— Возможно, ты и права… если рассуждать с точки зрения государства в целом, то скорее всего права. Я как-то раньше об этом не задумывался. — Потому что у нас здесь, в Коврове, люди все же нормальные. Некому тут было зверенышей воспитывать, и это, с одной стороны, хорошо. — А с другой? — А с другой стороны у нас не выработался иммунитет к таким зверенышам. Организм с иммунитетом просто убивает вредных микробов, а без иммунитета может и сам погибнуть. Так что я, наверное, просто решила стать прививкой от самой страшной болезни. Процедура точно не самая приятная, но главное — чтобы организм выжил и не сломался. — Ну что я могу сказать… дай бог тебе удачи. Но… ты знаешь, у нас твоя прививка, похоже, сработала, так что если тебе какая-то помощь понадобится… — Я непременно попрошу вас о помощи. Вас — это я имею в виду всех ковровцев. Но лишь тогда попрошу, когда без такой помощи мне будет не обойтись: все же у меня-то души нет, а людям свои души пятнать подобным — дело не самое хорошее. Нужное, но обычно для этого есть специально обученные люди, и вот о них я теперь в первую очередь и забочусь. А что на других моей заботы не хватает… — На нас твоей заботы уж точно хватило, мы все под сенью твоей заботы теперь живем — и живем неплохо. А ты уже девочка большая, тебе и решать, кого ещё под сень заботы своей прятать. И не волнуйся насчет Глеба Максимилиановича: мы все, что нужно, сделаем. Он ведь тоже человек хороший, достоин твоей… нашей заботы? Раз ты так считаешь, то мы спорить не будем: какой дурак будет спорить с доброй волшебницей? А что ты добрая, в этом у нас уж точно сомнений нет… Глава 26 Правильно поставленная государственная пропаганда плюс серьезная социальная поддержка определенной части населения иногда творит чудеса. Но эти чудеса серьезно напрягают государственные же службы социальной поддержки и, конечно же, министерство финансов. В пятьдесят третьем году в стране родилось (или должны были родиться) почти девять миллионов детей, из которых четыре миллиона — у матерей-одиночек, и чтобы этих женщин страна могла содержать пока дети не подрастут, требовалось минимум по два миллиарда рублей в месяц. А чтобы матерям замужним «обидно не было», нужно было к этим суммам добавить еще по миллиарду. И это — только на прокорм и одежду, кроватки детские (ну, хоть их нужно было все же в районе миллиона, так как большей частью детская мебель кочевала от малыша к малышу), которые тоже изготовить требовалось. А в очень даже обозримом будущем всем этим детям нужны были поликлиники детские, ясли и сады, а затем и школы, которые тоже по мановению волшебной палочки не появляются. И вот чтобы все необходимое выстроить, требовались всего лишь дополнительные рабочие руки. Дети эти, когда вырастут, свои руки, причем очень даже рабочие, стране предоставят — но это еще когда будет, а строить уже было нужно очень многое и очень быстро. Ситуация складывалась исключительно напряженная, в Госплане по поручению Сталина срочно прикидывали, какие из «великих строек коммунизма» можно притормозить — но тут появился товарищ Мао. Аньин Мао, приехавший в сентябре в Москву по приглашению товарища Шапошникова… По сравнению с лучшим довоенным сороковым годом рождаемость выросла на пятьдесят процентов, младенческая и детская смертность упала в четыре раза — но проведенная с Таниной подачи серьезная работа привела к тому, что с роддомами и детскими поликлиниками все было гораздо лучше, чем в сороковом. А вот со школами и детскими садами лучше хотя и стало, но ненамного, к тому же ясли вообще лишь после войны стали массово появляться — и их было крайне мало. Проблему старались решать «на местном уровне», причем большей частью методами народных строек (то есть люди добровольно и бесплатно что-то строили), но такие стройки и времени много требовали, и качество выстроенного оказывалось… средненьким. Да и выстроенное требовалось как-то оборудовать, а тут оборудование уровня библейских яслей все же не годилось… Но переговоры с товарищем Мао многие проблемы тут же решило. То есть не то чтобы «тут же», но стало понятно, что очень скоро основные проблемы будут решены. Китаю были нужны новые заводы — и с этой СССР мог справиться, все же станкостроение с войны успело серьезно продвинуться вперед, и если не в качественном, так в количественном отношении задача выглядело вполне подъемной. Но на новых заводах в Китае должны были работать уже обученные рабочие — однако и обучить рабочих в СССР было несложно, ведь речь шла и нескольких тысячах рабочих, ну, нескольких десятках тысяч. Однако у южного соседа был огромный никак не используемый людской потенциал, который там даже прокормить толком пока еще не могли — так что Аньин согласился, что не очень нужные на родине китайские мужчины вполне могут заработать себе на еду на стройках Советского Союза. В особенности, если эти мужчины служат в армии и строго блюдут воинскую дисциплину, в общем случае сводящуюся к тому, что «нужно делать что приказано». По расчетам Госплана в СССР требовалось за год выстроить чуть меньше восьмидесяти тысяч яслей и чуть больше сорока тысяч детских садов в течение следующих двух лет. На самом деле этих заведений требовалось гораздо больше, но больше просто не потянула бы экономика, ведь даже самые простые деревенские ясли — это и отопление, и водопровод, и мебель всякая. Посуда, игрушки, белье постельное и очень много еще чего. Правда, с детской мебелью Мао Аньин тоже обещал крупно помочь: всякие столики, стульчики и кроватки он пообещал поставить во все поднимаемые силами китайских солдат заведения, ведь для них в принципе хватало обычного бамбука (ну и рабочих рук, которые очень многим китайцам было не к чему приложить). Самым сложным в организации «китайских строек» было отсутствие в Китае достаточного числа людей, хоть как-то понимающих русский язык, но и эту проблему китайский генерал обещал решить. И решил, собрав всех, кто хоть как-то мог с русскими общаться, чуть ли не по всей стране. А в первых рабочих бригадах китайской армии в СССР поехали переводчиками даже старшие офицеры (которых товарищ Шапошников был намерен отправить для обучения работы с современной военной техникой после того, как их заменят на новых переводчиков). Впрочем, многие офицеры и без такого «пряника» в командировки отправились с радостью: им разрешили взять с собой семьи и платили в советских рублях довольно неплохо (по китайским меркам неплохо), а с продуктами у товарища Сталина стало уже совсем хорошо… Вот только с удержанием всего государственного хозяйства в более или менее устойчивом состоянии у товарища Сталина стало хорошо уже не очень, и на очередной встрече он с очень недовольным видом поинтересовался у Тани: — Мы, по вашему настоянию, увеличили оплачиваемый послеродовой отпуск для женщин до полугода, а матерям-одиночкам до девяти месяцев. И это привело к потере уже в этом году практически семи миллионов работниц, которых страна, тем не менее, обязана кормить и одевать. Я прекрасно понимаю, что в будущем это даст нам большие, я бы даже сказал, огромные преимущества в развитии, но что нам делать сейчас? Я даже не говорю, что нам теперь требуется почти миллион работниц в детские сады и ясли, это даже если не учитывать потребность в медицинском персонале, но скоро у нас и с учителями в школах возникнет серьезная проблема. Нет, я вас ни в коей мере не обвиняю, мы считаем, что столь резкое увеличение населения страны безусловно хорошо. Я просто прошу совета, как мы все навалившиеся скопом проблемы можем решить, ведь вы-то наверняка об этом думали. Или из… прежнего опыта что-то предложить можете. — Из прежнего опыта мне предложить нечего, там молодая мать три года ухаживала за ребенком, не имея ни малейших проблем. Да и все необходимые учреждения уже сотни, тысячи лет как функционировали практически бесперебойно: там-то о приросте численности населения никто даже и заикнуться не мог. А здесь и сейчас… ну, я думаю, что прежде всего нужно будет решить проблему с персоналом яслей и детских садов, но ее мы решим просто набирая на работу самих молодых матерей. Организуем им краткие курсы… я думаю, что число желающих поработать нянечками и воспитательницами в яслях превысит наши потребности. — Вероятно, в этом вы правы. — Конечно права, во Владимирской области мы это уже прошли, все шишки набили и теперь нужно лишь масштабировать этот опыт. Что тоже не особенно сложно: очень многие матери-одиночки с удовольствием согласятся на переезд в новые места, где им будет проще объяснять, откуда у них взялись дети. У нас, к сожалению, и рыбаки в море тонут, и шахтеры в шахтах гибнут, и просто несчастные случаи… случаются. И в армии, и в обычной жизни. А людям… детям тем же будет проще, если они не будут думать, что они появились не очень естественным путем. — И в этом вы правы. — Именно поэтому пособие матерям-одиночкам мы установили равным пенсии по потере кормильца, и в банковских документах указываем назначением платежа именно пенсию. Единственное, что нам дополнительно в этом плане нужно будет сделать, так это дать этим женщинам и жилье приемлемого качества. — У нас и без того каждый третий рабочий — строитель, а их все равно не хватает. Я строителей имею в виду. — Я еще раз поговорю с Аньином… — Нет уж, один раз вы с ним поговорили. Обещали — мне, не ему обещали, что товарищ Мао протянет до следующего года. — Он бы и протянул, по здоровью протянул бы. Но, я думаю, китайские руководители решили, что спятивший Председатель резко отрицательно будет воспринят народом и помогли ему в этой скоропостижной смерти. Я тут вообще не причем. — Я-то в этом не сомневаюсь, а вот товарищ Мао может и задуматься. — Убеждена, что он точно знает, как умер его отец. — Я о вашей роли говорю. — Я уже сказала: я тут вообще не причем. А с Мао Аньином разговаривала какая-то неизвестная китаянка, причем женщина в возрасте, да и она предсказаниями будущего не грешила. Просто сказала, что есть в СССР определенные круги, заинтересованные в увеличении боеспособности НОАК. В детали не вникала, так как никаких деталей и не знала. А со мной ее могло связывать лишь то, что я мальчику пароль сказала для связи. Но я-то просто лечила его брата, и если меня кто-то попросил ему этот пароль передать… В китайском менталитете врач — человек достаточно подневольный, и чем выше ранг этого врача, тем более он подневолен тем, кому служит. Деревенскому лекарю за плохую работу просто урежут пайку, пользующего богатеев средней руки могут и поколотить. А если работу плохо выполнит врач губернаторский или генеральский, то его просто на собственных воротах повесят. Так что для него я — всего лишь передаточное звено от кого-то, кто желает остаться неузнанным… — Не знал. А скажи мне, передаточное звено… извините. — Не извиняйтесь, это всего лишь человеческие рефлексы. Вы же не извиняетесь, когда чешете нос если он чешется, так и в речи то же самое. Я вас слушаю. — Это… несколько личный вопрос, но раз уж мы обсуждаем такую тему… вам ведь уже двадцать три, я имею в виду возраст… вашего тела. А врачи говорят, что это лучший возраст, чтобы… вы не планируете завести семью, детей? — Нет. Сейчас — нет. Семью в вашем понимании в ближайшее время точно заводить не планирую, а дети — этот вопрос к семье вообще не относится. Ну, для меня это никак не связано, у нас были несколько иные… взаимоотношения. Дело в том, что семьи вы создаете чаще всего по любви, то есть людям просто нравится быть друг с другом вместе. А я пока никакой любви не чувствую. — А мне говорили, что вы так трогательно заботитесь о подругах, университетских и из вашего летного отряда. Особенно к их детям… — Да и сами эти, как вы выразились, подруги для меня всего лишь дети. Да, к ним у меня что-то вроде любви уже проснулось, но… это трудно объяснить, но я попробую. Я, наверное, просто привыкла к их присутствию, хорошо узнала их слабости и пристрастия. Постаралась как-то воспитать, помогала им расти и получать новые знания. Причем не как профессиональный учитель, не как врач, обучающий студентов, а именно… да, как не мать, а нянька. И у меня появилась к ним определенная привязанность, мне хочется, чтобы у них в жизни было все хорошо. — И это правильно. Мне просто несколько… обидно, что вы так заботитесь о счастье других людей, а сами… — Мне нравится, и давайте на этом закончим. Хорошо? — С твоим предложением у нас ничего не получится, — чуть позже сообщил Сталин Берии, — она ни о каком семейном уюте даже думать не хочет. Но я и без того считаю, что как-то дополнительно стараться ее привязывать к нашей стране смысла особого нет: в том, что у нее задача состоит именно сохранении СССР, мы и так уже не сомневаемся. Так что пусть занимается чем хочет, потому что если она решит нас покинуть, то удержать мы ее всяко не сможем. Все твои люди — они хоть заметили, как она в апреле исчезла? А ведь она даже предупреждала, куда отправляется и зачем. Так что давай больше не будет зря тратить средства на то, чтобы за ней следить. И еще, я хотел с тобой поговорить вот о чем… Резкое сокращение младенческой смертности больше всего было обусловлено запуском очередной фармацевтической фабрики в старинном Кологриве. Фабрика была небольшая, на ней работало всего около пятидесяти человек, причем химиков и фармацевтов среди них было около десятка. Зато инженеров-электронщиков и математиков уже двадцать два человека, и специальный стройбат, входивший в состав МГБ, строил в городе жилье еще для полусотни аналогичных специалистов. Потому что производство на фабрике было автоматизировано (и компьютеризировано) как нигде в мире. На фабрике изготавливался единственный препарат: антибиотик, который, по мнению Тани, появился еще до создания Системы. Полностью синтетический антибиотик страшной силы, практически мгновенно излечивающий любую пневмонию (от которой раньше умирало больше половины младенцев, зачислявшихся в раздел «младенческой смертности») и туберкулез (забиравший больше четверти печальной жатвы). Правда для того, чтобы этот антибиотик можно было применять, в не менее старинной Чухломе пришлось построить еще одну фармацевтическую фабрику, на которой выращивались различные «полезные бактерии»: антибиотик напрочь сносил всю желудочно-кишечную микрофлору. Впрочем, в Чухломе делали «микробные коктейли» для взрослых, для младенцев «нужных микробов» выращивании фармзаводы в Ветлуге и в Чердыне. А на вопрос Струмилина «какого рожна заводы строятся в самой глуши» Таня дала простой ответ: — В глуши воздух не отравлен грязными выхлопами промышленности, и общее бактериологическое заражение там на порядки меньше. Но в целом борьба с пневмониями и туберкулезом шла более чем успешно, что, между прочим, дало и приличный экономический эффект, и эффект в чем-то даже неприличный политический: буржуи тоже болеть не любят, поэтому с удовольствием мощные лекарственные препараты закупали. А Иосиф Виссарионович саму возможность поставок лекарств в разные страны обложил и определенными политическими условиями. Одним из которых стала «свобода торговли». Но не в смысле «пусть буржуи что хотят в СССР продают», а в смысле «пусть СССР напрямую заключает контракты с любыми буржуинскими компаниями». Но чтобы фабрики эти работали, требовалось много (на самом деле много) управляющих вычислительных машин. И еще больше требовалось средств коммуникации между людьми и машинами. А так же — много устройств, способных информацию хранить. И вот с последним внезапно стало довольно хорошо. После того, как Сергей Алексеевич Лебедев получил неслабый такой втык от Тани за разработку запоминающий устройств на магнитных барабанах, он переключился на создание устройств иного типа, и осенью (после отдельного согласования проекта со светловолосой начальницей) запустил в серийное производство сразу два типа новых запоминающих устройств. Оба хранили информацию на десятисантиметровых дисках, но в одном типе устройств диски были металлические, вращались с бешеной скоростью в наполненном аргоном герметичном корпусе и могли хранить до шестнадцати мегабайт различных данных: Таня в приказном порядке установила восьмибитную единицу хранимой информации. В другом устройстве диски изготавливались на основе полиэтилентерефталата, и они вращались в простой пластиковой кассете довольно неспешно, да и емкость у них была поменьше, всего один мегабайт. Зато кассета была съемной, и само устройство запоминания получилось удобным и недорогим, а информации на кассетах можно было хранить сколько угодно: в порядке эксперимента в Институте вычислительной техники на них записали несколько тысяч художественных книг и все они поместились в одном ящике письменного стола… А что касается собственно вычислителей, ситуация тоже выглядела многообещающе. Когда выяснилось, что для производства антибиотика (точнее, для хранения рабочих программ, управляющих процессами синтеза) оперативной памяти машины не хватает, было решено создать контроллер, быстро переключающий управление на машину с нужной в данный момент программой — и это было сделано довольно быстро. А затем… прогресс-то всё движет куда-то, и главным образом вперед, так что где-то в начале весны еще Башир Искандарович Рамеев похвастался перед Таней тем, что ему удалось (применив какую-то «многоступенчатую экспозицию», что бы это ни значило) уменьшить размер микропроцессора аж в шесть раз. И предложил системы, включающие в себя несколько машин, сразу изготавливать на одном кристалле. — Уважаемый Башир Искандарович, — ответила ему тогда Таня, — управляющей системе завода абсолютно безразлично, занимает ли управляющий процессор шесть квадратных миллиметров кристалла или лишь один. Потому что эти машины умеют адресовать всего шестьдесят четыре килобайта памяти. — Но мы по этой же технологии и размеры памяти уменьшили! — И в шесть раз уменьшили размеры стального шкафа, в который вся эта микроэлектроника запихнута? Нет, то что вы резко улучшили технологию — это замечательно. Но делать по технологии реактивного самолета паровоз несколько глупо, вы не находите? Но можно пойти несколько другим путем. У нас процессор шестнадцатибитовый, то есть он и память адресует в размере шестидесяти четырех килобайт, и, что тоже немаловажно, числа умеет считать до шестидесяти пяти с чем-то тысяч. А вы посидите, подумайте — и придумайте аналогичную машину, умеющую работать с числами длиной в тридцать два бита, тогда и прямая адресация памяти обеспечит решение всех наших текущих задач. Ненадолго, но, думаю, лет на десять такого задела нам бы хватило. — Мне это как-то в голову не приходило… — А теперь пришло. Вы хоть представляете, что вам нужно будет сделать? Я имею в виду пути по доработке схем и так далее. — Это-то я представляю, но пока не представляю, во что может обойтись производство. — Как вы, вероятно, уже выяснили, серийным производством у нас занимаются другие люди. Так что приступайте, а когда решение будет на подходе, поговорим и о производстве. Хороший разговор получился, плодотворный: пинок в заданном направлении, да еще и с наглядной демонстраций сияющих перспектив, очень способствует творческому процессу — и уже к ноябрю Башир Искандарович предложил «вроде бы работающую» схему нового процессора. Собравшиеся в связи с этим технологи решили, что за весьма умеренную сумму в районе тридцати двух миллионов рублей можно за год с небольшим запустить изделие в серийное производство. — А почему рублей не шестьдесят четыре миллиона? — очень ехидно поинтересовалась Таня. — Вы же даже не выбрали разрядную сетку прежней машины! — А мы один разряд под знак отвели, — с довольной мордой лица ответил руководитель группы технологов Соломатин. — Чтобы точно знать, что деньги мы брать будем, а не отдавать… на время постройки нового завода, конечно. Шучу конечно, так случайно совпало. Вы когда сможете бюджет в Госплане согласовать? — Через час положите мне на стол приказ о начале строительства, я подпишу. А в Госплане ничего согласовывать я не собираюсь, у них все равно денег нет, так что распечатаем свои загашники. — Я бы хотел уточнить, — полюбопытствовал присутствующий на этом совещании Келдыш, — у вас таких загашников много? Просто ИПМ на следующий год получил примерно треть от потребностей, и я хотел узнать… — Мстислав Всеволодович, насколько я помню, ИПМ недостающие денежки легко может заработать, выполняя заказы промышленности. И прочих организаций. Поговорите, например, со Струмилиным — он постоянно жалуется, что трое его программистов катастрофически запаздывают с разработкой нужных ему для анализа статданных программ. У вас же институт прикладной математики, так и прикладывайте ее не только к Королеву. А если вы приложите ее, скажем, к оптимальному раскрою тканей, то, думаю, швейные артели вас просто завалят деньгами… — Очень неожиданное предложение… но интересное, я подумаю. Спасибо за совет! Перед самым Новым годом Таня предоставила Сталину небольшой «отчет о проделанной работе»: — Сейчас у нас основная проблема — это подготовка педиатров. Стране их срочно нужно примерно девяносто тысяч — я имею в виду новых, а столько институты подготовят года через три. Поэтому ВНИПИ, с помощью китайских товарищей, строит четырнадцать центров переподготовки младшего медперсонала, их уже в середине февраля запустим и будем в месяц где-то по семь-восемь тысяч медсестер, имеющих базовую квалификацию по работе с младенцами, выпускать. А через год-другой половину из них отправим на дообучение уже на врачей. — Вы думаете, что месяца обучения в этих центрах будет достаточно? — Нет конечно! Но они смогут хотя бы правильно младенцев обработать, чтобы исключить болезни, которые были причиной более чем восьмидесяти процентов смертей. У нас уже смертность среди младенцев упала с шести с половиной процентов до одного и семи, а они — даже с базовой подготовкой, снизят ее еще вдвое как минимум.