— Сент, ты игрок, подобного которому этот город никогда не видел. — Это то, что видит мир. А что видишь ты? — Он смотрит на меня с любопытством, начиная хмуриться. — Тахо устраивал для меня тысячу и одну вечеринку. Мне было весело. Вот что видели люди. Что я напивался и меня окружали девушки. Я тоже хмурюсь. — Тахо просто надеется, что ему тоже перепадет. И он так поступал, потому что думал, что тебе только это и надо. — Но это не так. Верно? — Он пристально смотрит на меня. — Каждый уик-энд там собиралась сотня доступных женщин. Я мог бы выбрать любую. Без всяких условий и заморочек. Я хотел их. Снова и снова. Я резко вдыхаю, и внезапно меня начинает тошнить при мысли о его руках на ком-нибудь. — Но прямо здесь я целовал единственную. — Он касается уголка моего рта, взгляд все еще серьезен. — И хочу ее все сильнее. У меня дерет горло, как будто я проглотила мышьяк. Я не имею права ревновать. Но не могу ничего с собой поделать — ревность как комок горечи внутри живота. — Держу пари, твои поклонницы чего только не умеют вытворять в постели. — Верно. — Его ответ мягок, как перышко. Сент проводит подушечкой пальца по уголку моих губ, а затем откидывается на спинку сиденья и смотрит на меня спокойно и почти благоговейно. — Но ни одна из них не разговаривала со мной так, как ты. Всем нужны деньги или слава, но никто не попросил меня спасти мир. Никто не нуждался в моем утешении. Они смотрели на меня с вожделением, но никогда так, словно я — место, где солнце заходит и восходит. Передо мной девушка, которая не знала, во что ввязывается. Девушка, которую я не могу забыть. Что ты видишь, когда смотришь на меня? — Я вижу тебя. У меня нет других слов. — Мои друзья видят парня, который подставился из-за девушки. — Он наклоняется вперед и запрокидывает мою голову назад костяшками пальцев так, чтобы поймать мой взгляд. — Они готовы веселиться, когда я этого хочу, но они также знают, что я представляю собой гораздо больше, чем то показное дерьмо. Мы знакомы с десяти лет. Они знают меня... и я думал, что ты тоже. — Его глаза темнеют. — Но ты совсем не знала меня, Рейчел. По-твоему, я заслужил, чтобы ты играла со мной? Ты думала обо мне то же, что все остальные, а все это время я был с тобой искренним. Я опускаю взгляд, поскольку на меня снова наваливается тяжесть сожаления. — Я боялась поверить, что это правда. Что ты устанешь от меня и захочешь чего-то нового... группового секса с четырьмя сразу... что на Земле не будет силы, которая сможет обратить на меня твой взгляд. Он тихо смеется. — Я не собираюсь отводить взгляд. — Выражение его лица смягчается, когда он смотрит на меня сквозь ресницы. — Я подсел на тебя. Мои друзья знают, что я настроен серьезно. — Как и мои, — шепчу я и смотрю на него. — Сент, я не ненавижу твоих друзей. Мне нравятся твои друзья. Я просто не хочу, чтобы твои друзья дурили голову моим подругам. — Если ты имеешь в виду Тахо и Джину... — Именно их я и имею в виду, — говорю я, когда начинаю слезать с него, размахивая руками в воздухе, но он ловит их и прижимает к своим коленям. — Это не наше дело. — Тахо — игрок. Путешествует по всему миру с шампанским и голыми стюардессами. Он привык получать желаемое. — Неужели? — Да. Он привык, что его одновременно ублажает несколько женщин, доставляя всевозможные виды сексуального удовольствия, включая совместный минет. Как Джина может конкурировать? — Как она может? Против нескольких сразу? — мурлычет он, но выглядит довольным. — Видишь? Это невозможно. И она... хорошая девочка. У нее нет и шанса выстоять против парней вроде него. — А у парней вроде нас нет ни единого шанса с умной, хорошей девушкой, которая хочет большего, чем быстрый… перепихон… — Он дьявольски вскидывает брови. — У тебя есть все шансы. Ты сбиваешь меня с ног всего одним поцелуем в уголок рта. Он наклоняется ко мне и проводит губами по моему рту. Каждый уголок моего тела откликается на этот самый совершенный поцелуй. Зажмурившись от нахлынувших эмоций, я выдыхаю: — Я надеру ему задницу, если он обидит Джину. Когда я открываю глаза, взгляд Сента устремлен на меня. — Я сам надеру ему задницу, Рейчел, — уверенно отвечает он. ГЛАВА 21 Празднование Мы сидим на террасе Грешника и празднуем победу, разговариваем, напитки льются рекой. Джина, Уинн и я отдыхаем на свежем воздухе у чистейшего голубого бассейна, а Сент с парнями обсуждают игру у бара. Вскоре Тахо начинает жаловаться на своего тупого управляющего хедж-фондом и на то, что его капитал уменьшился почти в два раза. — Ну правда, — кричит Джина со своего места, — приглашаю тебя поработать как-нибудь в моем шикарном универмаге. Махнемся! Даже при половине твоего богатства я смогу целый день бродить там и делать покупки. — Затем язвительно добавляет: — Ты все равно никуда не годишься. Ощущение, что ты до сих пор в детском саду. — Я окончил Принстон, — возражает он. — Тогда у тебя не возникнет проблем с поиском работы, если твои нефтяные скважины иссякнут. — К тому времени, как это случится, ты уже будешь дряхлой старухой, — уверяет Тахо. — Боже, мужчины, — хмурится Джина, когда снова поворачивается к нам. — Мы королевы, когда им нужно присунуть. Но как только их организм насытиться сексом, мы превращаемся в ничто. — Она качает головой. — Женщинам нужна причина, чтобы заниматься сексом, мужчинам — место. — Между ног, — бормочет Уинн. Я разражаюсь смехом, но Джина продолжала хмуриться и говорит нам двоим: — Клянусь, сиськи — это, наверное, единственное, с чем может справиться такой парень, как Тахо. Да и то их две, а это для него слишком большое число. — Эм, а почему бы тебе не проверить? — Уинн дерзко подталкивает ее локтем. Я замечаю, что Малкольм наблюдает за мной, пока его друзья продолжают говорить с ним, и яростное жжение вновь начинает разрастаться в моей груди. Сент — это импульс. Движение. Он человек, который всегда стремиться вперед, желая большего. Куда он нас приведет? Где он видит нас? — Ах ты, чертов хитрый пес! — Тахо кричит в сторону Сента. — Перестань пялиться на свой сочный маленький бифштекс, как будто не слюнявил ее весь день! — За моих воспитанных друзей, умеющих держаться в приличном обществе. — Сент поднимает свой бокал, салютируя мне. Уголки его губ приподнимаются, и улыбка касается глаз. Тахо бросает на меня взгляд, в котором смешиваются восхищение и раздражение. — Отвечаю, ты для него как самый любимый яд, женщина. — А мы отвечаем, — Джина указывает на Уинн, — что он ее любимый крэк! Пока наши друзья смеются, мне становится жарко под взглядом Малкольма. Он смотрит не улыбаясь и не смеясь, просто обжигая меня своими зелеными глазами на точеном лице. Каллен прочищает горло, когда замечает наше молчаливое общение. — И как, Сент, нравится тебе твой новый поводок? Тахо хихикает. — Заткнись на хуй, — рычит Малкольм. От такого тона, вероятно, писаются элитные бизнесмены в зале заседаний. Но, будучи друзьями с детства, Тахо и Каллен просто смеются сильнее. — Что тут смешного? — спрашивает Джина, как будто не расслышала. Тахо подходит и отвечает ей с легким южным акцентом; его глубокий голос звучит лениво и, должна признать, это чертовски сексуально. — Мы скорбим о потере нашего дорогого брата из-за самой могущественной силы на этой земле. — И что это за сила такая? — с любопытством интересуется Джина, кокетливо наклоняясь к нему. Тахо что-то шепчет ей на ухо. Я слышу резкий звук удара кожи о кожу, понимая, что Джина игриво шлепнула Тахо по руке. Парни ржут, все, кроме Малкольма, который не смеется, но его идеальные губы формируют совершенную ухмылку. — Простите, дамы, — извиняется Тахо. — Но вы сами спросили. — Мы и так знаем, что мужчины думают только о сексе, — хмыкает Джина. Ее фирменный реализм, то, что другие называют сарказмом, отяжелеет ее слова. — Почему ты так говоришь? — спрашивает Тахо, посерьезнев.