– Так и есть, милая. Я говорю маме, что люблю ее, прощаюсь с ней и даю отбой. Я горда собой и даже самодовольна. Мне и голову не может прийти, что меньше чем через неделю Эвелин Хьюго закончит свою историю, что только тогда я пойму, ради чего это все затевалось, и возненавижу ее так, что сама испугаюсь. Блестящий добрый измученный Гарри Кэмерон 36 За «Закат в Каролине» меня номинировали на «Оскар» за лучшую женскую роль. Единственной проблемой было то, что Селию номинировали тоже. Я появилась на красной ковровой дорожке с Гарри. К тому времени мы уже обручились. Он подарил мне кольцо, украшенное бриллиантами и изумрудами, и оно сияло на фоне черного, с бисером, платья, которое я надела в тот вечер. Платья с высокими, дерзкими разрезами до бедра. Мне оно очень нравилось. И не только мне. Я даже заметила, что журналисты, которые пишут о моей карьере, часто используют фотографии, где я в том платье. Его я тоже выставила на аукцион. Думаю, за него дадут очень хорошие деньги. Я рада, что людям оно нравится так же, как нравится мне. В тот раз «Оскар» достался не мне, но вечер стал одним из лучших в моей жизни. Селия приехала прямо перед началом церемонии. На ней было бледно-голубое свободное платье с открытыми плечами и вырезом в виде сердечка. Это платье поразительно сочеталось с цветом ее волос. Взглянув на нее, я впервые за пять лет испытала такое восхищение, что замерла и едва могла пошевелиться. Я ходила на каждый фильм, где снималась Селия, хотя и не распространялась об этом. Так что я ее видела. Но ни один фильм не может передать те чувства, которые испытываешь, внезапно оказавшись в присутствии человека, в которого по-настоящему влюблен. Ты наполняешься гордостью уже потому, что твоя возлюбленная соизволила взглянуть на тебя. Селии исполнилось двадцать восемь, и в ней уже ощущалось нечто величавое. Она стала зрелой, уважаемой женщиной и выглядела человеком, который точно знает, чего хочет от жизни. Селия шагнула на ковровую дорожку в сопровождении Джона Брейвермана. В смокинге, который, казалось, трещал по швам на его широких плечах, Джон напоминал кукурузный початок. Они прекрасно смотрелись вместе. И неважно, насколько фальшивым был их союз. – Ив, ты пялишься, – прошептал Гарри, потянув меня к входу в зал. – Да, извини, – сказала я. – Спасибо. Направляясь к своим местам, мы радостно приветствовали всех собравшихся вокруг нас. Джой и Рекс сидели в нескольких рядах позади нас; я вежливо помахала им рукой, прекрасно понимая, что подбежать и обнять их нельзя, чтобы у людей не возникли лишние вопросы. Когда мы уселись, Гарри спросил: – Если победишь, попробуешь поговорить с ней? – И позлорадствовать? – усмехнулась я. – Не совсем, но тогда у тебя будет несомненное преимущество, которого ты так добиваешься. – Напоминаю, это она меня бросила. – А ты переспала с другим. – Ради нее. Гарри хмуро взглянул на меня, будто я не до конца что-то понимаю. – Ну ладно, если выиграю – поговорю, – сдалась я. – Спасибо. – Почему ты меня благодаришь? – Потому что хочу, чтобы ты была счастлива. И, похоже, мне приходится поощрять тебя к тому, чтобы ты делала что-то в своих же интересах. – Ладно, но если победит она, то я и слова ей не скажу. – Если победит она, – мягко сказал Гарри, – что, между прочим, под большим вопросом, и если она первая заговорит с тобой, то я силой заставлю тебя выслушать ее и ответить. Я не смогла посмотреть на него, потому что не хотела оправдываться. – Все равно еще ничего не ясно. Все говорят, что «Оскар» дадут Руби, потому что в прошлом году она должна была получить его за «Опасный полет», но ее несправедливо обошли. – Могут и не дать. – Как же, как же, рассказывай. Но на самом деле, когда огни в зале погасли и на сцену вышли ведущие церемонии, я еще питала какие-то иллюзии, говоря себе, что у меня не такие уж и плохие шансы на эту треклятую статуэтку. Когда объявляли номинантов на лучшую женскую роль, я глазами отыскала в толпе Селию. И в этот момент наши взгляды встретились. Но тут ведущий произнес имя победительницы. И это была не Эвелин и не Селия, это была Руби. Разочарование отдалось тяжестью и болью в груди, но разозлилась я на себя – за то, что поверила в собственную чушь. Мне было интересно, что чувствует Селия. Гарри взял меня за руку и пожал. А я подумала, что точно так же Джон взял за руку Селию. Я извинилась и вышла. Бонни Лейкленд, мывшая руки в туалете, улыбнулась мне и быстро вышла. Оставшись одна, я зашла в кабинку, закрыла дверцу и расплакалась. – Эвелин? Когда годами чахнешь в ожидании одного-единственного голоса, не узнать его невозможно. – Селия? – Прислонившись спиной к дверце, я вытерла слезы. – Я видела, как ты вошла сюда, и подумала, что… может быть… Может быть, ты неважно себя чувствуешь. – Стараюсь порадоваться за Руби, – со смешком сказала я, сдерживая слезы и пытаясь вытереть глаза клочком туалетной бумаги, – да только это не мой стиль. – И не мой тоже. Я открыла дверь кабинки. И увидела ее перед собой. Рыжие волосы, голубое платье. По ее глазам я поняла, что она все еще меня любит. Ее зрачки расширились и потеплели. – Ты шикарна, как всегда. – Селия прислонилась к раковине. В том, как она смотрела на меня, было что-то гипнотизирующее. Я чувствовала себя стейком на тарелке перед тигром. – Ты тоже неплохо выглядишь. – Будет лучше, если нас не увидят здесь вместе. – Почему? – Потому что в этом зале есть люди, которые знают, что нас с тобой связывало в прошлом. И тебе вряд ли понравится, если они заподозрят, что мы взялись за старое. Это была проверка. Мы обе это знали. Если бы я сказала правильные слова – мол, мне наплевать, что там кто подумает и что я готова заняться с нею любовью прямо там, на сцене, на глазах у всех, то, может быть, смогла бы вернуть ее. На мгновение я задумалась. Я представила, как просыпаюсь утром от ее дыхания, пропитанного ароматами кофе и сигарет. Но я хотела, чтобы она признала, что виновата не только я. Что и она посодействовала нашему разрыву. – Или ты просто не хочешь, чтобы тебя увидели с… подожди, как ты тогда назвала меня? Шлюхой? Селия засмеялась, опустила глаза, потом снова посмотрела на меня. – Что ты хочешь от меня услышать? Что я была неправа? Да, была неправа. Я хотела обидеть тебя так же, как ты обидела меня. – Но я никогда не хотела сделать тебе больно, – возразила я. – У меня и в мыслях никогда такого не было. – Ты стыдилась любить меня. – Вовсе нет. Это абсолютная неправда. – Во всяком случае, ты многое делала, чтобы это скрыть.