И поэтому, когда свет над их головами неожиданно погас, Саша даже ощутила легкое облегчение. – Пора, – шепнул Юра. Он и вправду это сказал? Или Саше просто послышалось? – Что пора? – тихонько уточнила она, но никто не ответил. Вспыхнул фонарик – один-единственный, слабый луч едва прорезал темноту. Под ногами зашелестела вода. Казалось, кроме этого в тоннеле не осталось и звука. – Идем, – хрипло попросил Костя. Тоннель становился все более склизким, а тряпье, намотанное на вывихнутую ногу, тем временем намокло и отяжелело, и Саше пришлось стянуть его, бесполезное. На мгновение стало стыдно – Юра с Егором старались, а она… Но холодная вода хоть немного обезболила ногу. Кто-то из бродяг вечно поскальзывался, взмахивал руками, но пока еще ни разу не свалился в журчащую воду. Стены, покрытые налетом бледно-зеленой плесени, казалось, дышали. Саша дотронулась пальцем и тут же брезгливо отдернула руку – холодная слизь, дрожащая и мерзкая. Саша брела следом за Юрой, будто боясь потерять его в тоннелях. Шла прямо за его спиной, почти дышала в затылок, постоянно оглядываясь на Валюшку. Но все были рядом – вышагивали странной процессией, приглядывая друг за другом, вслушивались в плеск и неразличимые пока чужие шаги. Саша нервно выдохнула. – Вот черт… – это Костин голос разнесся под низким сводом. – Что там? – чуть подавшись вперед, Саша выглянула из-за Юриного плеча. И замолкла. Вдалеке послышался мальчишечий смех. Потянуло ароматом жареного на углях мяса. На черной воде равнодушно покачивались цыплячье-желтые кувшинки. Саша шагнула назад. Уперлась в кого-то плечами и даже не почувствовала этого. Фонарик то и дело высвечивал все новые и новые цветы: пока мелкий поток несся между бетонными стенами, бурля и всхлипывая, пока огибал дрожащие от усталости ноги, кувшинки… черт с ними, она всю жизнь называла их кувшинками, – кувшинки покачивались на воде, будто на речной глади. Резные лепестки и толстые стебли, уходящие бесконечно вниз, прямо сквозь бетон – кувшинки чудились лишь иллюзией. Очередной галлюцинацией. – Я не понимаю, – пробормотала Саша. – Что за… Откуда они тут?! – Не останавливайся, – попросил Юра, и она в ужасе глянула на его лицо. Юрины глаза потемнели, при этом оставаясь спокойными. – Надо идти. Не обращай внимания. Опять шаги. Плеск там, позади, за спинами. Саша взмолилась – нет, пожалуйста, только не это! Пусть ей просто показалось, пусть это будет что угодно, только не… Шаг. И еще один. Будто тяжелые лапы ступают по воде. – Надо идти, – зашипел Юра. – Она знает, что мы здесь… Ну, давайте! Они пошли. Никакого бега – тихие осторожные шаги, но так быстро, как это только возможно. Саше хотелось плюнуть на все, лечь в воду и принять свою смерть с достоинством – в запахе тины и водорослей, среди кувшинок, что стучат желтыми головками по ее грубым ботинкам. Умереть так, как умер Валя. Не вздумай. Она не сдастся на последнем рывке. Да и если вспомнить… «То, что осталось от Милы». Так сказал Костя. А что останется от них? Они шли все быстрее и быстрее, Костя крепко зажимал ладонью Валюшкин рот и молчал, стиснув зубы. Это было заметно даже в свете единственного слабого луча, даже со спины – напряженные скулы, словно по его лицу то и дело проходит ток. Саша едва поспевала следом, хоть ее и тащил за руку Юра. Они шли. Спешили, прибавляли шаг, общались одними глазами, слабо различимыми в затхлой темноте. Будто бродяги разом превратились в единый организм – ровно вышагивающие друг за другом, похожие и до смерти напуганные. Кто-то шел следом за ними. Все ближе и ближе. – Почти дошли… – подбадривал Юра едва слышно. – Немного, еще чуть-чуть… – Чем пахнет? – спросила Женя, сбившись с шага. Все разом втянули в себя тяжелый воздух. – Дымом, – шепнул Костя. – Это дым… Егор выругался, и теперь уже Саша едва не полетела в воду – если бы не крепкие Юрины руки, она наверняка разбила бы себе лицо. Слизь под ногами обиженно чавкнула и снова заросла водой. – Только огня и не хватало… – простонал Егор, и ровно в тот же миг шаги за их спинами исчезли. Химера будто прислушивалась. А потом ринулась вперед. – Побежали, живо! – рявкнул Юра, больше не скрываясь. И они помчались изо всех сил. Плеск воды мчался следом за ними, догонял несущихся в ужасе людей. Саше чудилось, что она слышит хрипы, и дробный топот, и предвкушение, что мчится совсем близко… Бродяги молчали – не до слов. Только ревела Валюшка на руках у Кости. «Вот сейчас, – думала Саша, все крепче цепляясь за влажную Юрину ладонь. – Сейчас… Она почти за спиной, она дышит. И это точно не человек». Мысли путались, врезались друг в друга и расплетались снова, заглушаемые стучащей в ушах кровью. Саша ждала – еще миг, и что-то рванет ее на себя, вопьется когтями, пальцами или бог знает чем еще, раздирая кожу, и Саша закричит, но бродяги уже не помогут. Они и так пытались. Были рядом с самого начала, тащили ее на себе, приматывали сломанную руку к груди, фиксировали ногу, они… Бежать. Бежать. Бежать! Дыхание разрывает грудь. Но это все неважно – только бы она не догнала, только бы не схватила… Впереди слабо мигнул осколок света, и Саша, почувствовав прилив сил, побежала быстрее. Огонек мигнул еще раз и исчез. Саша ускорилась, хоть ей и казалось, что это невозможно. Но нет. Страх, подхлестываемый сзади, дыхание и рык, чувство, что тебя вот-вот схватят за ноги, опрокинут на живот и потащат туда, в черное жерло тоннеля, сдирая с лица кожу… – Свет! – задыхаясь, крикнул Костя. Он мчался первым и постоянно оглядывался, будто боялся, что кто-то из бродяг навечно останется во тьме. Его взгляд искал Сашу. И, только заметив ее вытянутое лицо, Костя вновь отворачивался и прибавлял скорости. Теперь уже пятно света нельзя было принять за мираж – оно ширилось, росло и суетилось всполохами. Только вот не было в этом свете ничего бледного или надежного – огонек казался рыжеватым, с желтыми прожилками, и все перед глазами мутилось, а в грудь набивались клубы вонючего дыма. Запах гари становился все нестерпимее. – Там пожар-р! – крикнула Женя, и голос ее оборвался, словно от спазма. Саша в ужасе оглянулась на нее, но нет, бежит – короткие волосы стоят дыбом, глаза вытаращены, на щеках меловая бледность, разбавляемая темными пятнами. И как она все это разглядела в полутьме?.. – Быстрее, быстрее! – орал Юра. – Недолго еще! – Огонь, Юр-р! – снова крикнула Женя, будто он не расслышал. – Выхода нет! Они бежали. Саше казалось, что всё – больше сил не осталось. Пускай химера, пускай черная вода под ногами, с которой давно пропали желтые кувшинки, пускай. Хриплое дыхание рвалось из груди, а сердце, казалось, вот-вот проломит ребра. Невозможно больше бежать – ноги охватило горячей болью, огнем обожгло ступни. Правый бок ныл так, будто его прострелили. Она сдавалась. Чуть отстала, и Юра дернул ее на себя, обернулся. Лицо черное, глаза пылают: – Беги! Почти уже… Беги, ну! Саша пыталась. Боль под ребрами пронзала насквозь, воздуха не хватало, перед глазами замельтешили черные мушки. – Мы сгор-рим! – в ужасе заорала Женя. – Заткнись и беги! – полузадушено кричал Егор, и его слабый голос тонул в плеске воды. Рыжие отблески становились все ближе. Но Саша уже не боялась сгореть. Они влетели в тесное помещение, все объятое пламенем – на миг Саша остолбенела в проеме, но Юра рванулся вперед, за Костей. Они поднырнули под толстые черные балки, пронеслись по узкому коридору и свернули вправо. Огонь выныривал из-под их рук то тут, то там, зажмурившаяся Саша чувствовала, как огонь объел ей ресницы.