— Я слишком молод. Меня еще на свете не было. Но говорят, английским пилотам дали приказ не трогать собор. И люди очень скоро сообразили, куда бежать во время бомбежки. Вы пойдете внутрь? — У меня нет времени. Не могли бы вы объехать вокруг него, чтобы я посмотрела? Когда он остановился у края заполненной народом площади, она протянула ему клочок бумажки с адресом. — Это очень далеко? — Нет, фрейлейн. Это вот туда. — Он махнул рукой. Они подъехали к кирпичному четырехэтажному зданию, и Сабрина почти не верила, что найдет его имя в списке жильцов. Но оно было, самое первое из восьми: «Р. Кистнер». Он жил внизу. Она нажала на звонок и слышала, как он заливается внутри квартиры по другую сторону стеклянной двери, но ответа не было. Она нажала еще раз. Ничего. Подавленная, Сабрина стояла в растерянности. Что теперь? Может, ей снять комнату в отеле и прийти позже? Или оставить записку? Она вышла наружу, холодный порыв ветра налетел на нее. На скамейке через улицу громоздились фигуры. Дрожа от холода, она пошла туда. — Простите, — обратилась девушка к пожилой женщине, сидевшей ближе всех. Та не двигалась. — Я ищу одного человека. Не можете ли вы мне помочь? Женщина подняла на нее водянистые глаза. — Вы не здешняя? — Да, не здешняя. — Она помолчала. — Его зовут Рудольф Кистнер. Он живет в этом доме. Женщина посмотрела на нее. — Нет, не знаю. — Может быть, — Сабрина с надеждой перевела взгляд на мужчину и женщину рядом с ней, — может, вы знаете? Никто даже не повернул головы в ее сторону. — Мы не знаем, — ответила женщина. — Спасибо. — И, отходя от них, добавила: — Я оставлю ему записку. Написав несколько слов на листе из записной книжки, она сунула его в почтовый ящик Кистнера и вышла из дома. Оглядываясь, нет ли такси, она обратила внимание на старика, поднявшегося со скамейки и идущего в ее сторону. Он опирался на палку, но шагал быстро. Отступив, она наблюдала, как он зашел в парадное, а потом, поймав ее взгляд, открыл почтовый ящик и принялся читать записку. — Герр Кистнер? — спросила она, толкнув входную дверь. Он оглядел ее долгим взглядом. Потом снова уставился на записку. — Я могу сказать вам, кто я. Я из Американского института рака. Если бы ее спросили, сколько ему лет, она бы сказала — девяносто. Лицо, испещренное сеткой глубоких морщин, белые как снег волосы. — Американского? Она кивнула. — Я вам писала письма. Я занималась тем же исследованием, что и вы в свое время. С доктором Логаном. А почему вы не заговорили со мной там? Он пропустил мимо ушей ее слова. — А вы кто? Его помощница? Сабрина была достаточна умна, чтобы не обидеться. Похоже, старику никогда не приходилось работать с женщиной на равных. — В общем, да. — Я очень стар. Я не люблю гостей. — В своих письмах вы спрашивали о нашей работе. И поскольку я оказалась в Кельну, то подумала, что могу кое-что рассказать вам. — Не умея врать даже по мелочам, она заставила себя делать это, иначе ее могли просто выставить за дверь. Его бледно-голубые глаза раскрылись шире. — О да, я сделаю исключение. Без слов он провел ее через прихожую в гостиную своей маленькой квартирки. Она вспомнила жилище своей бабушки в Ливорно. Такая же тяжелая мебель конца столетия, странный набор восточных ковров на полу, такой же удушливый запах пыли, исходящий от полок, уставленных тяжелыми книгами в коже. — Извините, — сказал старик, поворачиваясь к Сабрине почти галантно. — Домработница приходит только раз в неделю. Может, чаю? — Нет, спасибо. Он сел на стул с жесткой спинкой. Она заметила на столе перед ним электронную шахматную доску. Партия была на середине. — Вы играете? — Немного. — Хотите сделать ход? — Он повернул к ней доску. Слегка покраснев, Сабрина изучила позицию. Она не была готова к такому испытанию. Но сделала ход. Он улыбнулся. — Хорошо. Очень хорошо. — Он посмотрел на Сабрину. — Теперь расскажите мне о вашем курсе. Ваш доктор Логан не сообщил никаких деталей. — Мы получили, — ответила она осторожно, — очень обнадеживающие результаты. Лекарство действует. И в этом нет сомнений. Он подался вперед так взволнованно, как отъявленный болельщик на соревнованиях. — Так, понимаю. — Но, к несчастью, очень высокая токсичность. — Конечно. Как всегда. Сколько было женщин на курсе? Итак, она начала с самого начала, широкими мазками нарисовала картину лечения соединением Q. Опустив лишь финал — уничижающий. Казалось, она намеренно давала ему понять, что эксперимент продолжается и что они с Логаном работают дальше. — И вот поэтому я хотела спросить о Микио Накано, японском химике. Вы писали о нем с восхищением. — Ей показалось, что он испугался. — Да? Может, и писал. — Расскажите, что с ним случилось? И с его работой. Он покачал головой. — Нет-нет, я не знаю. После того как он ушел из нашей лаборатории, я его не видел. Она с любопытством посмотрела на Кистнера. — Ну, — напомнила она, нащупав в кармане ксерокопию письма, — вы же кое-что писали доктору Логану. Писали. — Она посмотрела на страницу. — «Я знаю, что он не прекратил работу над этой проблемой». Разве нет, господин Кистнер? Он снова покачал головой. — Это было очень давно. Извините. — Но как вы узнали? — настаивала она. — До вас дошли какие-то слухи? — Нет, ничего не слышал. Я очень старый. — Вцепившись в ручки кресла, он медленно заставил себя подняться. — Иногда я что-то пишу и сам не знаю почему. Сабрина поняла: надо уходить. — Извините, я вас утомила своими вопросами. Но мне это очень важно. Вы не знаете, что стало с этим человеком, Накано? — Нет. Я очень извиняюсь, мисс. — Кистнер взяв палку, направился к двери. Сабрина вынула свою визитную карточку. — Пожалуйста, — она протянула ему, — еще одна просьба. Если вдруг что-то вспомните, будьте добры, дайте мне знать. Он поднес карточку близко к лицу и сощурился. Потом удивленно повернулся к ней. — Институт Регина Елена в Риме? Она кивнула. — С нашим исследованием вышли проблемы. Знаете ли, меня больше не захотели держать в институте. И доктора Логана тоже.