Они не могли ее там оставить. Не могли. – Заткнись, – Юрино лицо кривилось. – Я думала, что ты держишь ее за руку! – Саша обхватила себя руками, глядя на Женю. – С чего бы это?! – С того, что мы бежали с Юрой первыми! Ты видела, что Вали со мной нет, у меня вторая рука вообще-то сломана, но ты все равно оставила ее там! – Тише… – Ничего я не видела! – они говорили все громче, подписываемые отчаянием и злобой, словно ядерным топливом. Эмоции перехлестывали через край. – Из-за тебя, твар-рь, уже умер-рла Мила. Валька вообще маленькая, а ты забыла ее, как… – Я не виновата! – Вр-решь! – Нет, закрой свой рот! Ты ни черта не понимаешь! – Убью. Саша ничего не успела понять – она ударилась спиной о стену и сползла на пол, а чьи-то пальцы капканом вцепились в горло, потянули за волосы… Удар, другой, третий – кулаки рассекают скулы, вспыхивает болью подбородок, целая рука пытается оттолкнуть, пока внутри разгорается ярость – настоящая ярость, первобытное дикое чувство, когда хочется впиться зубами в глотку. – Хватит, – шипит Юра и пытается их разнять, но они сцепились насмерть. Гибель Милы, крадущаяся по пятам химера, затопленные водой коридоры… Это все уже слишком. – Я! Не! Виновата! – крик рвется из груди, и Саша, больше не прикрывая лицо, наотмашь бьет вслепую. По сторонам ползут круглые пятна света. Один из фонариков упал вниз и теперь смотрит на стену, бесстрастно и механически, пока в его лучах кружится седая пыль, но Саша видит только почерневшие Женины глаза. Им обеим сейчас легче молотить друг друга, чем ринуться в коридор за Валей или хотя бы просто подумать, что с ней могло… Со второй попытки Саша бьет Женю по лицу – удар слабый, но Женя глухо вскрикивает от неожиданности. Новый удар сильнее. Кажется, это нос – под рукой хлюпает кровью, и что-то горячее капает на лицо. Она отшатывается, зажимает рукой ноздри – кажется, Женя удивлена, и удивление слизывает ее бессмысленную и бесполезную злобу. Саша рвется в бой – ее собственная ярость теперь не дает отступиться. Хватит. Саша пыталась разговаривать, игнорировать и сглаживать, но маленькая Валюшка, обнимающая ручонками за шею, и тихий шепот: «Не бросай меня»… Валюшка, оставшаяся на пути у химеры. Девочка, которую попросту забыли в суматохе. Нет. Этого стерпеть нельзя. Еще один удар, и голова запрокидывается, и Женя валится на пол, а Саша нависает над ней, чувствуя, как оскалены зубы, как в теле не остается и намека на слабость. Удар, еще один, Юрины ладони впиваются в плечи, но Саше все равно – она сейчас разорвет Женю в клочья, сотрет ее с лица земли. – Хватит… – кашляет Женя. – Стойте! – слабо вскрикивает Егор. И все замирает. Сашина злость прорвалась, вылилась и впиталась в холодный бетон, внутри остались только пустота и беспомощность. И Саша, брезгливо кривясь от того, с какой яростью она только что била Женю, прижимается к ней всем телом и обхватывает целой рукой, не давая вырваться. – Хватит… – Прости, – шепчет Саша, сжимая все крепче. – Я не должна… Прости меня. – Слезь… – она дышит хрипло и загнанно. Сильная Женя, скрючившись, лежит на полу. Сашу в четыре руки стаскивают и усаживают напротив, прислоняют спиной к неровно прокрашенной стене. Юра подходит к Жене и спрашивает о чем-то, пока Егор нерешительно отступает в полутьму. Видны лишь его горящие глаза. Женя сплевывает. Лицо ее черное от крови. – А я думала, что ты никогда не р-решишься… – шепелявит она. – В рожу тебе дать? Дура ты… – беззлобно отвечает Саша, пытаясь восстановить дыхание. – И стоило ради этого?.. – Стоило. Иначе ты бы ты еще вечность тер-рпела, – Женя зажимает разбитый нос пальцами и поднимает лицо кверху, чтобы кровь не лилась. Вытягивает вперед руку: – Мир-р? – У нас вообще-то даже войны не было, – слабо отвечает Саша, но все-таки пожимает протянутую ладонь. Они достигли пика. Критической точки напряжения, страха, ненависти и боли. Они сорвали печати, и теперь всё это – безобразная драка, от которой так паршиво на душе, умершая на руках Мила и потерянная Валюшка – всё это саднит внутри, но больше не скапливается криком у горла. – Егор… – зовет Саша. – Ты что это, умеешь говорить?.. Юра светит тому в лицо, но молчит – смотрит то на одного, то на другого, но все чаще и чаще взглядом возвращается к Саше. Она не прячет эмоций, не скрывается от него – на, посмотри на то, что есть и внутри меня. Егор мотает головой из стороны в сторону. – Ты крикнул «стойте», – объясняет Саша. Драка, кажется, забрала остаток ее сил. – Я слышала. Когда мы дрались, ты крикнул «стойте». Это был твой голос, точно. – Я тоже слышал, – соглашается Юра. – Я не умею говорить, – отвечает Егор и застывает, пораженный. Смотрит на них выпученными глазами. Голос у него ломкий, слабый, чем-то похожий на девичий. Но Егор говорит. Он умеет говорить. – Чертовщина, – шепчет Егор. – Лучше и не скажешь, – Саша ухмыляется, слишком переломанная внутри, чтобы беспокоиться о своей дикой улыбке. – А теперь пошли за Валей. Больше оттягивать некуда, рано или поздно им придется встать и пойти на поиски девочки или того, что от нее… Тишина. И три недвижимые фигуры. Саша с трудом поднимается, придерживаясь рукой за стену. Оглядывает их – стоящих и сидящих, одинаково сгорбленных, и на миг ей кажется, что у всех них одинаковые лица. Ее лица. Юрин фонарик вздрагивает в руке, и наваждение проходит. – Ну, – говорит Саша, – и чего сидим?.. Глава 8 – Мы никуда не пойдем, – отвечает ей Юра. Остальные смиренно молчат. Саша хохочет. – Вы что, совсем? – она захлебывает смехом. – Идиоты, да?.. Там же Валя! Молчат. Не смотрят ей в глаза. Смех застревает в горле. – Вы серьезно? – Саша не верит. Просто не верит, что такое может быть. – Вы собираетесь сидеть здесь, как тараканы за плинтусом, переночевать, а потом выбраться и ползти дальше? Сделаете вид, что Вали – вашей Вали, вашей общей дочери! – просто не было?.. Это шутка, да? Вы же не серьезно? Они молчат, и лишь Юра шепчет: – Нам нельзя рисковать, там все еще бродит химера. Если мы… – глубокий вдох, – то всё. Никого не останется, понимаешь? Если Валя сидела рядом с Милой, то ей уже не помочь… – А если она убежала? – Саша мотает головой. – Спряталась где-то в тоннеле и сидит там, трясется и плачет? Валюшка… Это ведь Валюшка! Вы чего, а? Ну чего вы? Женя сплевывает кровь, вытирает рукавом разбитое лицо. Егор стоит, отвернувшись – видна только его напряженная спина. Юра светит фонариком в пол и молчит. – Ее уже не спасти, – в конце концов выдыхает он. – Я знаю, тебе хочется верить, что она спаслась. Нет, Саш. Это невозможно. – Ты не пускал меня в боковой тоннель, помнишь? Ты говорил, что там никого нет. А я нашла Женю. И мы ее спасли. Вон она сидит, – Саша тычет пальцем, – живая и здоровая. Но ты не верил, а я была права. – Дважды в одно место молния не ударяет, – он качает головой и все еще отводит глаза в сторону, – ты же не маленькая уже, Саш… Я тоже надеялся, что с Валей все будет хорошо. Не вышло. Теперь нам нужно переждать и идти дальше. – Ты ненормальный. Это Валя, ребенок, живой человек! А вы ее просто похоронили… Нет, к черту! Я без нее вперед не пойду. Хотите – сидите здесь, а я возвращаюсь. Она встает, стряхивает с себя все, что случилось в этой пыльной комнате. Смотрит на Юру: – Отлично. Какие же вы… слабаки. Я-то думала, что вы нормальные, как друзья или семья живете, держитесь друг за друга. Но оставить ребенка в тоннеле… К черту вас всех. Всех! И тебя, – она смотрит на Женю, – с которой только кулаками можно разговаривать. Я за всю свою жизнь ни разу не дралась до крови, это так мерзко. Но ты провоцировала и провоцировала, а теперь сидишь довольная, что я сорвалась… Хватит. Оставайтесь тут, как крысы.