Перевод: Kuromiya Ren Один Старшая школа Когаккан Киото, Япония Я — девушка, окруженная монстрами и призраками из древнего мира. Чаще всего они пугают меня меньше, чем люди. — Бака! — рявкнула Аяко-семпай, толкая меня на землю на школьном дворе. Содержимое моей сумки-почтальонки рассыпалось по асфальту. Часть книг открылась, их страницы рвались, их трепал ветер. Химия, история, английский. Цветные ручки, карандаши и ластики убегали от девушек, поймавших меня. «Думаешь, это я тут дура, семпай? Бака?» — я должна была уважать старшеклассников, но Аяко-семпай относилась ко мне как к мусору. Она не заслуживала зваться семпаем, как я не заслуживала оскорбления «бака». Ее родителям хватало денег, чтобы купить ей место тут, в престижной старшей школе Когаккан. Мне пришлось заслужить это место. Статус новенькой, конечно, сделал меня изгоем. Мишенью. Я попыталась встать, Аяко опустила ногу на мою спину. Девушки обступили меня плотнее. Их тени упали на меня, удивительно тяжелые от горячего солнца. Мои щеки пылали. Как бы стыдно мне ни было, как бы жестоко они ни мучали меня, я не буду плакать. «Я. Не. Буду. Плакать». Я стиснула зубы и повторяла эти слова как мантру. С земли я видела только изящные ноги девушек и их белые носки, стильно приспущенные поверх их туфлей. Их юбки в складку были неровными линиями над коленями. — Ты понимаешь, что это для твоего же блага, Кира-чан? — Аяко убрала ногу с моей спины и села на корточки. Она сжала ноги вместе и сцепила ладони на коленях. Ее коленные чашечки выглядели как белые и хрупкие птичьи черепа. «Конечно, ты так думаешь», — я хотела сказать это вслух. Но я знала, что не стоило так говорить со старшеклассниками — Аяко не только сделает мою жизнь сущим адом, но и те, кому я пожалуюсь, скажут мне, что я глупо ее злила. — Мы — твои старшие сестры, — продолжила Аяко. — Мы хотим, чтобы ты влилась… но это может быть сложно для девушки, которая просто ученица со стипендией. Я удивлена, что твои родители могут позволить обучение тут. Другие девочки захихикали. Аяко просунула палец под мой подбородок и повернула мое лицо к ней. Движение привлекло мой взгляд влево, где призрачное щупальце обвило ее плечо и проникло кончиком в ее ухо. Мое сердце забилось быстрее. Браслет на моем левом запястье стал теплее, защитные чары в металле реагировали на присутствие демона. Это мне передала бабушка, этот браслет передавался в семье Фуджикава поколениями. Как жрица синтоистского храма — мико — я должна была изгонять зло. Редкие могли ощутить ёкаев: демонов, добрых, злых и где-то между этим. Ёкаи забирали энергию, созданную сильными эмоциями людей, так что лучше было избегать или игнорировать их. Чаще всего такое и работало с задирами-людьми: опустить голову, не злить их, игнорировать оскорбления. Они питались смущением и стыдом. Но со злом было сложнее справляться, когда оно появлялось в носках до колен и с осветленными кончиками волос. Я не знала, какой ёкай захватил Аяко, но, наверное, поэтому ее издевки перешли к физической атаке. Аяко и ее подруги мучили меня с первого дня в Когаккане. Я привыкла к этому, хоть и ощущала себя жалко. Физическое насилие было необычным, среди учениц так обычно не делали. Еще щупальце выскользнуло изо рта Аяко. Я не знала, были ли ее слова теми, которые она хотела произнести, или за нее говорил ёкай. — Когаккан гордится отличными учениками, и мы не хотим, чтобы кто-то портил нашу репутацию. Особенно, жрица из старого храма. Тебя взяли в храм, потому что больше никто на подработку брать не хотел? — Я сама выбрала работу в храме моей семьи, Аяко, — сказала я, намеренно упустив именной суффикс. Девушки вокруг меня вдохнули сквозь зубы. — Для тебя — Аяко-семпай, — рявкнула одна из ее девушек, плюнув на землю. — Извинись! Я позволила приказу повиснуть в воздухе без ответа. Ветер свистел во дворе, и юбки девушек раскачивались, как колокола. Аяко не двигалась. Как и я. — Ну? — сказала другая девушка. — Давай! — Нет, — холодно сказала я. Было много способов сказать «нет» на японском, чтобы не обидеть, но мне надоело звать Аяко семпаем. — Моя семья ухаживала за храмом Фуджикава почти тысячу лет, и горжусь тем, что я — мико там. Все деньги твоей семьи не могут купить такую историю, как у меня. Миг чистой тишины, а потом Аяко встала и пнула меня, ударила носком туфли по груди. Боль пронзила ребра. Кашляя, я рухнула на землю. Жар асфальта грел мне щеку, воняло жженой резиной. Камешки впились в мою кожу. Я притянула колени к груди, чтобы защитить живот. Я не могла думать. Легкие будто сдулись, было сложно дышать. Я не могла сосредоточиться и оттолкнуться от земли. — Аяко! — охнул кто-то. — Ты сказала, что не будешь ей вредить! — Молчи, — Аяко схватила меня за волосы. Я с шипением выдохнула. — Отпусти меня… Крик раздался в другой части двора. Аяко выпрямилась, и ее девчонки повернулись на звук. Их ноги напряглись. Кто-то шел в нашу сторону. — Идите, — рявкнула Аяко девушкам. Они побежали, огибая меня, пряча лица. Радость и стыд смешались во мне в равных порциях. Я села, кривясь и потирая грудь. Сердце сжалось при виде моей младшей сестры, Ами, и одного из школьных секретарей, бегущих ко мне. Я уже потеряла сегодня достоинство. Я не хотела жалость младшей сестры. — Кира! — голос Ами зазвенел во дворе, высокий, отскакивающий, как мяч. Я не хотела, чтобы сестра видела меня такой — юбка задралась, открывая бедра. Кровь сочилась из ссадин на коленях. Мои книги и прочие вещи рассыпались в пустом дворе, их трепал ветер. Туфля Аяко оставила грязный след на моей белой блузке. Хвостики Ами подпрыгивали, пока она бежала ко мне. Я встала, стряхнула камешки с кожи, и они застучали по асфальту. — Кира! Ты в порядке? Она тебя ударила? — спросила моя сестра, почти врезавшись в меня. Она сжала кулаками мой пиджак, чтобы не упасть. Казалось, она расплачется. Я опустила ладонь на голову Ами, отказываясь смотреть ей в глаза. — Я в порядке, это было… недопонимание, — голос дрогнул под конец. Я глубоко вдохнула. Если я не заплакала при Аяко, я точно не заплачу при шестилетней сестре. — Что случилось, Фуджикава-кун? — спросила мисс Оба, обращаясь ко мне по фамилии. — Ты в порядке? «Нет, я не в порядке», — я хотела бы, чтобы люди перестали задавать этот вопрос — если его нужно задать, значит, человек не был в порядке. Я была ушиблена до тихих и темных уголков души. Я поправила юбку, похлопала по ней, выбивая пыль, но лишь размазала кровь по ткани. Я выругалась мысленно, зная, что останутся пятна. Но лучше пусть будет кровь на юбке, чем зло на коже. — Кем были те девушки? — спросила мисс Оба. — Они же не из Когаккана? Наши ученики так себя не ведут. «Вы видели их форму». — Я не видела их лица. Они сбили меня и не давали встать. Мисс Оба поджала губы. Я плохо умела врать, но и мисс Оба не умела врать. Она знала, что это были ученицы Когаккана. Я знала, кто это был. Нам обеим было проще не признавать это и избегать грязи. Мы не хотели, чтобы Аяко сделала наши жизни хуже утром понедельника. И я не могла рассказать мисс Оба о ёкае. Взрослые плохо справлялись с необъяснимым. Даже мои родители отказывались верить, что дедушка и я могли видеть и общаться с ёкаями. Хоть мою маму растили в храме Фуджикава, ёкаи для нее существовали только в поп-культуре и манге. Хоть синто была культурной основой японской жизни, многие люди не считали это религией. Не в прямом смысле. Мисс Оба помогла мне собрать вещи с земли. — Хочешь написать жалобу? — спросила она. Я покачала головой, стараясь запихать книги в изорванную сумку. — Я уже опаздываю на работу. Я промою ссадины в храме семьи. Это недалеко. — Но, Фуджикава-сан… — Я в порядке, спасибо. Хорошего дня, Оба-сан, — я быстро поклонилась, а потом повела сестру со двора, пока мисс Оба не решила задать больше вопросов. Мы с Ами отошли на пятнадцать шагов, и мисс Оба крикнула: — Фуджикава-сан, стой! Я отцепила от ладони последний камешек и сделала вид, что не слышала ее. Два Храм Фуджикава Киото, Япония