу понять. Цифры, буквы. — Она привстала на цыпочки и сняла коробку с доверху забитой полки. — Думаю, здесь. Да-да. Вот. Она держала тетрадь, похожую на те, в которых Логан писал в школе. — Я надеюсь, вы извините меня за беспорядок. Но я всегда нахожу то, что ищу. Она подала ему тетрадь. Осторожно, точно археологическую ценность, Логан открыл ее. То, что он увидел на первой же странице, заставило его задрожать. Точная формула соединения, с которым работал Логан. — Надеюсь, вы найдете здесь что-то полезное. Логан листал страницы, пробегая глазами короткие записи — три-четыре на каждой. Некоторые сопровождались химическими формулами, комментариями и датами. В записях отражалась эволюция размышлений блестящего ученого, по мере того как он пробирался к своей цели. Более двух десятилетий! Он решал такую сложную проблему, которую трудно было даже представить. Возбужденный, со страхом, Логан заглянул в конец тетради. Последние страниц двадцать оказались пустыми, но на той, где кончались записи, значилось: «Соединение получено!» Логан быстро перевел с немецкого: «Оно работает!» Стояла дата — 26 октября 1938 года. За две недели до страшной ночи погрома. Хрустальной ночи. — Вы не против, если я возьму тетрадь? — спросил Логан, пытаясь сохранить внешнее спокойствие. На ее лице появилась озабоченность. — Но она мне очень дорога… — Я понимаю. Конечно. — (Как бы ей объяснить?) — Просто я думаю, вы должны знать, что ваш отец проделал замечательную работу. — Правда? — Она вся засветилась. — Приятно слышать. — Мне на день или два. Снять копию. Он стал рыться в пиджаке. — Я оставлю вам свои права, кредитные карточки… Она вдруг рассмеялась, расслабившись. — Да не беспокойтесь. Возьмите. Я просто никогда не думала, что кто-то когда-то может этим заинтересоваться. * * * Любого другого подобная конфронтация испугала бы, но Сеф Шейн ею наслаждался. За долгие годы работы в институте у него никогда не было такой потрясающей возможности и, он уверен, никогда и не будет. Ему надо вытянуть из нее все, что можно. — Слушай, Стиллман, — сказал он, входя в кабинет противника без объявления, — что-то давно тебя не видел. Грегори Стиллман поднял глаза от листа бумаги и невольно усмехнулся. — Черт побери, кто тебя сюда впустил? — Да вот просто стало интересно, чем это ты занимаешься. Он заметил, как Стиллман торопливо прикрыл рукой лист. — Поговорим как коллега с коллегой.