— Да, я бы тоже так сказал. И управление по качеству пищевых продуктов и медикаментов при Министерстве торговли никогда такое не утвердит. Оно очень придирчиво к тому, что мы собираемся давать пациенту. — Англичанин засмеялся. — Ну что ж, я полагаю, во время исследований вы получили удовольствие. — Естественно. Мне интересен был сам принцип, — как бы защищаясь, сказал ван Метер. — Но потом, конечно, нам нужны будут соединения более приемлемые, а пока… Но Логан уже услышал больше, чем следовало бы. Вежливо раскланявшись, он повернулся и пошел дальше. — Какого черта, где ты был? Этот голос Логан узнал бы всюду. Более того, он никогда еще ему так не радовался. Он еле подавил желание кинуться на шею своему коллеге. Хотя глаза того были красны, лицо не брито, а дорожный костюм (он так и не сменил его) далеко не первой свежести, Шейн, казалось, чувствовал себя превосходно. — Так я был на конференции, доктор Шейн. — Логан помолчал. — И беспокоился о вас. — Обо мне? А ты не получил мою записку? — Вдруг он подошел вплотную. — Мне надо переодеться перед этой чертовой речью. Пошли со мной, я тебе все расскажу. — Шейна распирало от новостей. — Помнишь женщину в аэропорту? — выпалил он, когда они ехали в лифте. Логан неловко посмотрел на единственного, кроме них, пассажира. Это был мальчик-посыльный. — Блондинку? — тихо спросил он. — Ради Бога, у нее есть имя. Кристина. Логан, твоя беда в том, что ты не уважаешь женщин. Дверь открылась, и Логан с облегчением вышел. — Вы были с ней? Как вы ее нашли? Шейн гордо улыбнулся. — А ты уж не такой и умный, как кажешься. Я прочитал бирку на ее багаже. Оказывается, она переводчица. Представляешь? И говорит по-английски лучше, чем мы с тобой, вместе взятые. Когда они шли по коридору, Логан посмотрел на часы. До выступления оставалось меньше двадцати пяти минут. — Одно нехорошо. Она не будет спать с нами. Хотя надо было что-то ответить, Логан в растерянности не знал что. — Да, плохо, — кивнул он. — Представляешь, хочет, чтобы я предъявил ей тест на спид. Это я-то? Можешь поверить? Через пятнадцать минут, стоя в нижнем белье и нанося кисточкой пену на физиономию, Шейн продолжал: — Я пытаюсь ей объяснить с точки зрения статистики. Ну, во-первых, мой возраст, мое положение, число моих сексуальных партнеров. Но с ней говорить, все равно что с Берлинской стеной, — засмеялся он. — Кстати, я ее так и назвал — моя маленькая Берлинская стена. Ей понравилось. — Доктор Шейн, меня несколько волнует время. А кроме этого, его волновал еще тот факт, что коллега, очевидно, ни на секунду не задумался о предстоящей речи. — Что я тебе должен сказать, Логан, — печально качая головой, говорил Шейн, — действительно начинаешь понимать, как чертовски мало знают люди об этой болезни, если даже при одном упоминании о ней впадают в истерику. Но у Логана не было причин волноваться. Шейн оказался великолепен. Он обходился без бумажки, рассказывал о стимулирующих факторах, генетически воспроизведенных белках, способных заставить костный мозг быстро восстанавливаться, помогая таким образом поддерживать чрезвычайно высокую дозу химиотерапии. Переполненную аудиторию он держал все время в напряжении. И после этого отвечал на вопросы. Здесь он был в своей стихии, он рассказывал не только о технической стороне дела, но и об общении с пациентами, с их семьями. Несколько раз он рассмешил серьезных ученых мужей, и они хохотали так, словно перед ними был ветеран-комик одного из известных кабаре. — Это было здорово, — горячо сказал Логан. — Даже не представляю, как вам удается. Но, к его удивлению, Шейн казался унылым. — Да Боже мой, так просто. У этих людей ты должен поднабраться скепсиса. Логан внимательно смотрел на него. — Слушай, Логан, ты понимаешь не хуже меня: все это обман. Уровень выживаемости при метастазах рака груди за двадцать лет не изменился. И все стимулирующие факторы, черт бы их побрал, не сдвинули ситуацию ни на йоту на этой планете. * * * На следующее утро Шейн снова исчез. Но Логан уже не беспокоился. Несмотря ни на что, этот человек способен сам о себе позаботиться, да еще получше других. Сегодня у Логана было совсем другое на уме. В этот день он решил посетить место, где в свое время Пауль Эрлих боролся с сифилисом. Сейчас там Центр исследования рака. Его директора воспользовались конференцией и подготовили экскурсию и встречи. Логан не очень интересовался темами дискуссий, он хотел совершить своего рода паломничество. Как турист, как истинный поклонник Эрлиха. Как другие у него на родине посещали Элвиса в Грейсланде. Он пытался представить себе, каким был великий человек. Автобус привез Логана и еще человек двадцать любопытствующих к зданию Центра незадолго до одиннадцати. Тут же Логан почувствовал разочарование. Снаружи — обычный, массивный, затянутый вьюном куб, выходящий на улицу (переименованную после войны в аллею Пауля Эрлиха). К нему с каждой стороны пристроены другие здания. И только небольшая мемориальная доска на углу сообщала о славной истории этого здания. Войдя, Логан и совсем загрустил — все заставлено ультрамодерновой мебелью, которая сразу напомнила больницы Парк-авеню, Сиднея Карпэ, обожающего производить впечатление. Правда, две большие, расписанные восточным орнаментом, вазы с павлиньими перьями, столь неуместные в новом интерьере, словно отдавали дань традиции. Еще портрет пожилой дамы, написанный на рубеже столетий, жены владельца этого дома и покровительницы Эрлиха. А также алебастровый бюст ученого на мраморном постаменте, внизу его имя и годы жизни (1854–1915). Приехавших врачей и ученых приветствовал молодой сотрудник, помощник директора Центра. На безупречном английском он сделал краткий обзор ведущейся здесь работы, сообщив также, что верхние этажи перестроены менее чем два года назад. Пока ученые, разбредаясь по коридорам, заглядывали в лаборатории, молодой человек предупредил: после осмотра — ленч, во время которого директор Центра выступит перед собравшимися, ответит на вопросы и замечания выдающихся гостей. Все это не имело никакого отношения к тому, к чему Логан так стремился. Судя по всему, люди, работавшие здесь, недооценивали святость этого места. Нет, они не чувствовали себя наследниками истории науки. Наверное, лучше бы он вообще сюда не ходил, а сохранил столь дорогие ему иллюзии. Часа через полтора, где-то в середине экскурсии, Логан уже готов был удрать, и удрал бы, если бы имел хоть малейшее представление, как в этом чужом скучном городе поймать такси. Лаборатории, которые им показывали, были точно такие, как та, в которой работал Логан. В АИРе кое-что из оборудования они собираются уже отправить на свалку. Когда группа стала подниматься по лестнице наверх, чтобы посмотреть еще лаборатории, Логан отстал и свернул в приемную. Он выпил кофе. И отлично сделал… — Простите, вы говорите по-английски? Дама в приемной взглянула на него. — Да, конечно. — Подскажите, пожалуйста, где здесь туалет? Она кивнула в направлении главного коридора. — Пройдете по нему и вниз по лестнице. Потом прямо до следующей комнаты. Налево, потом еще раз налево и там на правой стороне увидите. Он был уверен, что сделал все, как она сказала. Потому и смутился, оказавшись в узком коридоре, упирающемся в деревянную дверь. Неужели это то, что он искал? Осторожно толкнул дверь и понял, что ее тут же следует закрыть, — вниз вела деревянная лестница. Поколебавшись секунду, Логан на всякий случай включил свет. Перешагивая со ступеньки на ступеньку, он испытывал что-то вроде приятного возбуждения, затем перегнулся через перила и посмотрел вниз. То, что он увидел, убедило его — надо идти до конца. Старинное лабораторное оборудование, такое же как и на фотографиях, упакованое в старые, отделанные дубом, со стеклянными окошками ящики, стояло вдоль стен. Подойдя ближе, он был смущен и заинтригован — музейные экспонаты, бесполезные для нынешних исследователей, ступка и пестик, большого размера бронзовые микроскопы, отполированные стальные весы, стеклянные конденсаторы с красивой спиралью охлаждающих колец. А также более прозаические бунзеновские горелки и прочее. Но на всем этом лежал толстый слой пыли, как если бы на весь этот замечательный мусор в последние несколько десятилетий никто даже и не посмотрел. Скептик по натуре, как, впрочем, и по воспитанию, Логан не мог отделаться от мысли — неужели всеми этими вещами когда-то пользовался Пауль Эрлих? И вдруг в углу он заметил деревянные ящики, поставленные друг на друга. Осторожно снял верхний и поставил на пол. Внутри он увидел замечательные старые бутылочки с химическими реактивами, причем каждая аккуратно завернута в пожелтевшую от старости газету. Содержимое их частично испарилось; на некоторых он все-таки увидел надписи, например, гидроокись алюминия. На других приклеены ярлычки, почерневшие от времени, с еле заметными буквами. Вспомнив, что он здесь уже слишком долго, что начался ленч, Логан стал осторожно заворачивать бутылочки, но неожиданно задержался, заметив дату на газете — 7 июля 1916 года. Интересно, что связано в истории с этим днем? Может, в полном разгаре была какая-нибудь ужасная битва, может — позорное сражение на реке Сомме. И немецкий народ вынужден был пойти на еще более великие жертвы во имя своего кайзера и его прославленной армии? Логан взял еще одну газетную страницу, но тут заметил листок разлинованной бумаги в углу ящика. Он взял и разгладил его. «25 ноября 1916 года». И очень убористая запись карандашом. Его внимание привлек рисунок внизу: два одинаковых шестиугольника с одной общей стороной и из них — отростки, как бы проросшие друг в друга, добавочные сульфонатные молекулы. Он глубоко вдохнул тяжелый, застоявшийся воздух. То, что он держал в руках, не поддавалось логике. Это примитивная версия соединения Q! Очень осторожно Логан свернул страницу, сунул в карман и поставил бутылочки обратно в ящик. Через пять минут он присоединился к группе. * * * Сабрина всегда умела прекрасно скрывать свои чувства, и у Джона Рестона не было никаких оснований заподозрить, что она была против включения его в этот проект. Философия, на которой она строила свои отношения с другими людьми, была проста — не создавай лишних проблем. А в научном сотрудничестве гармония в группе очень важна, даже если, как это нередко случается, она вынужденная или искусственная. Теперь Сабрина убедилась, что они на верном пути. Пока Логана не было, они с Рестоном почти всю субботу просидели как приклеенные у компьютера. Да, парень действительно был таким же умным, каким и старался казаться. И то, что раньше она считала эгоистичностью, теперь воспринималось как мужская уязвимость. Это даже подкупало, если отнестись к этому качеству по-доброму. Они понимали друг друга с полуслова, отлично знали, что именно в их работе способно вызвать нарекания, — конечно же, молодость, и еще тот факт, что попытка использовать соединение Q при лечении спида провалилась. Серьезная оппозиция вполне вероятна, следовательно, их предложения должны быть почти безупречны. Надо тщательно проанализировать, чем отличается протокол, над которым они работали, от тех, что были раньше. И для его успеха продумать разумные убедительные аргументы. Как и Логан, Сабрина нашла доказательства в пользу соединения Q, она мучилась несколько недель, но только теперь, когда Рестон заложил их в компьютер, увидела, что эти аргументы выстроены с максимальной эффективностью. Джон действительно одаренный редактор, а для врача это редкое качество. Сабрина понимала: Логан прав, участие Рестона могло сыграть решающую роль в их деле. К середине дня они закончили проект в общих чертах, уместившийся на шести страницах. — Ты здорово владеешь словом, Рестон, — сказала она, прочитав текст. — Все потрясающе ясно.