Он взглянул на меня, уловив мое омрачившееся лицо. – Эй, прости, что вывалил на тебя все это о маме. Обычно я не говорю о своем дерьме. Ни с кем. – Я рада, что ты рассказал мне, – улыбнулась я. – Рада, что ты смог довериться. – Не самая приятная история. – Как и у многих людей, я думаю. – А что насчет тебя? – спросил он. – Я не имею в виду, что ты должна рассказать мне свою неприглядную историю, если она есть. Но, кажется, ты говорила про свою сестру? – Одна сестра, живет в Квинсе, – ответила я. – Она старше. Замужем. Идеальный муж, идеальный дом, идеальное все. – А ты не заполучила ген идеальности? – О нет, я сплошное разочарование, – отозвалась я. Сойер нахмурился. – Ты совсем не похожа на разочарование. «Если бы ты только знал». – Сестра поступила в колледж, а я нет. Она строит «нормальную» карьеру в дизайне интерьеров. Я – нет. Мне всегда хотелось танцевать и связать свою жизнь с этим, а этим, как известно, на жизнь не заработаешь. По крайней мере, так считают мои родители. – Ты поэтому переехала сюда? Чтобы заниматься любимым делом? – Да, – согласилась я. – Начать жизнь с чистого лица. – Новая жизнь – это хорошо. Эмметт начинает ее каждый день, – улыбнулся Сойер. – Когда я получу работу, вернее, если получу работу, то тоже начну. – Ты получишь ее, – уверила его. – И сдашь экзамен. Не только у твоего брата имеется гениальный IQ. Сойер махнул рукой. – Не, он чертов гений. – А у тебя фотографическая память, верно? – засмеялась я. – Мне же с трудом удается вспомнить, во что я была вчера одета. – На тебе были джинсовые шорты поверх черных рваных колготок, черная шелковая блузка с золотыми цветами и черепами, – сообщил Сойер. – И армейские ботинки. Я уставилась на него, пока румянец расползался по моим щекам. – Откуда ты это знаешь? – Прошлым вечером я выходил из поезда, на который ты садилась и не заметила меня. – Я торопилась на репетицию, – выпалила я. «И на собрание АН после». Но эту часть своей жизни я решила держать при себе. Мне хотелось выстроить максимально высокую стену между нынешней собой и бывшей наркоманкой. – Ну ладно, мегамозг, а что на мне было надето, когда я сидела с Оливией? – Черные легинсы, длинная белая футболка и армейские ботинки. – А в день нашего знакомства? – Бежевая юбка – льняная, кажется, – джинсовая рубашка на пуговицах, бордовые гетры до колена, – он усмехнулся. – И армейские ботинки. – Господи, тебя послушать, так я хожу, как неряха. – Ты не неряха, – быстро сказал он. – Ты выглядишь собой. Я еще никогда не встречал человека, чей внешний вид так совпадал бы с личностью. – Спасибо. – Щеки снова залились румянцем. Момент захватит нас и застыл, весь город погрузился в абсолютную тишину. Я едва ли моргала, пытаясь запечатлеть каждую секунду мгновения. Как золотистого цвета волосы переливались в лучах яркого солнца, как его темно-карие глаза смотрели на меня. Оливия зашевелилась во сне. – Она сегодня рано встала, и это означает, что я тоже проснулся вместе с ней. Нам пора возвращаться. – Да, мне тоже. У меня еще репетиция. Мы собрали мини-пикник, и Сойер осторожно уложил Оливию в коляску. Мы шли обратно к дому в тишине, и в кои-то веки у меня не было искушения заполнить ее разговорами. Я не знала, что сказать. Одна моя половина была опустошена идеями Сойера о том, что наркоманы никогда не искупят свою вину, а другая половина пьянела от его взгляда в тот идеально прекрасный момент на солнце. – Значит, репетиция, – сказал Сойер, когда мы вошли в дом. – Это для того шоу, куда ты прослушивалась? Он отстегнул спящую Оливию и аккуратно поднял ее на руки. Я сложила коляску и последовала за ним наверх, будто мы делали это долгие годы. – Да, в Академии танца. До пяти. Он отпер дверь и понес Оливию в кроватку, пока я ставила коляску возле входа. Сойер вернулся спустя мгновение, засунув руки в карманы джинсов. Тишина между нами ощущалась иначе. Больше не было Оливии, чтобы служить буфером. Были только я и Сойер. Я не знала, чем заполнить тишину, поэтому выпалила первое, что пришло в голову: – Трудно ли иметь память, которая не позволяет тебе забыть любую мелочь? – Иногда, – ответил он, и слово повисло между нами. – Думаю, это раздражает – помнить каждую бессмысленную мелочь. Например, что носит твоя соседка. Он задержал взгляд на мне. – Не все так плохо. – Он на секунду отвернулся. – Я помню, во что ты была одета той ночью, когда пришла рассказать о прослушивании. – И что же на мне было надето? – тихо спросила я. – Платье. На тебе было персиковое платье, похожее больше на комбинацию. – В его взгляде я увидела то, чего раньше не было, когда он снова посмотрел на меня. – И больше ничего. – Ты запомнил это? – Я помню все о той ночи, Дарлин. – Ох, – я сглотнула. – Это мило. «Это мило?» Я поморщилась. – Ну, мне пора. – Позволь открыть тебе дверь. Он придвинулся ближе ко мне и наклонился, чтобы открыть дверь, но каким-то образом мы оказались лицом к лицу, а я – прижата спиной к двери. Сердце бешено колотилось, глаза были прикованы к нему, не в силах оторваться. Выражение лица Сойера было обеспокоенным, неуверенным. – Дарлин… – Да? «О мой бог, он собирается поцеловать меня». Меня разрывало на части: убежать прежде, чем мы сделаем что-то, о чем пожалеем, или позволить ему целовать меня до тех пор, пока я не смогу вспомнить свое имя. Взгляд Сойера переместился с моих глаз на губы, на лоб, на какую-то безумную секунду мне показалось, что он заглядывает в мой разум, где хранятся все секреты. Он нахмурился. – В чем дело? – спросила я. – Что это? – Он поднял руку, чтобы откинуть прядь волос с моего виска. – У тебя здесь синяк. Его глаза смотрели прямо в мои. А кончики его пальцев все еще лежали на моей щеке. – Ах, это, – прохрипела я. Мое сердце отбивало такой бешеный ритм, что я едва могла себя слышать. – Партнер по танцам ударил меня. Выражение лица Сойера ожесточилось.