«Кто живёт вот в этом сумаи? И какой в этом смысл для дао? И не путь ли он к совершенству?» – Я, кузнечик-киригирису. – Я, пернатая угуису. – О, а я – золотая рыбка. Я желаний не исполняю, Пушкин-сан всё наврал зачем-то. О, пустите меня в сумаи, А не то совершу сеппуку Не по бусидо, а как придётся. Что ж, пустили её в сумаи, Хотя это шантаж, конечно. Среди рисовых полей Суягавы Шёл учёный барсук Тануки, Сочинял печальное хокку О луне над прекрасной Фудзи. Увидал Тануки сумаи: Он стоял пониже катаны, Но значительно выше танто. «Кто живёт вот в этом сумаи? И какой в этом смысл для дао? И не путь ли он к совершенству?» – Я, кузнечик-киригирису. – Я, пернатая угуису. – Я, прекрасная сётенгаи. – А я есть барсук Тануки. О, пустите меня в сумаи, А не то сочиню про вас хокку, Вам же будет, ребята, хуже. Что ж, пустили его в сумаи, Хотя там уже стало тесно, Как в токийском метро под вечер. Среди рисовых полей Суягавы За 120 ри от Киото Шёл могучий бог Сусаноо, Брат великой Аматерасу, Повелитель громов и молний И сакэ изрядный любитель. Увидал Сусаноо сумаи, Он стоял пониже катаны, Но значительно выше танто. «Кто живёт вот в этом сумаи Без прописки и без квартплаты?» — Сусаноо спросил сердито. – Я, кузнечик-киригирису. – Я, пернатая угуису. – Я, прекрасная сётенгаи. – Я, премудрый барсук Тануки. – А я – великий бог Сусаноо! Щас как сяду на ваш сумаи, Раздавлю всех вас, мелких, напрочь. Ничего не сказали звери И замкнулись в гордом молчанье. Ибо трусы пощады просят, А достойный приемлет мудро Всё, что боги ему посылают, Даже задницей по макушке. Сусаноо тогда подумал, Что они раздавиться не против, Сусаноо сел на сумаи, Раздавил всех напрочь, конечно. Так погибли барсук и кузнечик, Так погибли птичка и рыбка Среди рисовых полей Суягавы,