Следуя за ним, я иду к самому краю крыши, где позади ограждения открывается завораживающий вид на озеро. Серебряная лунная дорожка дрожит прямо по центру водной глади. Он смотрит на воду, а я краем глаза наблюдаю за ним самим. У меня сохранены тысячи его фотографий, но ни одной такой. Задумчивый. Открытый. Таким он не показывается на камеру, таким он не предстает ни перед кем. — Твои друзья внизу не будут по тебе скучать? — спрашиваю я тихонько. — Они знают, что я занятой человек. А еще они знают, что я ценю уединение, когда в соответствующем настроении, — он изучает меня взглядом, в котором отражается лунный свет. — У меня сегодня свидание с этим твоим голубым платьем. — А вот и нет, — но вся кровь резко устремляется вниз живота. — У меня не было намерения знакомить его поближе с твоим смокингом. — Было, еще как было. Он берет меня за руку, теплые пальцы обхватывают мою ладонь. — Сейчас у меня как раз настроение уединиться. Внутри все сжимается, когда он притягивает меня ближе. Малкольм немного поднимает руку, оставляя ладонь на моем лице, поворачивая меня в своих объятиях так, чтобы мы оба стояли лицом к озеру. Даже за те несколько месяцев, что мы были вместе, я не привыкла к таким объятиям. Стою и впитываю, запоминаю ощущение близости к кому-то насколько больше меня, настолько сильнее. Так мы и стоим. Воздух над водой кажется наэлектризованным. Он проводит рукой по моим волосам, и движение такое приятное и опьяняющее, что я не смогла бы двинуться, даже если бы захотела. Он, очевидно, в курсе того, какое влияние оказывает на меня. Но он тоже кажется под впечатлением, весь напряжен. — Я хотел показать тебе это. Видишь озеро? Ветром приносит его запах, я сглатываю, почти чувствуя его вкус. — Я никогда не хотел покидать Чикаго лишь потому, что мне нравится быть рядом с этим озером. Моя мама привозила меня сюда на своей яхте, она называлась «Жемчужина», — говорит он. — Мама не позволяла мне лезть в воду. После того, как я переболел, она стала чрезмерно меня опекать. Так что мне приходилось проверят порог своей прочности оставаясь наедине. — Она приводила тебя сюда, позволяя смотреть, но не трогать? — он пожимает плечами. — И теперь ты постоянно испытываешь себя на прочность. — Так и есть. Иногда, чтобы почувствовать себя бессмертным, иногда, чтобы напомнить себе, что это не так. Его взгляд гипнотизирует. — Она была хорошей матерью? — Она была хорошей, это я был плохим ребенком, — он печально усмехается. — Нет, — мгновенно отвечаю я. Он улыбается в ответ. От этой его улыбки внутри меня все переворачивается, каждый раз. — Говорю тебе, Рейчел. — Нет. Не верю, что ты был плохим ребенком. Он смеется. — Я все еще плохой, только теперь уже мужчина с амбициями мужчины. Желаниями мужчины. Он следит за моей реакцией своим проницательным взглядом, а я вспоминаю его отца. Все то, что видела и читала в интернете. На каждом просмотренном видео, где они вместе, Сент выглядит спокойным, держащим все под контролем, поразительно дипломатичным, даже когда его отец агрессивен и полон раздражения. Хотя, будь Сент «хорошим» мальчиком, он бы не стал тем, кем есть. Его отец держал бы «хорошего» мальчика под своим контролем. Вместо этого, он стал Малкольмом Сентом, а теперь даже тень Сента больше и важнее, чем его отец был когда-либо. — Знаешь, — слышу я свои слова, голос дрожит от восхищения им, — моя мама слишком много работала. Днями и ночами. Может поэтому мое воображение так развилось, оно было мне единственным другом. Мы мало времени проводили с мамой вместе. Поэтому мне все время хочется отплатить ей за весь тот труд, но, кажется, это невозможно искупить. — Знаю, что ты имеешь в виду. Я так и не смог попрощаться со своей мамой. Ни разу еще я не осознавала так остро, что Сент - тоже живой человек. Малокльм стоит, расставив ноги, смотря на город, профиль лица загадочный и не читаемый. Но я могу сказать по его глубокому дыханию, что он старается сохранять напускное спокойствие, делать вид, будто это его не тронуло. Эта беседа. Возможно, я сама. Но стоит мне прильнуть всем телом к нему, как он опускает на меня взгляд и в глазах горит пламя. — Пойдем сегодня домой, ко мне. Одну секунду я открываю рот, чтобы придумать объяснение, почему нам не стоит спешить, в другую он накрывает мой рот своим. — Что ты делаешь? — я нервно посмеиваюсь. — Так у меня вообще не останется помады на губах. По коже бегут мурашки, когда на его губах появляется едва заметная ухмылка. — Скажи, что ты хочешь поговорить со мной об Interface, — шепчет он мне на ухо. Это уже стало нашим кодом для поцелуев... и чего-то большего. — Скажи, что оставила что-то в моей квартире, — он проводит носом по моему уху. — Скажи, что хочешь меня сегодня ночью. — Я... Я хочу поговорить об Interface, — говорю я, не в силах сдержать смешок. Он проводит пальцем вверх по моей руке, наблюдая за мной. — Моя цель - тотальное завоевание рынка... — говорит он хрипло, опуская свою темную голову, его мягкие теплые губы прижимаются к моей шее. — Устранение всех конкурентов... Он наклоняет голову еще ниже и я чувствую, как его рот, нежно, словно ветерок, касается вершинки моей груди. Я не могу дышать. Подняв голову, Малкольм кладет ладони мне на лицо, его руки такие теплые и сильные, опускаются ниже, одна останавливается на моем затылке, прижимая ближе, длинные пальцы, словно воротник, обхватывают мою шею. Невероятно уютный воротник, несущий ощущение защищенности, в то время, как все остальное тело в полнейшем раздрае. Голос низкий и грубый, он так близко, что дыхание касается моего лица, уха. — Я беру все под свой контроль, — продолжает он хрипло. — Пока больше ничего не остается. Ни до. Ни после. Лишь то, что принадлежит мне, что я заклеймил, заполучил, — и он целует меня, на этот раз долго. — Возможно, я инвестирую в этот твой Interface, — шепчу я. — Пойдем вниз. Еще один проход по залу, чтобы поздороваться с парочкой моих деловых партнеров. А после мы уйдем. — Я пока не согласилась. — А я не спрашивал твоего согласия. Направляясь вниз, он кладет руку мне на талию, и не убирает, пока мы спускаемся. Теперь я точно чувствую себя его спутницей. — Ты дьявол, — я смеюсь, посматривая на свое отражение в блестящих дверях лифта. — А ты хочешь меня. Я поддельно возмущаюсь. — Да ты бредишь! — Я не отступлюсь, пока не заполучу желаемое. Стоит нам выйти из лифта, как он переводит руку чуть выше, теперь его ладонь касается моего затылка. Прикосновение едва ощутимое, достаточное для того, чтобы напомнить, что я вольна сама делать выбор, но в то же время говорящее: «я рядом». «Я хочу тебя». «Отдайся мне этой ночью, и я удостоверюсь, что каждый сантиметр твоего тела будет помнить, что ты — моя женщина». Малкольм возвращает руку мне на талию и не убирает, даже когда мы останавливаемся у столика поговорить с несколькими бизнесменами. Я позволяю ему представить меня, в основном, разговаривая с мужчинами. Но несколько более молодых женщин за столом заставляют меня испытывать неловкость. На них изысканнейшие украшения, они смотрят на мою маленькую подвеску в форме буквы «Р». Их платья мерцают и блестят, а они не сводят глаз с моего простого шелкового наряда. Их волосы уложены в стильные прически, но они уставились на мои прямые распущенные локоны. И судя по этим взглядам, они поверить не могут, что при всем этом рядом с ним именно я. А рука Малкольма все так же на моей спине. Я сама удивлена, что впервые с тех пор, как я его знаю, меня не волнуют все эти женщины, читали ли они мою статью или нет, завидуют ли они, считают ли меня достаточно красивой для Малкольма Сента. Я лишь человек, с изъянами, надеждами и мечтами, сильная и слабая, а еще независимая, но главное - я люблю его так, как они не в силах. Я горда быть тем, кто есть. Горда находиться там, где я сейчас. ГЛАВА 14 Начиная все заново