Мои глаза двигались вдоль стола и справа от мисс Фолторн наткнулись на милое личико эльфа: самая молодая преподавательница в академии – это же она та девушка с фотографии? Она казалась не намного старше сестрицы Фели, которой всего восемнадцать. «Должно быть, она выглядит моложе своих лет», – подумала я. Не желая выдавать свой интерес, я наблюдала за ней уголком глаза, ликуя при мысли, что завтракаю вместе с убийцей. Милдред Баннерман, наконец-то! Остальные не представляли собой ничего особенного: заурядный набор носов и подбородков, глаз и ушей. – Добро пожаловать в Бодс, – раздался голос над моим ухом. Это оказалась та самая девочка, с которой я обменялась рукопожатием на лестнице. – Ван Арк, – представилась она. – Мы уже знакомы. Я буду за тобой немножко присматривать поначалу. Я староста. Она неторопливо осмотрела зал, словно высматривая хищников. Удовлетворившись тем, что сейчас мы в безопасности, она снова обратила внимание на меня. – Скажи-ка, у тебя случайно нет сигаретки? – Нет, – ответила я. – Не курю. А вам разрешают? Здесь? Ван Арк хмыкнула. – Конечно, нет. Мы прячемся в гальюне на третьем этаже. – Не поняла? – Гальюн. Нужник. Сортир. Белый друг… – Параша, – добавила я. – Параша! Ха! Хорошее словечко! – воскликнула она, подавившись кашей. Ван Арк сотряс спазматический кашель, и ее лицо покраснело. Руки взлетели к горлу. Дыхание превратилось в хрипящее бульканье. Я тут же поняла, что липкий комок каши перекрыл дыхательное горло ван Арк и что она в опасности. Ее лицо уже начало темнеть. Я вскочила на ноги и изо всех сил заколотила ее по спине – сначала ладонью, потом кулаками. Нельзя было не заметить, что все окружающие, даже преподаватели, примерзли к своим стульям. Кроме меня, никто не шевелился. В зале воцарилось молчание. Неожиданно ван Арк выкашляла отвратительный комок каши, и он с шумом плюхнулся на пол. – Ты в порядке? – спросила я. Она всасывала воздух огромными жадными глотками. Цвет ее лица прояснялся с каждой секундой. Ван Арк скорчила гримаску. – Нет, – прокаркала она, – но я справлюсь… Таков обычай. Старостам не позволено болеть. Я уставилась на нее неверящими глазами. Это шутка? – Если мы хотя бы насморк подцепим, с нас шкуру сдерут. Она увидела, что я ей не поверила. – Это правда, – прошептала она. – У них есть скотобойня. За шкафом в лазарете есть потайная дверца. – И там с потолка свисают окровавленные крюки, – включилась я в игру. Рыбак рыбака видит издалека. У нас с ван Арк намного больше общего, чем я могла подумать. – Именно! – ответила она. – Мясные крюки и подставки с мясницкими ножами. А цыплятам они скармливают солому. – Или то, что у них остается от приготовления каши, – добавила я, засовывая в рот полную ложку варева и с наслаждением его пережевывая. Ван Арк втянула воздух, и ее глаза стали большими, как блюдца. – О-о-о! – сказала она. – Как омерзительно! И я поняла, что произвела на нее впечатление. Тут ван Арк схватила салфетку и начала утирать мне губы, как будто я измазалась кашей. – Ш-ш-ш, – сказала она, прикрывая рот и делая вид, что покашливает. – Дрюс наблюдает за нами. Она умеет читать по губам. Как ни хотелось мне похвастаться моими собственными достижениями на этой ниве, я быстро приняла решение придержать пару трюков при себе. Иногда молчание – золото. Через два стола от нас крупная девица, та самая, которая толкала соседку локтем, – должно быть, это и есть Дрюс, – открыто пялилась на нас. Во всем зале на нас смотрела только она. Все остальные старательно отводили глаза, как всегда делают протестанты, когда сталкиваются с коллективным замешательством. Я заметила эту черту еще в детстве, и как мне кажется, она связана с известной страусиной реакцией. Католики, наоборот, расталкивали бы других, чтобы оказаться в первых рядах. – Пойдем-ка отсюда, – предложила ван Арк. – Мне нужен глоток свежего воздуха. Давай. У нас есть еще несколько минут до следующего звонка. Когда мы отодвинули стулья, я намеренно повернулась в сторону Дрюс и, делая вид, что разговариваю с ван Арк, четко проартикулировала слово «прелюбодейка». Это мое любимое слово из Шекспира. Не такое длинное, как «диффамацировать» из «Бесплодных усилий любви», которому я отдавала предпочтение прежде, однако же достаточно сложное, чтобы дать понять Дрюс: когда дело доходит до чтения по губам, она не с салагой имеет дело. – У тебя точно нет сигареты? Мы сидели на краю заброшенного каменного бассейна для золотых рыбок в маленьком дворике позади прачечной. – Нет, – ответила я. – Я же тебе сказала. Я не курю. Это дурная привычка. – Кто тебе сказал? – спросила ван Арк, подмигивая на манер моряка Попая и демонстрируя бицепсы. Я поняла, что она шутит. – Ладно, – сказала она. – А вот и Фабиан. У нее всегда есть заначка. Фабиан! Иди сюда! Фабиан – высокая блондинка, похожая на финку: бледный холодный нордический тип. У нее на лице было слишком много пудры, как будто она пыталась скрыть кучу прыщей. Мне стало интересно, сослали ли ее из дома, как меня? – Сколько? – спросила Фабиан, протягивая одну сигарету. Не стоило утруждаться и просить ее. – Пять центов за пару, – ответила ван Арк. – Три за десятицентовик, – возразила Фабиан, и сделка была заключена. – Это просто грабеж среди белого дня, – заявила ван Арк, когда Фабиан ушла, и закурила сигарету. – Она тут только год и уже богата, как Крез. Она платит семнадцать центов за упаковку и имеет триста процентов прибыли. Нечестно. Пять центов? Десять? Я знала, что цент примерно равен пенсу, но помимо этого канадская валюта была для меня тайной за семью печатями. Зачем меня увезли за тридевять земель из страны шестипенсовиков – страны полукрон, полупенни, флоринов, фартингов и шиллингов? Страны нормальных денег, где все имело смысл? Как я научусь выживать в этой языческой стране, где джемперы именуют свитерами, сахарные трубочки вафельными рожками, ластик резинкой, эстакады виадуками, а «будьте здоровы» означает «до свидания»? На меня нахлынула ошеломляющая волна тоски по дому: выше штормовых волн Атлантики, которые я преодолела в целости и сохранности; больше всего, что я могла себе представить. Я положила руку на камень, чтобы успокоиться. – Ты в порядке? – обеспокоенно спросила ван Арк. – Да, – вяло ответила я. И повторила более уверенно: – Да. Одна только мысль об этой любопытной девице, расслабленно стоявшей рядом со мной и затягивавшейся сигаретой, придала мне силы. Если ван Арк смогла вмиг перейти от удушья к шуточкам и курению, я тем более смогу. – Доброе утро, леди, – послышался голос за нашими спинами, и я подпрыгнула. Я резко повернулась и увидела какого-то скользкого типа в потрепанном тренче – худого молодого человека с настораживающе бледным, изможденным лицом и неубедительными усиками. – Ученицы, я полагаю? – поинтересовался он. – Парочка красоток мисс Бодикот? – Убирайтесь, – сказала ван Арк, доставая никелированный свисток, – пока я не вызвала полицию. – Эй, полегче. Не надо, – попросил он, извлекая влажный кожаный бумажник из недр своих обносков. Он открыл его и предъявил нечто вроде официального удостоверения.