— Выбирай. Напрягшись, я замираю, не решаясь выбрать. Он звучит так... по-деловому. Выбрав стул справа, ближе к нему, я наблюдаю, как он снимает пиджак, накинув его на спинку кресла. Сердце ощутимо подпрыгивает при виде его тела (как я знаю, такого накаченного, подтянутого и красивого), в этой свежей белой рубашке. Садясь, Сент откидывается в кресле. Котировки на экране продолжают сменять одна другую, а Чикаго окружает нас, будучи, как на ладони, в этих окнах по периметру. У Сента огромный офис, но центром является он сам. Говорю себе, что тот мужчина, который был со мной, все еще здесь, под маской устрашающего бизнесмена, внутри этих холодных зеленых глаз. Но сейчас он скорее беспощадный, амбициозный Малкольм Сент. Как уж тут девушке набраться храбрости? — Выпьете что-нибудь, мистер Сент? Мисс Ливингстон? — спрашивает вошедшая Кэтрин. Он ждет, пока я отвечу. Я отрицательно качаю головой, он отвечает, даже не взглянув на Кэтрин. — Ничего не нужно. И никаких звонков. Она уходит, но напряжение между мной и Сентом остается. С чего же начать извинения? — Как ты? — спрашивает он. Я едва ли не вздрагиваю от его голоса. Простые пара слов, вполне обыденный вопрос. Но тот факт, что он озаботился спросить, заставляет артерии в моем сердце сжиматься, словно кренделек. — Я в порядке. Стараюсь отвлечься на работу и друзей. — От чего отвлечься? — Ну, — я пожимаю плечами. — Ты знаешь. Тишина. — Что насчет тебя? Как ты? — Хорошо. Тоже занят делом. — Занят заполучением Луны? — я легонько ухмыляюсь. Он ухмыляется в ответ. — Всегда. Но моя улыбка быстро гаснет, мне не нравится, что нас разделяет стол. Мне не нравится, что он смотрит на меня, будто видит впервые, ведь это не так. Он единственный, кто правда видит меня, когда смотрит. — Продолжаешь ходить на те ночевки? — спрашивает он, откидываясь в кресле. — Конечно. Все так же, кроме, разве что, палатки. Он негромко смеется. — Можешь делать вид, что тебе не понравилась палатка, но она укрыла тебя от всего лишнего. Я помню. Я помню, что не было ни дождя, ни ветра, только он. Внезапно боль, моя новая добрая знакомая, вырывается из сердца, проносясь по всему телу. — Ты, должно быть, ненавидишь меня. Зачем на самом деле ты хочешь, чтобы я здесь работала? — Того, что ты хороший сотрудник, не достаточно? Я краснею. — Не настолько я хороша, — я убираю прядь волос за ухо. — Сент... — я поднимаю на него взгляд. — Почему ты продолжаешь защищать меня от… всего лишнего? Или от врагов? Он подается вперед, на лице снова замешательство. — Потому что мне это было нужно. Видишь ли, мне это правда было нужно. А тебе нужно позволить мне сделать это, Рейчел. — Не могу, — я запинаюсь. — Еще как можешь. Мне хочется ответить, что я бы согласилась на что угодно, чего бы он не захотел, кроме этого. Скрестив ноги, медленно сделав вдох, стараясь сохранить приличие и спокойствие, я наконец отвечаю. — Я не могу принять предложение о работе. Это работа мечты, с волшебной зарплатой, вот только... я не хочу работать на тебя. — А я хочу, чтобы ты работала на меня. Очень хочу, — отвечает он негромко. Боже, этот мужчина. Мой персональный Бермудский Треугольник, я потерялась в нем и меня никогда не отыщут. Почему он делает это со мной? — Я не хочу работу, — повторяю я, слегка улыбаясь собственному упрямству. А затем добавляю, умоляющим шепотом, — Я хочу тебя, Малкольм. Только тебя. Как раньше. Спокойствие в его взгляде исчезает, сменяясь чем-то диким и темным, отчего у меня ощущение, будто содрогается вся комната. — Когда мы в последний раз говорили по телефону и я сказала, что чувствую по отношению к тебе... — начинаю я. Внутри меня всю колотит, когда я заставляю себя поднять взгляд и посмотреть в эти глаза, что встречают меня с таким яростным гневом. — Я хотела сказать тебе, правда, но до твоего возвращения не успела. Видишь ли, у меня тоже есть амбиции. Я хотела... что ж, хотела дать моей маме немного финансовой стабильности, чтобы она могла сконцентрироваться на рисовании, а не торчать на нелюбимой работе. У нее сейчас не особо надежная страховка. Думаю... Сент, я хотела чувствовать уверенность, зная, что смогу позаботиться о ней. Хотела спасти свой журнал, потому что другого и не знала. Хотела историю для статьи, но, когда начала, то хотела только больше времени проводить с тобой. Колотящееся сердце так громко отдается в ушах, что я не слышу собственных слов. — Малкольм, когда я согласилась на это задание, то и представить себе не могла, что ты окажешься таким, какой ты есть, — я качаю головой, сгорая от стыда. — Мне нужно было разузнать, откуда у тебя такое пристрастие... к числу четыре. Статья должна была строиться на этом, четыре факта о тебе... Глаза наполняются непролитыми слезами. — Как уложиться всего в четыре? Понимаешь? Я не ожидала... подумать не могла, что ты окажешься таким... Лицо заливается краской, и я не могу больше выдерживать его взгляд. Меня убивает, что я не могу прочесть его, так что опускаю глаза на его горло, на его прекрасный, идеальный галстук. — Я больше не собиралась писать статью. Сказала начальнице, что не стану, вот только Виктория... Я говорила тебе о ней, помнишь? Она... она та, кто, казалось, всегда справляется лучше меня. Она опубликовала свою статью, и я отчаянно хотела, чтобы ты выслушал мою версию. Я прерывисто вздыхаю, глаза все еще горят. — Мне невыносима мысль о том, что ты теперь думаешь обо мне, но ты должен мне поверить, когда я говорю, что ни одно мгновение с тобой не было ложью. Ни одно. Я перестаю дышать, когда он медленно и осторожно встает с кресла, подходит к окну, поворачиваясь ко мне спиной. Боже, что он только обо мне думает! Как сильно ненавидит. Считает, что я использовала его. Врала ему. Я встаю, делаю несколько шагов, но замираю, когда слышу, как он делает четыре глубоких медленных вдоха. Это становится последней каплей и слезы градом текут по моим щекам. — Малкольм, мне так жаль, — говорю я. Быстро утираю слезы, прежде чем он увидит. Он все еще стоит лицом к окну, когда приглушенно произносит: «Черт меня дери», после чего прячет руки в карманы, и его гнев нависает в кабинете, как надвигающийся ураган. Кажется, все его силы уходят на сдерживание этой бушующей энергии. Никогда его таким не видела. Ни разу. Он держит все под контролем, но только снаружи, я это чувствую. Наконец, он заговаривает, голос низкий, речь неспешная, так что мне становится страшно от того, какой силы гнев он сдерживает. — Ты могла поговорить со мной. Когда целовала меня. Когда рассказывала о Виктории. Когда нуждалась в моем утешении, Рейчел. Когда умерла твоя соседка. Когда не могла лицом к лицу встретиться со своими друзьями и семьей. Ты пришла ко мне, когда тебе это было нужно. Ты пришла ко мне, когда мне это было нужно... ты, черт побери, могла поговорить со мной, довериться мне! — он разворачивается, и у меня перехватывает дыхание от напора его зеленых глаз. — Я так легко мог все это решить, — он щелкает пальцами. — Вот так. Одним звонком. — Я боялась, что потеряю тебя, если ты узнаешь. Разочарование отражается на его лице, пока он смотрит на меня зелеными глазами, способными расплавить сталь. — Так что вместо этого ты продолжила мне врать. Отшатнувшись, я опускаю взгляд на его горло. Проходит целая вечность. — Здесь для тебя больше ничего нет, Рейчел. Только работа. Прими ее, — он возвращается за стол и падает в кресло. Я с трудом могу говорить.