– А потом я поеду домой, – твердо сказала я. – Я хочу встретить Новый год с Вадиком. Этот Новый год я запомню надолго. Я мертвецки напилась и принялась пускать петарды с балкона, потом накинула норковый полушубок и спустилась вниз с петардами и бутылкой шампанского в руке. Во дворе моего дома я продолжила запускать петарды, откупорила бутылку шампанского и принялась громко петь, подпрыгивая и размахивая руками. При этом я умудрилась задеть чей-то «Форд», который не замедлил взреветь оглушительной сигнализацией. К тому же в разгаре собственного веселья я нечаянно не то локтем, не то бутылкой разбила стекло машины: оно мгновенно покрылось паутиной трещин. Но я ничего не замечала и продолжала петь «Раскинулось море широко». Короче, кто-то из тех, кого обеспокоили мои крики и рев машины, вызвал милицию, стражи порядка приехали и увезли меня в отделение. Я проспала в обезьяннике до утра. Проснувшись, как водится, ничего не помнила. Хуже всего было то, что вместо полушубка из бархатно-серой норки я обнаружила себя в кроличьей кацавейке. При этом в милиции уверяли, что именно в этом меня забрали с улицы. – Я в таком вообще не хожу, – обиделась я. – За кого вы меня принимаете? – А за кого я вас должен принимать? – делано удивился майор милиции Старков Виктор Александрович. – Вы… – он заглянул в бумаги, лежащие перед ним на столе. – Гражданка Кравцова Маргарита Николаевна. Или я ошибаюсь? – Не ошибаетесь. Но полушубок не мой. – Вы попытались взломать и угнать машину, принадлежащую гражданину Аветесяну Машуку Аслановичу. Было дело? Я рассмеялась. – Что за бред? – Какой бред! – и Старков потряс бумагами передо мной. – Вот подписи свидетелей. А вы тут о каком-то полушубке толкуете? Вам уголовное дело светит. Я закусила губу. – Понятно, – выдавила я. Поладили мы миром. Старков отпустил меня. Машук Асланович, которого я и в глаза не видела, обещал забрать свое заявление вместе с подписями свидетелей. А полушубок мой где-то сгинул, и вопрос о нем, как я поняла, поднимать даже и не стоило. Дома я разразилась злыми бессильными слезами. Динка сразу приехала меня утешать. – Я не могу-у так! – рыдала я. – Надо мной издевается даже какой-то паршивый мент. – Ты сама говорила, что он – майор. – Ага! Мент паршивый. – Зачем ты связалась с этим кавказцем? Да еще пыталась угнать у него машину. – Дура ты! – рассердилась я. – Не связывалась я с ним. Просто случайно задела этот паршивый «Форд», и у него сработала сирена. Вот и все. Понятно? А он уже собирался против меня дело возбуждать. – Радуйся, что так дешево отделалась. – Полушубок мой стибрили. Придется теперь в старом ходить из рыжей лисы. Он уже порядком поношенный. – Купишь новый. – Мне этот был дорог. – А жизнь и свобода тебе не дороги? – Ну ты загнула. – Ничуть! Не знаешь, как у нас все делается. – Не знаю, – огрызнулась я. – Тогда живи – и радуйся. Хочешь, приезжай к нам. У нас весело. Мишка уехал к отчиму и матери. Дети сидят в комнате. Телик смотрят. Я одна. – Весело, потому что Мишки нет? – Не остри! – осадила меня подруга. – Все лучше, чем сидеть и реветь пьяными слезами. – Оставьте все меня в покое, – завопила я. – Дайте провести человеку новогодние праздники так, как он хочет. – Не приедешь? – Нет, – отрезала я. – Не приеду. – Жаль! Я пожала плечами и выдавила кривую улыбку. Динка уехала, а мне стало в сто раз хуже. Получается, я наказала саму себя. Надо было поехать и побыть у нее, повозиться с Сенькой и Даней. Детишки бы меня успокоили, отвлекли от собственных проблем. Так нет, я разозлилась на Динку, а сделала плохо себе. В таких терзаниях-метаниях я провела два часа, бесцельно слоняясь по квартире, хватаясь временами за пульт телевизора и беспорядочно прыгая с канала на канал. К вечеру я решила поехать развеяться в какой-нибудь клуб, чтобы только не провести праздничную ночь в одиночестве. Я быстренько накрасилась, оделась и припарковалась у первого клуба, который попался мне на глаза. Там стоял шум, гвалт, была тьма народу – то есть это было то, что мне в данный момент и требовалось. Вскоре ко мне приклеился один парень лет двадцати семи, ничего особенного, с суетливыми манерами и плоскими шутками, которые он вставлял к месту и ни к месту. Он подсел ко мне за столик и заказал бутылку шампанского, несмотря на то что я осушала уже второй бокал вина. – Выпьем? Я присмотрелась к нему. Если убрать жидкие волосы, к тому же не мытые, кривую ухмылку и тонкие губы, для связи на один раз он мог вполне сойти. – Не против! – махнула я рукой. – Мерси. После того как мы осушили бутылку, он напросился в гости, напирая на то, что в новогодние праздники обычно случаются романтические встречи и страстные свидания. В нем романтичности было столько же, сколько в убийце – доброты, но я не стала возражать, потому что внезапно решила, что легкое приключение – это то, что мне жизненно необходимо, чтобы развеяться и встряxнуться, чтобы забыть предательство Вадика и новогоднюю ночь, проведенную в кутузке. Степан, как звали моего нового знакомого, в машине продолжал разыгрывать из себя остроумного весельчака, хотя мне хотелось сказать ему: «Эй, парень, пожалуйста, заткнись и дай мне спокойно вести машину». И все закончилось настоящим кошмаром. От выпитого вина, возбуждения и желания показать себя крутым мачо Степан полностью оконфузился. Я лежала в постели, натянув простыню почти под подбородок, и молчала. Он лежал рядом и смотрел в потолок. – Дай сигареты, они лежат на тумбочке, пепельница – там же, – сказала я, даже не повернувшись к нему. Он кинул мне сигареты, и я закурила. – Ты, наверное, думаешь… – начал он. – Заткнись! – рявкнула я. – Я ничего не думаю. Мне только думать сейчас не хватало. Он тоненько захихикал, а потом захлебнулся кашлем. – Иди в ванную или на кухню. Выпей воды. – Обойдусь без твоих советов. – А мне кажется, советы тебе бы не помешали. Он развернулся и расчетливым движением ударил меня по щеке: больно, с силой. Я охнула и приподнялась в постели. – Выметайся, ублюдок, из моей квартиры! Быстро! А то я за себя не ручаюсь. Он накинулся на меня с кулаками. И здесь лютая шальная ярость ударила мне в голову. Я схватила торшер, стоявший у кровати, и с силой заехала ему в грудь. Он свалился на пол, и тут я нанесла ему второй удар по голове. Несильный, но такой, чтобы он понял: со мной шутки плохи и лучше не связываться, а сделать так, как я сказала, то есть унести ноги подобру-поздорову. И чем скорее, тем лучше. Но он лежал без движения, и я на какую-то долю секунды испугалась, что переусердствовала и забила парня до смерти. Но тут он слабо шевельнулся и что-то пробормотал, и я вздохнула с облегчением. Теперь мне нужно было вытащить его из моей квартиры, не дожидаясь, когда он придет в чувство и будет готов к новым подвигам. Одной тащить такую тушу мне было явно не под силу, и я решила попросить о помощи соседа, пенсионера шестидесяти восьми лет – бывшего преподавателя русского языка и литературы. Семь лет назад его жена Тамара, которая была моложе Егорыча лет на десять, завела себе любовника – полковника в отставке и уехала к нему в Архангельск. C тех пор Егорыч жил один и пил горькую, нигде не работая. Я молила только о том, чтобы он был дома и был трезв. Два взаимоисключающих желания. Но мне повезло. Наверное, моя удача – двуликая богиня – решила повернуться ко мне светлым ликом. Он находился в своей квартире и встретил меня громким возгласом. – С Новым годом, прекрасная Маргарита! – взмахнул он рукой. – С новым счастьем! – Взаимно, Егорыч. У меня счастье сейчас перед кроватью валяется, не поможешь мне его на улицу вытащить? – Ты о чем? – не понял он. – Мужик один в отключке лежит. А когда он очухается, мне с ним разбираться недосуг. Была бы премного благодарна за помощь. – О чем речь. Сей момент. Увидев Степана на коврике, Егорыч покачал головой. – Эдак мужика уездила. Ты хоть бы о нем подумала, а не о своих утехах, Маргарита. Ты такая же ненасытная и невоздержанная, как твоя тезка Маргарита Наваррская. – Егорыч, ты мне бодягу не гони. Тут не об утехах речь, а о том, что он ко мне с кулаками полез. А мне пришлось его торшером приложить. Усек? – С женщиной драться, конечно, нехорошо. – Вот и я о том. Слава богу, ты меня понял. Теперь одень его; мне до него и дотрагиваться-то противно, бери его за руки, а я за ноги и понесли вниз. Хорошо, если нас никто не увидит, а то подумают, что мы труп несем. Кое-как мы спустили Степана вниз, я залезла к нему в бумажник; нашла записную книжку с адресом; поймала машину и объяснила, куда его надо доставить. И предупредила, что если водитель отвезет его не по назначению, у него будут большие неприятности, потому что номер его машины я записала. Для большей убедительности Егорыч достал засаленную квитанцию из треников с пузырями на коленях и огрызком карандаша записал номер. Когда машина отъехала, он подмигнул мне.