– Держи свою бутылку. Он открыл лимонад и отпил из горлышка. Его кадык дергался. Я отвернулась. – Пей. – Не хочу. – Не упрямься. И тогда он одной рукой запрокинул мою голову, а другой приставил бутылку ко рту. Я послушно открыла рот и сделала глоток. Потом – второй. В горло полилась приятная жидкость с прохладными пузырьками. Резко дернувшись, я освободилась от его руки, которой он придерживал мою голову. – Ты эти свои штучки брось. – Ты просто дура! Хочешь пить и кочевряжишься. – Я не хочу. – Ты нервничаешь, а раньше, когда нервничала, всегда хотела пить – выпивала по целому литру кваса. – Спасибо за напоминание. – Не за что! – сердито сказал он, снова прикладываясь к бутылке. Я сидела и смотрела на этот подрагивающий кадык и чувствовала себя глубоко несчастной. Мне ужасно хотелось, чтобы он еще раз приложил твердую ладонь к моей голове и в груди бы разлился сладкий холод. Кажется, я безнадежная идиотка! Бежать, бежать – стреляло в висках. Куда-нибудь подальше – в свою спасительную квартиру, где можно натянуть на голову одеяло и где в кухонной раковине еще стоят немытые чашки после пиршества с господином Эрнстом Кляйнцем. Я тряхнула головой. – Мне надо домой. Мне могут звонить. А я шляюсь черт-те где. Моему молодому человеку это не понравится. – Я тебя отвезу, – быстро сказал Игорь. – Ты передал мои ключи? – Да, – он говорил быстро, отрывисто, я знала, что это его манера, когда он сердится. – Машина уже по дороге к твоему дому. Так что скоро будет там. Машина резво взяла с места, как застоявшаяся лошадь, и я резко откинулась назад. – Осторожней! А то я сломаю позвоночник об твое кресло. Он что-то пробормотал сквозь зубы, но что, я не расслышала. – Зачем ты приехал в Москву? – Затем. Разговор получался дурацким, ерническим и каким-то неправильным. Я закусила губу. – Я серьезно. – Я тоже. – Ты можешь говорить нормально? – Нет. Мы ехали в молчании, хотя мне так о многом хотелось его расспросить. Но каким-то шестым чувством я понимала, что разговора не получится, что он выйдет скомканным, как рекламная бумажка перед тем, как ей полететь в мусорное ведро, и поэтому благоразумно молчала. На меня косились, но ничего не говорили. – А ты красивая! – Вот как! – непонятно почему разозлилась я. – Ты только что заметил это? А восемь лет назад не замечал? Ответом мне было молчание, и я вытянула вперед ноги, упершись ими в дно машины. Мои красивые длинные ноги в белых сапожках. Могу ли я спросить его о том, как у него сложилась жизнь там? И есть ли у него семья? Или мои вопросы будут ужасно неприличными и глупыми, и он сразу поймет, что все эти годы я… Я закусила губу. – Можно побыстрее? – Торопишься домой поскорее попасть? – Да. Тороплюсь. – Доставлю с ветерком. В самом лучшем виде. Остаток дороги я тупо смотрела в окно. Бело-черный пейзаж не прибавлял оптимизма. Более того, так хреново я себя давно не чувствовала. Даже когда узнала, что Вадик сорвал мне Новый год. – Что-то интересное? – услышала я рядом. – Где? – За окном. – Деревья, дорога, одиночные идиоты-автомобилисты вроде нас. Еще перечислять? – Достаточно. Ты-то как? К тебе не подступишься. Сидишь, нахохленная, и ни о чем говорить не хочешь. – А ты хочешь, чтобы я вывернулась перед тобой наизнанку после восьми лет твоего отсутствия? – искренне изумилась я. – Ну ты даешь, дорогой товарищ, – и я захохотала. – Заткнись! – Что? – Заткнись, говорю. И не истери. – Слушай, дорогой Игорь Васильевич! Ты в мою душу не лезь и там не ковыряйся своими пальчиками. Ты лучше своим сыном займись. Мальчишка без отца растет. Его руки с силой сжали руль, и мне показалось, что сейчас он влепит мне пощечину; инстинктивно я схватилась за щеку и дернула головой. Игорь резко затормозил, и я заорала, стукнувшись лбом о стекло. – Какого черта! – Приехали! Я рванула дверцу и чуть не вывалилась на тротуар. – Ты телефон свой оставь! – А пошел ты… Машина отъехала, и я даже не обернулась. Злые слезы обиды застревали в горле, и от этого было трудно дышать. Было ощущение, будто я нахожусь в космосе, где полностью отсутствует кислород. Я шла как пьяная, не помнила, как оказалась в холле, как открыла дверь своей квартиры и очутилась в коридоре, где и дала волю своим слезам. Сняв полушубок, я кинула его в угол коридора и стащила с себя сапоги. Не успела я дойти до ванной, как раздался звонок телефона. Пошли все, подумала я, заливаясь слезами. Эта встреча, так некстати, так невпопад и так… неожиданно. – Рита! – глубокий бархатный голос прорезал комнату. – Рита! Где ты? Я тебе звонил три раз, но ты – нет. Я очьень хачу тебя увидеть… – Голос замер, и я застыла на месте. В памяти возник грубый серый свитер, в который так хорошо утыкаться, когда у тебя неприятности, и чувствовать себя маленькой девочкой, которой обязательно помогут; слабый запах одеколона, такой ненавязчивый, твердый подбородок и мягкие губы, и еще руки – тяжелые, неуклюжие, но такие надежные… Он все-таки не утерпел до завтра и приехал за своим «Фордом», чтобы подняться ко мне и напроситься в гости. Так ему хотелось меня увидеть. Я сглотнула. Хотелось кинуться в комнату и сорвать трубку… Но что-то мешало. Гордость? Страх более близких отношений? Страх… влюбиться? Встав с пола, я побрела в ванную. Сполоснув лицо холодной водой, я подумала, что Игорь, как злой демон, появился в тот момент, когда я этого меньше всего ждала. С Игорем мы познакомились, когда я училась на третьем курсе. Нас познакомил общий друг, мы сидели в кафе – так, легкая трепотня ни о чем, но уже было какое-то предчувствие – мы не отводили друг от друга взгляда, но нам было этого мало, и мы уже хотели остаться вдвоем. Без третьего лишнего. Воздух вокруг нас был просто наэлектризован, даже тот, третий понял это и, сославшись на какие-то дела, ушел. У Игоря была свободная квартира – его мать с отчимом жили отдельно, и он повел меня туда. Там, в холостяцком флэте со стильным музыкальным центром, навороченным компом, черно-белым диваном и огромным зеркальным шкафом, я узнала подлинное блаженство впервые в жизни. Игорь был искусным любовником, а я – послушной ученицей. Каждый день я приезжала к Игорю и оставалась у него до утра. Уже тогда я понимала, что мы – разные. Оба с характерами и не хотим друг другу уступать. Хотя я все-таки шла первой на примирение и просила у него прощение. Динке я прожужжала про Игоря все уши, и наступил момент, когда я познакомила их. Динка влюбилась в Игоря отчаянно и бесповоротно. Она то бледнела, то краснела, когда виделась с ним, и это не ускользнуло от Игоря. Он подшучивал над ней, на мой взгляд, довольно жестоко, но она все глотала, лишь бы не рассердить его. И когда мы однажды крупно поссорились, он сказал мне: – Смотри! Я не люблю таких упрямых женщин. А то женюсь на твоей подруге. И помни: я предупредил тебя. – И что? – похолодела я. – Женись на ком хочешь! Мне-то что?!