Но в конце концов все проблемы были решены, правда посетивший Моршанск вместе с Бартини Георгий Михайлович Бериев запросил — в качестве «компенсации за уводимых итальянцем людей» — довольно приличное количество жилья для своих рабочих и несколько действительно уникальных станков. Слава богу, что хоть отечественных. Ну что, Таня пообещала в течение года хотелки грузинского авиаконструктора удовлетворить: все же новогодние подарки — они должны людей радовать. В особенности тех, кто наносит стране пользу… Глава 17 Пятьдесят второй год начался «обыкновенно», то есть все намеченные работы выполнялись в соответствии с планами. На государственных предприятиях — в соответствии с планами Госплана, на артельных — в соответствии со своими, артельными, но которые тоже координировались Госпланом. И планы производственные выполнялись, а вот планы научные… У Тани было свое мнение о методах планирования в науке, довольно сильно не совпадающее с мнениями товарищей из Госплана и даже с мнением товарища Сталина. Со Струмилиным (которого, после долгих размышлений, Иосиф Виссарионович все же решил посвятить в сущность «белобрысой девчонки») у нее постоянно возникали разногласия по различным вопросам, которые иногда приходилось улаживать Лаврентию Павловичу. Он — после обстоятельных разговоров на разные темы — пришел к выводу, что действительно, лучше с девушкой не спорить, и поддерживал все ее решения. Вероятно, в большей степени потому, что результаты этих решений он почти каждый день мог видеть. Алексей Николаевич Крылов буквально в восторг пришел, проверив как работает резиновое покрытие подводной лодки, причем в такой восторг, что специально «для натурных испытаний» в Молотовске была переделана подводная лодка сорокового проекта. Причем переделывали ее капитально, пришлось даже геометрию корпуса поменять (ну и дейдвуд переделать под гваяковый подшипник), но в результате подводная скорость лодки выросла до почти девяти узлов (вместо прежних семи), а шум снизился практически вчетверо. Лаврентий Павлович был весьма далек от морских дел, но академика считал беспрекословным авторитетом, так что поверил в то, что подсказанная Феей идея оказалась воистину революционной. А уж что творилось в атомной отрасли… Курчатов разродился сразу двумя проектами атомных энергетических реакторов. Один — на тяжелой воде, с планируемой электрической мощностью в триста пятьдесят мегаватт. А второй — реактор водо-водяной, с электрической мощностью в пятьсот мегаватт. В январе Спецокмитет утвердил строительство электростанции по первому проекту, ведь в качестве «побочного продукта» она должна была вырабатывать и полтонны оружейного плутония в год. А со вторым проектом дело обстояло несколько хуже: хотя Таня и сказала, что проект «вполне рабочий», в стране просто никто электрических турбогенераторов с требуемыми параметрами сделать не мог. Пока не мог: товарищ Берия уже согласовал учреждение нужного для проектирования этого «железа» института и выбил финансирование на строительство необходимого завода — только вот результат ожидался года через два, не раньше, так что начинать постройку электростанции было сильно преждевременно. Правда Игорь Васильевич быстренько предложил проект «попроще», с электростанцией на сто двадцать мегаватт — но у Лаврентия Павловича не было и времени, чтобы его обсудить с Таней, да и средств на строительство тоже не имелось… Пока не имелось. А в подмосковном Калининграде, в КБ товарища Королева, группа под руководством Святослава Лаврова совершила, как мимоходом сообщила девушка, «прорыв в вычислительной науке». Святослав Сергеевич всего лишь с тремя молодыми женщинами-математиками придумал и воплотил в «реальный продукт» систему программирования вычислительных задач. Причем такую, что математикам-прикладникам даже было не нужно понимать, как вычислительная машина вообще работает: алгоритм решения такой задачи записывался на простом языке (названном Лавровым «Автокод») именно как последовательность простых арифметических и логических действий. А система переводила написанное понятным любому математику языком во внутренний машинный код… С подачи Тани вся группа была награждена орденами «Знак почета» — но даже эта работа была лишь малой частью того, что творилось в области вычислительной математики. И Лаврентий Павлович постепенно склонялся к тому, что «планировать научные разработки — дело бесперспективное». То есть планировать в «человеко-месяцах» (почему-то это словосочетание вызывало у Тани приступ неконтролируемого смеха) и в календарных сроках. Таня сказала, что результат, достигнутый группой Лаврова, она ожидала не раньше года так пятьдесят четвертого, а скорее и позже — но люди подумали-подумали — и все сделали в разы быстрее. А другие люди делали в разы медленнее, но тоже делали — и Таня считала, что делали хорошо. Отдел, возглавляемый бывшим академиком Лебедевым, изготовил прототип устройства ввода и вывода информации в вычислительную машину на базе электронно-лучевой трубки и электрической клавиатуры. Правда этот «прототип», в котором было использовано несколько тысяч полупроводниковых диодов, весил почти тонну и размещался в двух больших тумбах размером со средний комод каждая. А теперь большинство работников этого отдела занималось тем, что пыталось перенести электронную часть в несколько маленьких кристаллов, но получалось это… никак пока не получалось. Зато небольшая группа инженеров в этом же отделе придумала и изготовила аппарат, быстро печатающий результаты расчетов на бумаге. Быстро — это две строки по шестьдесят четыре символа в секунду, а до лета группа обещала сделать аппарат, печатающий уже строки по сто двадцать восемь символов с той же скоростью. Эта группа (и опять с подачи Тани) тоже ордена получили, а сам Сергей Алексеевич получил серьезный такой втык — за то, что «вопреки приказу» еще одну группу посадил за разработку устройства хранения информации на магнитных барабанах, подобных тем, что он придумал для первой своей счетной машины. Причину втыка Лаврентий Павлович вообще не понял, но решил, что «Фея лучше знает»… В феврале Струмилин в очередной раз решил поругаться с Таней. Главным образом из-за того, что она резко раскритиковала составленные его отделом планы по «преобразованию природы»: — Ну и что тебе теперь не нравится? — Ну ты же сам все уже подсчитал: на твой план ресурсов, в первую очередь трудовых, просто не хватит. Специфика характера Струмилина очень быстро перевела их общение в форму «на ты», что, впрочем, на самом характере «общения» практически не сказалось: — Но ты же сама предложила использовать твои препараты для повышения производительности труда! — Обрати внимание: во-первых, я предложила их массово использовать начиная года так с пятьдесят четвертого, а во-вторых, на строго добровольной основе. А чтобы добровольность простимулировать, людям нужно дать что-то достаточно весомое — а что ты им сейчас-то дать можешь? — Стройматериалы в достатке, пусть дома себе колхозники строят. — Это ты верно заметил, колхозники с радостью займутся домостроением, тратя на это не только все свое свободное время, но и, по возможности, прихватывая время рабочее. И не только время: угадай с трех раз, на чем мужик повезет кирпич и цемент со стройбазы на свой участок? Тачку не предлагать. — А у тебя есть альтернативные предложения? — У меня всегда найдется полезный совет. У нас же страна Советов? Еще раз: чумиза даже в среднюю засуху практически гарантирует урожай центнеров в восемнадцать с гектара. Это безо всякого полива. — Я помню, но у нас семян-то, считай, вообще нет! — Но мы оба знаем, где этих семян много, не правда ли? — Китайцы нам семена не отдадут, у них и так жрать нечего. — Просто так — не отдадут. А в обмен, скажем, на рис — почему бы и нет? Рис — он попитательнее будет, обмен килограмм на килограмм для них окажется страшно выгодным. — На гектар нужно минимум десять килограммов семян… — А на миллион гектаров — десять тысяч тонн. В этом году я предлагаю засеять чумизой как раз миллион гектаров, больше нам просто сеять нечем, да и с уборкой такого количества полей мы едва справимся. — А кто потом будет эту чумизу у нас есть? Она же черная! Есть, конечно, и розовая, но у черной урожаи куда как выше… — Ты просто не поверишь, сколько у нас глоток, готовых эту чумизу жрать в три горла! Между прочим, бройлер, выросший на чумизе, на треть дешевле бройлера, вскормленного люпином. Даже с учетом того, что первому нужно белка еще в корм добавить… — Ага, червяков… Ну ладно, допустим, что я с тобой согласился. Я сказал «допустим», но всерьез вкладываться в работу по селекции… лет через пять, ну ладно, через десять мы все работы по мелиорации в Нижнем Поволжью закончим, и куда потом всю индустрию по выращиванию и переработке чумизы девать? — А никуда не девать. Кур мы выращивать на корм народу не перестанем, а у нас средние урожаи чумизы были слегка так за десять тонн с гектара. Конечно, думать, что нынешние селекционеры быстро выведут сорта с такой урожайностью, было бы глупо, но даже сейчас у китайцев есть сорта, дающие свыше тридцати центнеров с гектара на орошаемых полях. Качественные, удобренные почвы — это мы сделать можем, поливать — научимся. Так что затраты на селекционную работу окупятся гораздо быстрее, чем мы сейчас можем это себе представить. — Ладно, считай, что ты меня убедила. Только один вопрос… даже два: ты с китайцами про семена сможешь договориться? И где нам риса набрать для обмена? — Я с младшим Мао договорюсь. А насчет риса не беспокойся: есть такая замечательная страна под названием Аргентина. С Советским Союзом или с Китаем она, конечно, торговать не будет, а вот, скажем, со шведами… десять тысяч тонн риса — это же крохи! — Опять валюту на ерунду тратить будешь… — Не буду. Оказывается, в Аргентине немало достаточно богатых людей, которым Орава вполне по карману. А тот же Форд — уже нет. Причем аргентинцам кожаные сиденья не очень нравятся: у них кожа — что-то вроде отходов мясной промышленности. Ее там финны стали закупать за копейки, а за океан пойдут «Оравы» уже совершенно Вязьминского производства, финны только шильдики свои привинтят. — А им-то какая выгода? — Шильдики тоже не бесплатные… а копейка — она рубль бережет. Опять же, с финнами артельщики из Касимова договорились — почти договорились — о серийной сборке самолетиков «МАИ-колхоз». Будет называться Лиито-орава, то есть белка-летяга, причем они и сельхоз-вариант хотят делать, и как небольшой пассажирский самолетик… так что пока они стараются нам угождать. А так как сделка в любом случае им не в убыток… В конце февраля Таня снова встретилась со Сталиным и Берией, только на этот раз присутствовал и Струмилин. Но только присутствовал: Иосиф Виссарионович приказал ему «держать рот закрытым, а уши открытыми». Правильно приказал: Сталин и Берия уже привыкли к тому, что Танины откровения иногда (то есть почти всегда) «немного противоречат политике партии» и ее рассказы воспринимали просто как «полезную информацию» — а Станислав Густавович мог и «политическую склоку» устроить. — Итак, — начал разговор Лаврентий Павлович, — вы в прошлый раз сообщили, что в середине следующего века Китай, воплощая на практике экономические идеи Иосифа Виссарионовича, превзошел в части промышленного производства все остальные страны и именно поэтому с китайцами капиталисты так и поступили. Но тогда мне непонятно: вы постоянно критикуете… нет, просто ругаете марксистско-ленинскую теорию, но… — Я же говорила: вы слишком быстро стараетесь получить информацию и в результате многое просто не перевариваете. Китайцы, как, собственно, и Иосиф Виссарионович сейчас, строили социализм. Прекрасно понимая — по крайней мере на уровне правительства — что коммунизм всего лишь утопия, причем еще более идиотская, чем утопия Томаса Мора. Но Мор ведь изначально писал жесткую сатиру, а всякие ленинисты его идеи пытаются продвигать всерьез. — Вы нас обидеть хотите? — сердито спросил Струмилин. — Сказано же тебе: слушай молча! — вскипел Сталин. — Ничего, пусть спрашивает: мне тогда становится понятнее что именно вам непонятно. Так вот, социализм — и я имею в виду именно сталинский социализм — является полнейшим антиподом капитализма, а коммунизм — я имею в виду ленинский коммунизм — является родным братом капитализма. Ведь чем отличается социализм от капитализма и коммунизма? — От капитализма — отсутствием частной собственности на средства производства, — практически машинально ответил Станислав Густавович. — Чушь говорите, и говорите чушь даже не задумываясь. Я вам простой пример приведу: средства производства, на которых сейчас трудится почти миллион человек, являются мой собственностью. Личной, или, если хотите, частной. Все станки, всё оборудование более чем сотни крупных артелей и тысяч мелких принадлежит лично мне — и что, у нас в стране капитализм приключился? Нет, потому что главное отличие социализма от прочих «измов» заключается в способе распределения материальных благ для населения. При социализме каждый может получить этих благ ровно столько, на сколько он заработал. — И при капитализме тоже… — А вот нет. При капитализме человек — рабочий человек — получает благ столько, сколько считает нужным ему выделить капиталист, а все остальное капиталист себе забирает. При коммунизме человек получает… — При коммунизме получает по потребности! — Слава, а вот тут действительно веди себя, как товарищ Сталин сказал. То есть слушай молча, я скажу, когда вопросы можно будет задавать. Если у меня возникнет потребность установить дома ванну из литого золота… — Но ведь такая потребность не является жизненно важной! — Вот и я об этом: потребности человека в этом случае будет ограничивать государство. Но государство — это всего лишь организация, состоящая из людей, и вот вполне определенные люди будут решать, что твоей потребностью является, а что нет. Не сам человек это будет решать, а кто-то другой. А при социализме каждому гарантируется, что каждый получит ровно столько, сколько заработал, потому что социализм — по определению — является строем, когда все материальные блага распределяются строго по себестоимости — Но ведь государству ведь тоже требуются какие-то средства для существования. На ту же оборону, или на социальные нужды. — Слава, ты же экономист. Хреновый, но основы-то понимаешь… должен понимать. Затраты на оборону, поддержание общественного порядка, здравоохранение и тысяча прочих затрат государства являются частью себестоимости производства любого продукта в этом государстве. Да, точный подсчет себестоимости в таком случае — дело не самое простое, но скоро ты получишь уже приличные вычислительные мощности и сам все сто раз пересчитать сможешь. А пока — просто поверь: потребности государства, которое, среди всего прочего, гарантирует то, что любое производство сможет нормально функционировать, являются частью, причем неотъемлемой, этого самого любого производства. Буржуи этого посчитать не могут, да и не хотят: им проще отбирать необходимые на это средства, причем с запасом, в виде разных налогов — а потом все, что получилось не потратить, снова обратить в прибыль. — Складно излагаешь… — А главное — правильно. Но недостаток буржуинского подхода заключается в том, что денег в обращении становится больше, чем произведенных товаров, и эти деньги требуется куда-то вкладывать. На них приобретается всякая действительно ненужная дрянь, вроде картин за безумные деньги, или — чем занимаются те, кто на самом деле стремится править миром — незаменимые ресурсы. Земли, месторождения всякого нужного… — То есть ты хочешь сказать, что миром правят банкиры. — Это сейчас банкиры думают, что они правят миром. Но когда деньги превращаются в никому ненужные бумажки — а при капитализме они неизбежно в них превращаются — то те, кто купил именно ресурсы, с огромным удовольствием этих банкиров спускают в унитаз. Во время Всемирной революции этих банкиров развешивали по фонарным столбам, и не только их: практически всех их соплеменников уничтожили. Но собственность на ресурсы не тронули, так как эту революцию собственники и организовали чтобы народ пар выпустил. После этого изобрели новые деньги, назначили новых банкиров — и ничего в общем-то не изменилось. Разве что народ стал жить много хуже — но ведь народу уже объяснили, что в этом виноваты были прошлые банкиры… — Интересно… — тихо проговорил Иосиф Виссарионович. — Тебе интересно? — удивился Станислав Густавович. — Нам в деталях рассказывают что мы делаем в корне неверно, описывают, как целые народы уничтожались… — Как целые народы могут быть уничтожены если мы не приложим все силы для избегания такого сценария. — Мы и прилагаем, но что толку-то? — Толку много, — как-то свирепо ухмыльнулась Таня. — Англосаксы уже потерпели серьезное тактическое поражения в Азии. Корея сейчас — наш достаточно серьезный союзник, а в моей истории большая часть Кореи попала под управление американцев. Китай не разделился на части… правда, нужно будет слегка поправить направление их развития, но, надеюсь, Аньин и Аньцин нам в этом деле сильно помогут. Сам Мао, конечно, тот еще козел, но сыновья у него получились достаточно умными и, главное, обучаемыми. И если я им немного помогу — там, в Пекине… — Фея, — внимательно посмотрел на нее Лаврентий Павлович, — я в общих чертах понимаю, как ты… помогала нам в Европе. Но в Китае… — и он замолчал, с изумлением глядя на преобразившуюся девушку. — Это, конечно, всего лишь гримаса, но я же врач-регенератор второй категории. Потребуется — я дней за десять превращусь в китаянку, а волосы покрасить — вообще не проблема. — Ага, а с языком… — Сейчас я могу говорить на двух китайских диалектах. Нужно будет — мне на изучение языка потребуется пара недель. Этого, конечно, делать мне не хочется: язык трудно забыть, а засорять мозг ненужной информацией мне все же не стоит…