— И то, и другое, — сказал Роджер. — Речь идет о жизни Рочелл, но, кажется, никто в этом проклятом месте не может этого понять! Логан кивнул. — Я слышал, вы раньше говорили, что у вас такое чувство, будто вы теряете над собой контроль. Я понимаю это. И думаю, мы оба должны постараться быть чуткими. Со своей стороны я обещаю, что буду стараться. Логан объяснил, что он тоже рассчитывает на помощь с их стороны. Если изложить коротко, они не должны доставлять ему проблем по выполнению протокола. — Ну ладно, мы уже согласились на химию, — быстро проговорил Роджер. — Вам этого мало? Логан постарался не показывать раздражения. Именно это беспокоило его больше всего. — Ну что вы, — спокойно ответил он, — спасибо. Во всяком случае, на данный момент так оно и было. — Я буду вас вести и приду завтра. Рочелл благодарно посмотрела на него. — Спасибо, доктор Логан, — сказала она тихо. Итак, подумал он, позволив себе улыбнуться, выходя из ее палаты, может, вот так и надо ладить с этими двумя? Разделять и властвовать. Он все еще продолжал улыбаться, когда увидел Шейна, выходившего из палаты напротив. — Вы производите впечатление весьма удовлетворенного человека, а не такого, что трудится без сна и отдыха. Логан понял с облегчением, что Шейн не знает о его визите к Стиллману. — Но на самом деле, сэр… — Сеф. Я же хороший парень, вы забыли? — На самом деле, Сеф, мне правда это нравится. — Услышать такое от человека, только что вышедшего из комнаты ужасов, — он кивнул в сторону палаты Боудин. — Она, кстати, на попечении Ларсена. — Стараюсь делать все, что от меня зависит. Я придерживаюсь теории, что в каждом человеке есть что-то хорошее. Шейн похлопал его по плечу. — Ах, какой оптимист! У нас здесь таких немного. — Он помолчал. — Итак, значит, дела у вас идут хорошо? Но я не давал вам списка доброжелателей. — Нет. Шейн засиял. — Ну что ж, продолжайте действовать согласно своей ненормальной теории. Я собираюсь вас принять. * * * Логан всегда удивлялся, когда его называли трудоголиком. Хотя в кругах с колоссальной конкуренцией, где он работал, такая характеристика могла оказаться полезной. И он никогда не пытался изменить столь неверное восприятие своей личности. Правда заключалась в том, что в нем, как и в других, могли разочароваться. Карпэ, к примеру, был достаточно осторожным. Круг общения мэтра молодой врач находил весьма соблазнительным — взять хотя бы альбом с яхтами его пациентов. Этот альбом великий Карпэ вынул из стола во время одной из встреч. И Логану нетрудно было мысленно представить себя нежащимся на палубе чьей-то яхты в Средиземном море. Прошло три недели, прежде чем у Логана наконец-то появились два свободных часа. Он собирался поехать в магазин и купить какую-нибудь мебель, так как, кроме кровати, старого стула, оставшегося еще со времен учебы в колледже, и пары книжных полок, в квартире ничего не было. Но его отвлекла очередная серия повторного показа сериала. Потом больше часа лежал в ванне, читая странную книжонку в мягкой обложке о летчиках-асах Первой мировой войны, которую нашел, распаковывая багаж. Вообще, какого черта, решил он, мебель может и подождать. Взяв воскресный выпуск «Вашингтон пост», он направился в маленький парк, через который проходил каждое утро по дороге на работу. Как выяснил Логан, парк официально назывался Ричард Аллен Смит Парк и был именно тем местом, где лучше всего проводить такой ленивый летний день. Высокая трава, тенистые деревья, знак «Уберите за собаками», к которому, кстати, относились с уважением. Он забрался в глубину парка, разделся, лег на траву, щурясь на пробивающиеся сквозь деревья солнечные лучи. А со спортивной площадки в ста ярдах от него доносились удары по мячу, приглушенные крики, подбадривающие то подающего, то отбивающего, удары мяча о стенку и вопли радости. А еще ближе, на закрытой игровой площадке слева, малыши на качелях, на горках, визги, крики радости, шум, возня. Казалось, все это было за пределами его понимания. Логан оперся на локоть и стал смотреть на площадку. Он заметил, что множество малышей были с отцами. Он мог бы заключить безопасное пари с самим собой, что большинство из них — разведенные. Дети казались невероятно прелестными, но, Господи, как они назойливы! Неужели он тоже когда-нибудь будет отцом? Дэн всегда воспринимал это как должное, все равно рано или поздно придется. Но лучше позже, после того как он сделает все, что нужно в институте. Он открыл газету и стал просматривать раздел новостей. Мелькнул заголовок «ВРАЧИ ЗАЯВЛЯЮТ О БОЛЬШОМ ШАГЕ ВПЕРЕД В ЛЕЧЕНИИ РАКА ПРОСТАТЫ». Статья начиналась так: «Исследователи Ракового центра Мемориал Слоан-Кеттеринг в Нью-Йорке сообщают, что сочетание радиации с большой дозой химиотерапии дает потрясающие результаты у пациентов с тяжелой стадией рака простаты. Курс лечения докторов Джонатана Шрайбера и Кеннета Ротнера проходят тридцать восемь пациентов, считавшихся неизлечимыми. Мы потрясены полученными результатами, признался доктор Шрайбер, сообщив, что их группа планирует начать еще более сложное лечение». И еще шесть или семь абзацев в том же духе, но Логану хватило и этих. Он лично не знал упомянутых врачей. Да ему это и не надо: их игра вполне ясна. Исследования по лечению предстательной железы — направление, по которому трудно выбить фонды. Ни организованного лобби, ни особой привлекательности темы. И, если бы они сами не звонили во все колокола, кто вообще бы вспомнил про это? Суть проблемы — в самой прессе. Падкие на лесть и внимание известных врачей, журналисты чаще всего увязали в этой политике от медицины, ничуть не заботясь о точности фактов. Научатся ли эти ребята когда-нибудь работать? Сколько раз подобные писаки кричали о «крупных достижениях» и «близких победах»? Они никак не хотели понять, что чудеса в медицине, вроде пенициллина Флеминга или вакцины Солка, в лучшем случае выпадают на жизнь одного поколения. Однако запущенная машина средств массовой информации продолжала взбивать пену. Можно ли забыть шумиху вокруг интерферона? А сколько раз пресса находила лечение от рака, правда, не со стопроцентной уверенностью. Когда же все убеждались, что очередное лекарство оказывалось халтурой, пресса все равно не унималась, а работяги-врачи, первыми поняв безрезультатность очередного «открытия», вынуждены были бороться еще и со взрывами отчаяния, увы, неизбежными в подобных ситуациях. Дело в том, что истины, именно истины, и не было в отчетах журналистов: прогресс в лечении рака ничтожен, работа продвигалась безумно медленно. И вообще пресса предпочитала писать о медицине в духе высокой драмы, как обо всех сферах, где шло противоборство. «Война с раком», «Борьба против детских болезней, калечащих ребенка» или «Продолжается борьба против болезней сердца». И никогда никому не приходило в голову, что только одна противоборствующая сторона действует сознательно, а злокачественные клетки понятия не имеют, что они с кем-то борются. Логан лежал на траве, закрыв глаза, и улыбался. Забавно, пресса почти всегда заставляла его чувствовать жалость к раку. Эти бесконечные поиски начал добра и зла только назойливо дразнили эту бедную, несчастную болезнь. — Эй, простите! — Дэн открыл один глаз, прищурился, неясно видя чей-то силуэт. Парень с бейсбольной перчаткой склонился над ним. — Да? — Не хотите поиграть? — Он кивнул в сторону площадки. — Двое парней ушли. Предложение показалось соблазнительным. В свое время Логан неплохо играл. — Не знаю. — Он поднял босую ногу. — Я как-то не очень для этого одет. — Да не волнуйтесь, мы же не профессионалы. — А найдется для меня перчатка? — Можете взять мою. Логан оказался одним из лучших игроков на поле. Все держались очень напряженно, потому что играли мало, только по выходным, и было забавно смотреть, как они буквально готовы были вцепиться друг в друга при каждом неверном шаге или упущенной возможности. При двух первых подачах они вообще игнорировали Логана и задвинули его в самый дальний угол, но, когда он наконец добрался до биты и сделал потрясный удар, его тут же возвели в сан героя. Чуть позже он сидел на шаткой скамейке рядом с Робби. — Хороший удар, вы берете мяч так же здорово, как и бьете. — Это зависит от того, трудный ли мяч. — Я хочу вас передвинуть вперед. — Согласен. — Вы отсюда? Мы играем здесь каждое воскресенье. — Я только что переехал. — Да? Так вы работаете на правительство? Никогда раньше вопрос не формулировался так честно. — Да, похоже, что так. Я врач из института рака. Это произвело впечатление на нового знакомого, и он присвистнул. — Неплохо. — А вы? — Я — адвокат. У нас тут четыре или пять юристов. А также парочка помощников из конгресса и несколько бухгалтеров. Мы все здесь живем. — Он помолчал. Вдруг его осенило. — Да, у нас есть и доктор, Брюс Райан. — Он указал на длинного, как рельс, парня в очках, который тренировался на третьей линии. — Я вас познакомлю. Во время подачи он выполнил свое обещание. — Итак, — сказал Брюс Райан, — значит, вы в институте рака? — Логан заметил, что в этой фразе прозвучал мрачный вызов, а не тепло по отношению к коллеге. — Да, а вы?