— Я могу сама сделать заказ, — сказала я. — Ты же любишь тонкоцу, — сказал он. — Или я ошибся? Я не знала, откуда он знал, что я любила тонкоцу, но от этого казалось, что у него было преимущество в наших отношениях. Я цокнула языком и вытащила телефон из сумки. — Мне не нравится, что ты все знаешь обо мне. Я почти ничего не знаю о тебе. — Ты знаешь, что у меня безумная семья, — сказал он. — Да, — ответила я. — Но это мало говорит о тебе. У тебя, видимо, извращенная мания смущать меня на публике? — С тобой это просто, — он рассмеялся. — Что ты хочешь знать? Мой любимый цвет или мою группу крови? — Я не пытаюсь принять тебя в поп-группу, — я опустила телефон. — Хм… расскажи, почему ты захотел стать стражем храма. — Я уважаю О-бэй, может, даже ее люблю, — Широ отклонился на стуле, — но я не хотел служить ей всю жизнь. — Это я уважаю, — тихо сказала я. Движение привлекло внимание к кухне. Белый мотылек опустился на плечо Хейхачи. Он стряхнул его, но осталась мерцающая пыльца на его футболке. Бабочка полетела к лампе над его головой, плясала вокруг плафона. Я пригляделась к мужчине. «Это совпадение, — сказала я себе. — Шинигами не стал бы прятаться на виду, как повар…. да?». Белый мотылек следовал за Хейхачи по кухне. Он отгонял бабочку от еды, но, казалось, что Хейхачи изображал это ради нас. Я склонилась к Широ. — Твой друг Хейхачи — шинигами? — Возможно, — Широ улыбнулся. — Почему ты не говорил с ним раньше? — пылко прошептала я. — Он знает, что случилось в храме. Широ уперся предплечьями в стойку бара. — Я не спрашивал его, потому что, в отличие от других шинигами… Шар огня взорвался в кухне. Разбилось стекло, закричали люди. Жар понесся к нам, опаляя мою кожу. Я отпрянула от бара, чуть не запуталась в своих ногах. Один из поваров сорвал горящий платок с головы. Он бросил ткань на пол и стал ее топтать. Хейхачи схватил огнетушитель. Белый дым повалил из огнетушителя. Кот выпрыгнул из облака с воплем. Он приземлился на раскаленный гриль, не переживая из-за жара, и схватил кусочек курицы. Пар поднимался от его лап. Когда наши взгляды пересеклись, он будто улыбался с маской белого вещества огнетушителя на его морде. Я знала эту морду. Эти разноцветные глаза. Эти шрамы. — Они-чан! — я подбежала к бару. — Что ты тут делаешь? — Нужно поймать кота! — Широ перепрыгнул стойку. Когда Широ бросился к нему, Они-чан спрыгнул с гриля на плечо Широ, а оттуда на стойку бара. Некомата скользнул по лакированной поверхности, сбил наши палочки и соусы на пол. Он не успел прыгнуть, и я схватила его на руки. — Плохой котик, — я забрала кусочек курицы изо рта Они-чана. Кот потянулся за мясом лапами, прижал уши к голове и бил хвостами по моему животу с рычанием. Его тело напряглось. Я опустила курицу на стойку, а потом прижала кота к груди. Так он не мог упереться в мое тело. Широ, ругаясь, выпрямился. Он потер красные следы когтей Они-чана на лбу. — Ты мог просто попросить! — сказал он, глядя на кровь на кончиках пальцев. Они-чан издал звук, что-то между мяуканьем и карканьем, словно был доволен тем, что устроил проблемы. — Это твой кот, Кира-чан? — Хейхачи опустил огнетушитель с металлическим лязгом. Мотылек сел на его пучок и дрожал. — Отчасти, — я пыталась удержать извивающегося Они-чана. Даже если Они-чан не был моим котом, я все еще была в ответе за его действия. — Мне очень жаль, Хейхачи-сан. Мы оплатим ущерб. Я попыталась низко поклониться, но с Они-чаном изящно не получилось. Некомата рычал, когда я склонилась. Словно мне нужно было больше стыда сегодня, Хейхачи и Широ рассмеялись. — Не нужно платить, — сказал Хейхачи, переведя дыхание. — Думаю, тебе хватает проблем, Кира-чан. Может, дело было в нежности его голоса. Может, в последней неделе, где я брала на себя вину за все, что шло не так. Может, в давлении или страхе. Может, я просто слишком устала, и это была последняя капля. Но я бросила Они-чана на пол и закрыла лицо руками, стараясь не думать, что от пальцев пахло жиром курицы, шерстью кота и медью. Я не просто плакала, я всхлипывала. — О, нет! — завопил Хейхачи. — Что я сказал? Мне очень жаль! — Ничего, Хейхачи-сан, — Широ обвил рукой мои плечи, притянул меня в объятия, и моя макушка оказалась под его подбородком. — Неделя была тяжелой. — Простите, — говорила я между всхлипами. — Простите. Мне так жаль… — Хватит извинений, — Хейхачи прогнал работников на места. Он указал на кабинку. — Идемте. Я тебя покормлю, и тебе станет лучше, да? Хейхачи подал нам тонкоцу-рамен, а я вытерла с лица шерсть кота и слезы. Широ был прав, это было лучшее, что я пробовала в жизни, и от этого мне стало лучше. Бульон из свинины был в меру острым, и вкусы умами плясали на языке. Даже Они-чан получил свою миску. Хейхачи сказал, что делал лапшу своими руками каждое утро, и так его семья делала веками. Белый мотылек сел на край подноса, усики подрагивали. Это было маленькое изящное существо с пушистым серым телом и точками на крыльях. — Хейхачи-сан, — я опустила палочки рядом с миской. — Это же не просто бабочка? — Нет, — он печально покачал головой. — Она не простая. «Она?» — задумалась я. — Я слышал, что ты делаешь, — Хейхачи подставил для бабочки свои пальцы. — Я бы присоединился к твоему делу, но, боюсь, не смогу помочь. — Почему? — спросила я. — Я не убиваю, — он придерживал мотылька ладонями. — После этой крохи. Мы с ней договорились. Мы оберегаем друг друга. — Никого и не нужно убивать, Хейхачи-сан, — сказал Широ. — Кроме Шутен-доджи, — тихо сказал Хейхачи. — Для этого группа шинигами, да? Уничтожить не только тело существа, но и его душу? Я взглянула на Широ. Он стиснул зубы, но не ответил. Так что ответила я. — Да, — сказала я. — План — уничтожить тело и душу Шутен-доджи, чтобы мир не накрыла тьма. Я хочу отомстить за жизнь дедушки и защитить храм, который моя семья оберегала поколениями. Нам нужна ваша помощь, Хейхачи-сан. Хейхачи выдохнул, снял шляпу с головы. Его бело-серый мотылек взлетел и стал хлопать крыльями перед его лицом. Он протянул указательный палец, и бабочка прыгнула на палец, взволнованно шевеля усиками. — Ты понравилась Сане, — Хейхачи пошевелил кончиком пальца на брюшке бабочки. — Ты ее очаровала, и если она поддерживает тебя, это сделаю и я. Я не подниму меч, но дам силы в ритуале. Я сложила ладони перед грудью и поклонилась. «Три». Восемнадцать Храм Фуджикава Киото, Япония Когда мы с Широ вернулись из школы во вторник, мы обнаружили трех шинигами в главном кабинете, обсуждающие план боя с Горо. Все подняли головы, когда мы вошли. Комната стала штаб-квартирой. Карты покрывали все горизонтальные поверхности, их придерживали кружки, деревянные таблички эма и пачки салфеток. Пыльца черных бабочек висела в воздухе, бабочки Шимады были под потолком. Белая бабочка Хейхачи, Сана, трепетала среди них. Шимада стоял с Горо у стола, прижимая костяшки к его поверхности. Роджи устроилась в кресле на другой стороне. Хейхачи прислонялся к столику спиной к двери. — Широ-кун! Кира-чан! — Хейхачи повернулся, когда мы вошли. — Так рад вас видеть! «Он тут», — мне стало легче. — Спасибо, что пришли, Хейхачи-сан, — я всем поклонилась. — Я благодарна вам. Хейхачи ответил поклоном. — Для меня честь служить с такими выдающимися шинигами. — Точно, — Роджи закинула ноги на стол. — Я выдающаяся дама.