В программке говорилось, что она выступает под песню «Down», о которой я никогда не слышал. Первые ноты одинокого пианино звучали, словно ступени, устремляющиеся вниз. Дарлин застыла на месте, пока ее не пробудил яркий и ясный голос женщины. Мой взгляд был прикован к Дарлин, я наблюдал за игрой мышц под тонкой кожей, когда она двигалась по сцене, наполняя собой небольшое пространство, струясь словно тень. Мелодичное фортепиано сменилось техно-битом, быстрым и точным. Когда песня подошла к концу, Дарлин рухнула на спину, одной рукой опираясь на локоть, а другой потянулась к неосвещенному пространству над головой. На последней ноте ее спина выгнулась, а голова запрокинулась назад, как будто неведомая сила тащила ее вверх, а затем бросила подвешенной в тишине. Момент тишины, и скудная толпа перевела дыхание. Я вырвался из ее чар и захлопал снова и снова. Несколько зрителей свистели и кричали, хотя до этого лишь вежливо аплодировали выступающим. Меня переполняло чувство гордости. Она была лучшей, и все это понимали. На последнем номере Дарлин снова поставили в самую глубь сцены. Я не знал, какая иерархия существовала внутри труппы, но Дарлин определенно заслуживала место ведущей танцовщицы. Я наблюдал, как она двигалась на задних рядах со своим партнером – неуклюжим болваном, который несколько недель назад ушиб ей голову. Теперь она с трудом справлялась с ним. Я видел, как она исправляла его ошибки, прикрывала, когда он путал шаги. Мои губы искривились в ухмылке, и я попытался сосредоточиться только на ней. На ней одной. А затем случилось это. Пары танцоров позади разошлись, чтобы вновь сойтись, и неуклюжий партнер Дарлин наступил ей на ногу каблуком. Я наполовину вскочил со своего места, когда лицо девушки исказилось от внезапной боли. Никто больше, казалось, не заметил – ведущая танцовщица исполнила какой-то гимнастический подвиг, перетягивая внимание на себя. Дарлин снова надела свою сценическую улыбку, и я медленно опустился в кресло, с трепетом наблюдая, как она заканчивала танец. Она незаметно для всех старалась опираться на левую ногу, и единственным реальным признаком ее боли были капельки пота, блестевшие на груди. Как только танец закончился, и танцоры поклонились, партнер Дарлин украдкой бросил на нее извиняющийся взгляд. Она продолжала гордо смотреть вперед, на луч света, озаряющий ее для публики, но я заметил слезы в ее глазах и стиснутую челюсть. Она держала правую ногу позади левой, когда кланялась под аплодисменты, но стоило черному занавесу начать опускаться, захромала. В зале зажегся свет, и пока зрители продвигались к выходу, я бросился с цветами по небольшому проходу к сцене. Некоторое время мне пришлось ощупывать тяжелую ткань занавеса, чтобы найти прорезь и зайти внутрь. За кулисами было темно, но тонкий отблеск света привел меня в маленький закуток, где перенервничавшие танцоры смеялись и получали поздравления от своего руководителя. – Где Дарлин? – потребовал я. На мгновение воцарилась тишина, и присутствующие обменялись взглядами. Ее засранец-партнер имел благородство выглядеть огорченным, но ничего не сказал. – Наверное, в гримерке, – ответила ведущая танцовщица стервозным тоном. – Она типа… сама по себе. Я вспомнил, как Дарлин рассказывала, что труппа не только не приняла ее с распростертыми объятиями, но и заставила чувствовать себя изгоем. «Несмотря на то, что она лучше них. Она лучшая во всем». Я фыркнул от отвращения и повернул обратно. Нашел крохотную раздевалку. Никого. Короткий коридор привел меня за сцену, где я услышал приглушенные всхлипывания и пошел на звук, осторожно пробираясь в полумраке. Дарлин сидела на полу, прислонившись спиной к одной из передвижных декораций для шоу. Ее правая нога покоилась на мотке веревок, и даже в темноте я разглядел припухлость и синяки вокруг двух ее пальцев. – Дарлин. Она подняла залитое слезами лицо, рассматривая меня, костюм и цветы в моей руке. И лишь один короткий взгляд заставил меня почувствовать, – любые слова в мире не смогли бы этого передать, – насколько она ценит это. Больше, чем я того заслуживаю. Потому что ее эмоции говорили сами за себя, они жили в ее движениях, глазах, прекрасном искреннем лице, которое ничего не могло утаить. Она улыбнулась сквозь слезы и прошептала дрожащим голосом: – Ты пришел. Я опустился на колени рядом с ней и осмотрел ступню, чтобы скрыть внезапный прилив эмоций, захлестнувший меня с головой. Они переполняли меня, и я не имел ни малейшего представления, что с ними делать. «Я раньше никогда не испытывал ничего подобного к женщинам…» Ей было больно. Этот неуклюжий сукин сын нанес ей травму. Я перенаправил все эмоции в гнев, с которым хотя бы знал как справляться. Положив цветы на пол, я аккуратно устроил ее ногу у себя на коленях. Два пальца распухли, а синяки фиолетовыми пятнами расползались по всему внешнему краю стопы и двинулись выше. – Это не моя специализация, но, похоже, нога сломана. – Я тоже так думаю. Больно. Очень. – Она всхлипнула и покачала головой. – Это слишком для моего триумфального возвращения в танцы. – Это временно, – яростно ответил я. – Вылечишь ногу и вернешься на сцену снова. Ты должна. Ты была лучшей частью этого шоу. Дарлин улыбнулась или попыталась подарить мне улыбку. Но разбилась под натиском слез. – Я так стараюсь… но все просто ускользает из моих рук. Мой лучший друг… теперь это… – Она наклонила голову, чтобы посмотреть на меня, ее голубые глаза блестели, а по щекам растекся макияж. – Я ничего не могу удержать… Я тяжело сглотнул, слова Генриетты проникли в мои мысли. Взяв Дарлин за руки, я сказал: – Не в этот раз. Держись за меня. Она подняла на меня полные неуверенности глаза. – Сойер… – А я буду держаться за тебя, хорошо? – прошептал я. – Так же крепко. Она тихонько всхлипнула и обвила руками мою шею. Я держал ее в своих объятьях долгое, эгоистичное мгновение, пока ее тело не напряглось от боли, выдавив из нее стон. Я положил цветы ей на колени и осторожно поднял ее на руки, придерживая за спину и под коленями. – Герберы прекрасны, – сказала она, вдохнув в себя аромат. – Такие яркие и жизнерадостные. Я кивнул. Даже в темноте, мучаясь от боли, Дарлин не утратила способность отдавать, оставалась щедрой и полной жизни. Я прижал ее крепче и понес через весь театр, устроив ее голову под своим подбородком, а руку на груди. Мы вошли в зеленую комнату, где труппа моментально прекратила свое маленькое торжество. – Ты сломал ей чертову ногу, – огрызнулся я на ее партнера. – Это была случайность. – Дарлин схватилась за меня крепче. – Случайность или нет, он должен был быть аккуратнее, – добавил я, по-прежнему пристально глядя на парня, а затем осмотрев всю труппу целиком. – Все вы. Должны были позаботиться о ней. «Я должен был позаботиться о ней». – И, кого бы вы ни нашли ей на замену, он не будет стоить и одной десятой ее таланта. – Я посмотрел на Дарлин. – Где твои вещи? – В шкафчике, – указала она. – Вот, держи. – Низкая женщина в очках принесла сумку и серый потрепанный свитер Дарлин, который она тут же положила на колени рядом с цветами. – Ты была великолепна сегодня, – проговорила женщина, переводя взгляд то на меня, то на Дарлин. – Он прав. Надеюсь, ты быстро поправишься. Любому танцевальному коллективу будет за счастье заполучить тебя. – Спасибо, Паула, – прошептала Дарлин. Я вынес ее из театра на прохладную ночную улицу, где ветер заставил платье Дарлин скользнуть по ноге. Она задрожала, издав слабый всхлип. – Боже, как же больно. – Не против вызвать такси или «Убер»? – спросил я, пытаясь отвлечь ее от мыслей. – Я бы и сам сделал это с радостью, но у меня заняты руки. Она улыбнулась и достала из своей сумочки телефон. – Опусти меня, я тяжелая. – Совсем нет, – ответил я. «Я не отпущу тебя». Через несколько минут подъехало такси, и я ужасно обрадовался, что в салоне оказалось тепло. Мы залезли на заднее сиденье, и я прижал Дарлин к себе, обнимая. И, когда она прильнула ко мне, почувствовал, что она моя, что никогда в жизни еще не испытывал такого счастья. Немного надломанное счастье, учитывая ситуацию с Эбботами. Мне показалось, что я слишком многого прошу, на слишком многое надеюсь, но уже мысленно потянулся к будущему, в котором есть и она, и Оливия. Настоящая жизнь. «Семья?» – Спасибо, что пришел на выступление, – сказала Дарлин, вырывая меня из плена мыслей. – Я даже не могу выразить словами, как много это для меня значит. Меня охватило чувство стыда за то, что я практически сдался. Как близко подошел к тому, чтобы позволить собственному страху удержать меня дома. Я не стал бы свидетелем ее прекрасного танца, не смог бы поддержать, когда она травмировала ногу. Я ничего не ответил на ее слова и лишь крепче прижал к себе. – Я звонила родителям несколько дней назад, – сообщила Дарлин, уткнувшись мне в грудь. – Я так долго тянула, чтобы рассказать им о шоу, потому что боялась получить отказ, если бы предупредила бы их заранее. Я думала, что будет не так больно, если расскажу им в последнюю минуту. Тогда они откажутся, и это будет иметь какой-то смысл. Что-то вроде страховки, понимаешь? – Да, понимаю. – И я даже не рассказала своим лучшим друзьям. Я так жалею теперь об этом. Хотелось бы мне быть чуть смелее. – Ты храбрая, Дарлин. Храбрее всех, кого я знаю. – Однажды нечто подобное сказал мой лучший друг Бекетт. Не знаю, верить ли, но я медленными шажками приближаюсь к этому. Возможно, это не лучшее выступление, но оно было первым. Первым с тех пор, как я избавилась от зависимости. Она вытянула шею и посмотрела на меня. – Сегодняшний вечер был настоящей катастрофой, но он также стал лучшим, чем я могла себе представить. Мне нужна была чья-то поддержка. – Ее глаза заблестели. – И ты пришел. – Это не было катастрофой. Ты танцевала невероятно. – Я сглотнул. – Да, я появился там, но я должен поддержать тебя намного раньше.